Соловей В.Д.

     Многоуважаемые коллеги! Я благодарен Андрею Рябову за то, что он напоследок поднял теоретическую планку нашей дискуссии. До сих пор в выступлениях мы просто описывали то, что видим, концентрируясь на отдельных элементах и сторонах описываемого нами. А ведь проблема в том, чтобы  определить существо явления (или процесса), с которым мы имеем дело. Какова социальная онтология государства, в котором мы живем? На самом деле она очень проста, лежит буквально на поверхности. Но именно из-за этого  мы ее почему-то не замечаем.

     Так вот, по своей социальной сути наше государство - классовая диктатура, классовое господство. Это не парафраз Ленина, а название статьи одного из крупных американских политических социологов Дэвида Харви  - «Возвращение классовой власти», где он описывает процесс демонтажа социального государства и перехода к неолиберальной диктатуре. Или, как изящно выразился один мой коллега еще в 2002 году, при Путине происходит укрепление приватизированного государства.

     О демонтаже социального государства мы знаем не понаслышке и наблюдаем его воочию. Путин дал новый мощный импульс демонтажу, начатому в правление Ельцина. Более того, именно в его правление классовая диктатура стала принимать свои относительно завершенные формы. Если у нас в 90-е годы были олигархи, но не было олигархии как системы власти, то сейчас у нас складывается, наконец, олигархия как система власти, формируется «железная пята».

     Можно ли этот процесс остановить? Со всей ответственностью заявляю, что, учитывая антропологическую природу кланов, которые конституировали классовую власть, они сами остановиться не могут, а будут доводить дело до логического завершения. Не только милосердие, но вообще никакое человеческое чувство никогда не постучится в их сердце. Почему – вопрос интересный, но выходящий за рамки нашей дискуссии. Впрочем, я об этом писал в нескольких своих публикациях.

     Другое дело, что, как  очень правильно подметил Вячеслав Никонов, не ясно, будет эта олигархия консолидирована или же нет. Вот главный вопрос. Если она консолидируется, то сможет противостоять практически всем внутренним и внешним вызовам. Если не консолидируется, то шанс у нас остается.

     Второй вопрос, на котором бы  хотел остановиться - прогнозирование. Неправда, что Россию нельзя предсказать. Имеется прекрасный и очень успешный мировой опыт прогнозирования кризисов. В Соединенных Штатах несколько лет функционировала специальная группа, созданная несколькими интеллектуальными центрами и правительственными учреждениями. За время своего действия она предсказала 85 % всех масштабных кризисов в мире. Это высочайшая точность прогнозирования, выше, чем у прогноза погоды.

     Что важно для России? Группой были установлены переменные, свидетельствующие о надвигающемся кризисе. В нашей богоспасаемой страны эти переменные присутствуют в очень высокой степени. Не буду их подробно характеризовать, остановлюсь лишь на одном пункте. Самое  уязвимое для кризиса государство  - полуавторитарное, полудемократическое, то есть ровно то, которое мы имеем сейчас в России.

     Сомневаюсь, что нынешнее качество российской элиты позволит ей адекватно, компетентно и эффективно отвечать на нарастающие вызовы. Ведь наши элиты формируются по антимеритократическому принципу, по признаку негативной селекции: подчиненные должны быть глупее и хуже начальника. И этот принцип распространяется на всё общество, спускается сверх вниз.

     Самая популярная балерина в России – не та, которая лучше всех танцует, а та, которая лучше всех скандалит. Чтобы стать эстрадной звездой, лучше не иметь ни голоса, ни слуха. Модные писатели не знают русской грамоты. Вот это и есть антимеритократическое общество, которое продуцируется и навязывается элитами. То, что происходило в России 90-х годов, было революцией. Но  революции заканчиваются тогда, когда в перспективе общественного мнения государство становится эффективным и справедливым. Не важно, эффективно и справедливо ли оно на самом деле. Важно, чтобы оно казалось таким.

     Так вот, для русского общества современное  государство неэффективно и несправедливо. Сложившийся в России строй считают справедливым и эффективным только 18 процентов населения.

     Хотя наше общество очень хотело стабильности, сейчас оно, кажется, начинает в ней потихоньку разочаровываться, ибо не получило вслед за стабильностью нормализации жизни. На самом деле мы живем в социальном аду, просто, находясь в нем, перестаем его замечать. Те, кто помнит советское время, могут сравнивать, и они то знают, что такое нормальная жизнь: горизонт предсказуемости, стабильность, отсутствие преступности.  В психическом отношении русское общество сейчас входит в очень плохую форму, ничуть не лучше той, в которой оно было в 1917-м году и в 1990-1991 годах. Идет колоссальный рост немотивированной агрессии, острейший экзистенциальный кризис, драматическое сокращение радиуса доверия.      Правда, пока это преимущественно или даже почти исключительно аутоагрессия, т.е. она направлена на себя или друг на друга, но не канализирована социально, политически или этнически, у нее объединяющей мишени.

     Низкий энергетический потенциал нашего общества сдерживает возможность перерастания общенационального кризиса в революцию. Но не сдерживает и не может сдержать его деградацию.      Социокультурная и антропологическая деградация заложена в саму матрицу современного российского государства – классовой диктатуры. Она кровно заинтересована в деградации общества, потому что это гарантия ее существования.

     Стоящая перед нами дилемма предельно проста: общенациональный кризис, который откроет окно возможностей, или уничтожение нашего общества в том виде, в котором мы его знаем. Не физическое уничтожение, но социальное и культурное, безусловно. Вот такой мрачный вывод следует из теоретического анализа социальной сути государства, в котором мы живем.