Кобринская И.Я.

Прежде всего хочу поблагодарить Фонд Горбачева за приглашение, а Юрия Антоновича (Борко. – Сост.) – за прекрасный доклад. Я хотела бы остановиться на нескольких темах, часть из которых уже упоминали коллеги.
Первое. Хотя это может прозвучать неожиданно, я считаю, что мы – в этой аудитории, и Россия в целом – можем позволить себе спокойно и даже отстраненно анализировать проблемы, подобные расширению ЕС и пр., так как в ближайшие три-пять лет мы по-прежнему будем находиться в исключительно благоприятной ситуации. Я считаю, что президенту Путину просто повезло как с кризисом 98-го года, так и с развитием международных событий. По сути, Россия находится в положении наблюдателя – иногда более, иногда менее активного – в отношении происходящих в мире процессов, включая и расширение НАТО, и расширение Евросоюза. Россия не находится в ситуации цейтнота. Мы можем позволить себе «расслабиться». Что бы ни происходило в мире – и события 11 сентября тому подтверждением – на ситуации внутри страны, на экономической ситуации, на ситуации в сфере безопасности, это прямо не отражается. Мы – я имею в виду и элиту, и власть, и экспертов – имеем некоторое время, чтобы выбрать и разработать ту стратегию и тактику, которые принесут плоды через три-пять лет, когда процессы интеграции и глобализации начнут затрагивать Россию в большей степени.
Второе. Я буду оценивать происходящее в Европе с традиционной точки зрения интересов России. И тогда мы увидим, что по сути дела для России Евросоюз – это единственный и реальный относительно беспроблемный институциональный партнер в мире (Организация Объединенных Наций – отдельная тема). НАТО таковым не является. ОБСЕ крайне неэффективна. А других влиятельных и эффективных международных институтов в этой части света я не вижу. Почему я так считаю?
Во-первых, в партнерстве с ЕС особенно важны отношения с ним как с институтом, вовлекающим, адаптирующим Россию к современным интеграционным процессам.
Во-вторых, то, что Евросоюз функционирует в соответствие с механизмами и правилами, которые он (естественно с определенными допущениями) сам соблюдает и требует их соблюдения от стран-кандидатов, делает ЕС партнером предсказуемым и достаточно прозрачным.
В-третьих, я считаю, что у нас нет принципиальных разногласий, противоречий – ни политических, ни экономических, ни – что становится все более важным фактором – ценностных, или цивилизационных. Причем сближение началось еще со времен Михаила Сергеевича. Некий «щелчок» – изменение в отношении России к интеграционным процессам в Европе – я услышала в 87-м году: перестали говорить о Соединенных Штатах Европы; европейская интеграция стала рассматриваться в положительном ключе.
В-четвертых, европейские интересы и ценности соответствуют интересам правящих режимов в России, их властным амбициям и неким властным инстинктам. Подтверждение тому – позиция властных режимов в последние 15 лет. Почему? Потому что Европа как партнер для России и ее властных режимов беспроигрышна. Она более интересна, более ощутима, осязаема что ли, чем Соединенные Штаты. С ней можно говорить на равных. В отношениях с Европой практически не бывает ситуаций, когда Россия оказывается резко отброшена. Мы не получаем резких пощечин. Россия в состоянии «держать удар». Даже по вопросу Чечни.
В-пятых, что тесно взаимосвязано с предыдущим тезисом, – важно то, что в России, если не благоприятное, то индифферентное общественное мнение в отношении расширения Евросоюза и вообще Европейского Союза. Значение данного фактора будет возрастать, о чем свидетельствует опыт Центральной и Восточной Европы. Об этом уже говорил Руслан Семенович. Эксперты и политики во Франции и Германии, например, разделяют собственно проблемы Евросоюза, его развития и расширения, и проблемы формирования общественного мнения по этим вопросам. Эти процессы идут не то что параллельно – они расходятся. Общественное мнение, особенно в странах-кандидатах, все более негативно реагирует на евроинтеграцию. Аналогичные проблемы есть и в самом Евросоюзе. У нас же пока такого расхождения нет, в силу того, о чем я уже говорила – мы находимся в позиции наблюдателя. Очевидно, будем в ней 5-10-15 и более лет. Также очевидно и то, что при любом варианте сближение, «встраивания» России в европейскую интеграцию, мы никогда не будем «внутри», мы будем «с» (не within, а with). И мы это понимаем, и европейцы. Что обеспечивает определенную свободу маневра и в политике, и в работе с общественным мнением.
Все это позволяет говорить о том, что ЕС для России не только серьезный, но и относительно беспроблемный партнер.
Третье. Я считаю, что сотрудничество с Евросоюзом для России просто полезно и выгодно, особенно это касается взаимодействия на региональных и субрегиональных уровнях, прежде всего на Северо-Западе. И что бы ни происходило, я думаю, все-таки удастся найти решение для Калининграда с сохранением его российского суверенитета.
Четвертое. Очень выгодно для России в данный момент то, что усиливается политическая составляющая интеграции, о чем уже говорили коллеги. Сигналом этого будет то, что Турция, очевидно, будет принята. А если это произойдет, то никакие иные соображения, кроме политических, причем более широких, выходящих за рамки собственно Евросоюза, не могут быть объяснением. Для России эта тенденция важна, так как позволяет Европе развивать отношения с нами, закрывая глаза на несоблюдение Россией ряда принципов и норм. Я имею в виду Чечню. Другое дело, что это наша головная боль, и мы должны решать проблему Чечни. Мы должны строить гражданское общество и правовое государство.
