Сиденко О.А.Мне бы хотелось остановиться на некоторых моментах. Во-первых, на таком теоретическом моменте. Как известно, любая системная трансформация – это частично управляемый процесс. В той мере, в какой элита располагает ресурсами, она может контролировать какие-то изменения. Опять же любые реформы, особенно масштабные, предполагают некую идею институционализации – отчасти стихийную, отчасти направленную, что вызывает, собственно, к жизни процессы самоорганизации общества. То есть это встречное движение, точнее, это параллельное движение не обязательно встречного характера, а может быть, и совершенно полярного характера. Скажем, вектор реформ направленных, может быть, в одну сторону и вектор спонтанных изменений в логике самоорганизации системы – совершенно в другую. При этом если реформаторы еще будут демонстрировать недальновидность, стратегические и тактические ошибки и просчеты, то соответственно цена может вырасти просто до невероятности. Скажем, феномен двойной бухгалтерии, вообще теневой экономики, которую мы получили, а теперь не можем изжить ее, и это очень большая проблема. Собственно, во многом ведь побочный продукт деятельности реформаторов. То есть рентоориентированное поведение так и не было пресечено, собственно говоря. Более того, создавались такие правила игры, которые провоцировали рентоориентированное поведение во всех проявлениях. Опять же не стоит забывать о том, что, допустим, тот феномен, с которым сейчас не может справиться российское государство, это высокий уровень коррумпированности, что, в общем-то, коррупция – это всего лишь симптом, т.е. есть спрос, будет предложение. При соответствующих правилах игры, когда дешевле заплатить налог, чем все это соблюдать, безусловно, будет спрос на эти коррупционные услуги. А что с этим не делать, кого не ставить во главе и какие меры соответственно при этом не предпринимать? В этом плане, конечно, российское государство, как и любое собственное государство в странах Центрально-Восточной Европы, попало в парадоксальную ситуацию. Ориентируясь на некую демократическую модель, - предположим, что такая ориентация была, - оно вынуждено было ограничивать самую себя. Располагая огромными ресурсами соответственно, она не умела ими ... При этом общество в значительной мере эти ресурсами не располагало, было лишено соответственно возможности для саморазвития, самоорганизация, и контролировать это государство в этом процессе оказалось, в общем, не в состоянии. К сожалению, ситуация сохраняется. То есть общество опять вне игры, соответственно общество опять вне политики, и государство снова пытается как-то себя выстроить, чтобы решить какие-то задачи модернизации или самосохранения или выживания, что вероятнее соответственно для внешней правящей элиты. И при этом мы все приходим к выводу, что эта система власти крайне не эффективна, что на вызовы, которые, вполне вероятно, эта элита ответить не в состоянии, что, вероятно, в перспективе выхода из кризиса самое неприятное – это распад социальной системы. Кто-то говорит: развал российского государства. Кто-то говорит: деградация социальная – это нравственное российское общество и т.д., и т.д. Это, действительно, самый паршивый выход из кризисной ситуации. Хотелось бы в этой связи обратить внимание на некую нашу методологию анализа. Разумеется, об идеологической интерпретации я речь вообще здесь не веду, т.е. идеология – это идеология, наука – это наука. Мы, собственно, эти вещи разделяем. Мне кажется, только комплексный анализ всех проблем, т.е. попытка выявить ключевые какие-то факторы, попытка связать эти факторы в некую единую систему, она, собственно, позволит нам увидеть, что грядет, т.е. где допустимые какие-то пределы, где возможные варианты выхода из этого всего. В этом плане, конечно, Елена Борисовна, очень жаль, что наш проект – это будущее России, взгляд из центра и регионов – не был реализован, как он задумывался, так как междисциплинарное исследование не от нас зависело. То есть как междисциплинарное комплексное исследование он, собственно говоря, так и не получил свое развитие, хотя тут нужно объединение усилий как экономистов, политологов, социологов. Из разных плоскостей надо выявлять все эти детерминации и соответственно просто просчитывать вплоть до того, чтобы выстаивать довольно сложные модели. Иначе получается, что мы где-то рассуждаем в одной плоскости, в другой - делаем некие такие обобщения разной глубины, но все равно это как-то однобокий взгляд. Спасибо. Кувалдин В. Б.: Справедливо, что у нас сейчас в фокусе внимания, оказалась постсоветская элита. Один из фундаментальных выводов того исследования, которое здесь представила Елена Борисовна, как раз и в том заключался, что внутриэлитарные процессы имеют ключевое значение для страны. Здесь и ее точка зрения полностью совпадает с оценками коллег из регионов. Сегодня мы услышали в ее адрес много нелестного и даже апокалиптического. Ради объективности, позвольте провести небольшое сравнение. Мне пришлось наблюдать с близкого расстояния советскую элиту, как она вела себя в ее роковые минуты, т.е. 1989-1991гг. Это был, действительно, «Титаник». Они ничего не забыли, ничему не научились, ничего толком не могли, утратили страну и, естественно, потеряли свое положение элиты. Об их преемниках можно сказать много и, в том числе, весьма нелестного. К сожалению, это справедливо. В то же время, у меня ощущение, что они все-таки намного более жизнеспособны. Одна из черт путинского времени ... Соловей В. Д.: Это вообще характерно для простейших. Они всегда более жизнеспособны. Кувалдин В. Б.: Может быть, Валерий Дмитриевич. Тем не менее, это все-таки не отменяет саму аргументацию. Произошло одно фундаментальное изменение. Они получили в полное распоряжение самую богатую страну на свете. Получили всерьез и надолго, и расставаться с этим не хотят. Реплика: Плюс они моложе. Кувалдин В. Б.: Совершенно верно. И хорошо понимают, что эмигрировать, это значит лишь выбирать соответствующую юрисдикцию. Пример Петра Лазаренко у всех перед глазами. Они весьма реалистично оценивают в этом случае свои перспективы на будущее. И ошибочно думать, что у них нет ресурсов, способности, готовности защищать свое положение разными средствами, начиная от силовых вариантов и кончая, кстати говоря, социальной политикой. Если вы внимательно приглядитесь второму сроку Путина, то найдете те принципиальные отличия, которые есть. В частности в социальной политике. Это прямой ответ на «оранжевую революцию», подготовку которой мне пришлось наблюдать с достаточно близкого расстояния. Эти люди могут нам не нравиться. Если бы мы оказались во многих странах, которые сейчас выступают как примеры и образцы - в Соединенных Штатах, и в странах Западной Европы. На той стадии развития, когда правящая элита только оперившись, начинала превращаться из класса в себе, в класс для себя, выстраивать под себя общество и государство, то думаю, что те герои первоначального накопления понравились ничуть не больше. Тем не менее, они оказались весьма жизнеспособными. И если их советских предшественников хватило на семь десятилетий, то не вижу оснований, почему нужно хоронить нынешних и вместе с ними и страну. |
|