Пятое. На самом деле Европа, наверное, единственный регион, который не может себе позволить то, что год или полгода назад называлось «Russia fatigue». Давайте вспомним, что делал и говорил Путин полтора года подряд. Его основной massage был – «Россия существует, включайте Россию в диалог». Европа, в отличие от США, не может устать от России. Россия для нее существует, и никуда Европа от этого не денется. Россия для Европы – во-первых, энергоносители и, во-вторых, безопасность. Второй фактор стал особенно актуальным после 11 сентября.
Более того, чем менее стабильной будет ситуация в сфере безопасности, тем больше возможностей появляется для России, которая может стать не просто подбрюшьем Европы. Мы можем быть «кишками» Европы в смысле английской идиомы «to have guts» (иметь смелость, отвагу, решительность). Потому что у Европы своих «guts» нет. И даже еврокорпус, когда он будет создан, вряд ли сможет стать эффективным инструментом миротворчества, предотвращения кризисов и урегулирования конфликтов, в том случае, если из этих процессов выйдут Соединенные Штаты, а НАТО перестанет играть ту роль, которую она играет сейчас. А мне кажется, что через 3-5 лет это произойдет; собственно, это уже происходит в Афганистане. В этом случае роль России в сфере поддержания безопасности, миротворчества, особенно ее значение в этом качестве для Европы, существенно усилится. Более того, Россия уже сейчас может выступать с новыми предложениями о создании новой системы безопасности, по меньшей мере, ее формата, с тем, чтобы через 3-5-7 лет, когда будет понятно, куда мы вообще идем, оказаться в группе, принимающей решения.
Шестое. Политика России в отношении ЕС. И здесь я бы выделила два аспекта – стратегический и тактический. Если говорить о стратегическом, то, и это уже звучит как заклинание, – не следует потирать руки, наблюдая разногласия между Старым и Новым светом, тем более пытаться сыграть на них. Мы должны понимать, что евроатлантические связи никуда не денутся. Фактор Соединенных Штатов остается главнейшим и для нас, и для Европы. Россия пристально следит за тем, что делают Штаты, мы пытаемся прогнозировать – вернутся ли они к односторонности, или сохранят высокую степень вовлеченности, будут посылать свои войска – или не будут, с каким мандатом, какие резолюции будут приниматься для проведения операций и т.д. Но в любом случае, что будет с Соединенными Штатами через 5-10-15 лет, какова будет их роль в мире – все это чрезвычайно важно и для нас, и для Европы.
Седьмое. Соотношение интеграционных процессов в СНГ и в Европе. Мне кажется, и об этом говорится в докладе Юрия Антоновича, мы согласны в том, что в постсоветском пространстве идут разноскоростные и многовекторные процессы. Возможно, вокруг ядра – возможно, федерации двух-четырех государств – будут формироваться концентрические круги, менее тесно интегрированные. Возможно, различной степени интеграция более активно пойдет по региональным направлениям.
В ЕС также существует ядро, а его будущее развитие по мере расширения пока окончательно не определено. Большое роль продолжают играть «гранды» и их отношения между собой. В любом случае президент, как мне кажется, выбрал достаточно эффективную тактику. При этом следует признать, что Путин чрезвычайно активен и, с моей точки зрения, он идет на 2-3 шага впереди МИДа, других ведомств и экспертов. Он использует разноскоростные процессы в Европе, сделал акцент на двусторонние отношения. То есть, в одном случае он едет к Шрёдеру, в другом – к Блэру. Что правильно. Но в основном не касается проблем евроинтеграции. Однако в определенный момент для России важными окажутся различия в отношении Франции и Германии к развитию ЕС, выбор модели европейской интеграции. Поэтому, ведя переговоры с Парижем, Берлином, Лондоном, следует учитывать эти различия. Одновременно, уделяя внимание двусторонним отношениям, необходимо понимать, что европейская интеграция, Евросоюз – это реальность, фактор, который все в большей степени влияет на политику европейских «грандов», ограничивает свободу принятия ими решений. Сложная европейская материя требует изучения и передачи экспертных знаний лицам, принимающим решения. В этом наша роль, роль экспертов.
Восьмое. Отношения со странами-кандидатами, о чем уже говорил Руслан Семенович. Определенное движение в этом направлении наметилось, в данный момент, например, в отношениях с Польшей. Россия пока имеем возможность, правда, весьма ограниченную, продвинуться на рынки этих стран. Но главное, страны ЦВЕ очень хотят войти на наш рынок, обеспечить некие гарантии и своим инвестициям, и своим промышленникам до того, как они войдут Евросоюз. Эти процессы важны для решения проблемы Калининграда. Наметившуюся в последнее время динамику следует поддерживать.
И последнее. Я абсолютно согласна с теми, кто говорил о том, что сфера безопасности, сфера политическая, имеет сейчас ключевое значение. Она действительно важна, а для России, кроме того, и очень выгодна. Общая внешняя политика и политика в сфере безопасности Европейского Союза находятся пока в очень рыхлом состоянии, что дает России возможность выдвижения долгосрочных инициатив, которые имеют шанс на успех, в отличие от сближения с НАТО, на пути которого стоят практически непреодолимые барьеры – заформализованность, устоявшийся механизм альянса, стереотипы мышления. В то время как незаформализованность отношений с ЕС, как мне представляется, через год, через два, а может быть и раньше, позволит выступить с инициативой создания нового формата системы безопасности, которая, безусловно, необходима, и в которой Россия уже будет играть совершенно иную роль, соответствующую ее положению. Спасибо.