В.М. Гефтер

Я очень наивный человек. Я привык читать заголовки, особенно конференций, на которых бываю. Меня волнует в данном случае тема, озаглавленная двумя словами: «Судьба идей».

Совершенно согласен с тем, о чем сегодня говорилось. Конечно, то, что пережил Запад и частично Восточная Европа в смысле освобождения 1968-го, мы пережили в конце 80-х, в Перестройку. Но если на Западе после этого (я говорю не про политические, а про интеллектуальные усилия, в первуюочередь) наступила революция в умах и очень многое было пересмотрено и как следствие этого – изменилось в разных областях западной жизни, то у нас, к сожалению, после конца 80-х – начала 90-х, на фоне того, что происходило (не буду перечислять), никакой серьезной ни социологической, ни политологической, а такой базовой, если хотите, основы, не произошло. Вот Александр Архангельский сегодня сказал про вакуум смыслов, но я бы назвал это «нищетой философии». Это более классическое определение. Мы имеем в виду одно и то же.

Что я имею в виду? Давайте вспомним (те, кто может вспомнить, конечно), на чем в 60-70-е, - если взять всё поле разных дискуссий неподцензурных, -  на каких двух китах, связанных с 68-м и немножко позже годами, основывались наши размышления? В первую очередь на сахаровских размышлениях (пардон, за тавтологию) и на солженицынском «Письме вождям».

Я хочу показать, что вот эти две базовые струи в том смысле, к чему они предполагали дальнейшее размышление и во всем этом диапазоне смысла между ними, практически нами были не освоены. Именно нами – я подчеркиваю. Я не хочу сейчас об этом говорить. Об этом хорошо говорили и Павел, и Татьяна – о том, что происходило на политологическом и социологическом уровне и в перестройку, и позже. Понятно, но я сейчас говорю именно про нашу деятельность.

Причем, я сразу подчеркну: я, конечно, не верю, в то, что если даже два великих человека что-то изобрели, по одной работе написали, то значит, жизнь страны пойдет в соответствие с той или другой голой и достаточно непроработанной идеей. Но одновременно все-таки мне кажется, что не учитывать того, что в те годы была хоть какая-то попытка и этих двух людей и их сторонников и массы других продумать будущее страны, а не только критику – известно, какого прошлого, - она продолжения своего не получила ни в разгар перестройки, ни тем более после нее.

Давайте возьмем для примера сахаровскую идею конвергенции - для меня главную в его работе 1968 года. Мне кажется, что в каком-то смысле она реализовалась в том, что мы имели с 90-го года. Только реализовалась совершенно не так, как мы, наверное, идеалистически ожидали. Смешение (Татьяна об этом очень правильно говорила) советских методов управления с таким первобытным, асоциальным рыночным хозяйством, которое произошло в 90-е годы, дало совершенно другую конвергенцию - ту, о которой писал Андрей Дмитриевич.

Я думаю, то, что происходит теперь, можем называть по-разному. Например, одни (и тут уже это прозвучало) могут это назвать чекистской реставрацией. Другие могут сказать на каком-то классическом языке, что происходит консервативная революция.

А у меня такое впечатление, что возможно конвергенция просто пошла по какой-то новой траектории – государственнической, державно-имперской траектории. И давайте спросим себя, а что это, мы такие уникальные? Что, предположим, Штаты или Китай – они что, вне этой конвергенции того типа, о котором когда-то писал Андрей Дмитриевич? Я думаю, что мы увидим, что это не только наша национальная особенность.

Теперь вопрос такой и, может быть, предпоследний. Скажите, то, что сейчас происходит в последние годы, скажем, в этом веке после 11 сентября и в свете нынешнего кризиса, это что, крах либеральной идеи конвергенции? Это вот крах того самого конца истории, о котором известно, кто и в связи с чем писал. Или это вообще крах идеи конвергенции?

Мне кажется, что когда мы сегодня обсуждали всевозможные «измы», в том числе сторонники адепта истинного социализма и т.д., это уже все-таки немножко прошедший этап, что мы переходим, возможно, в другое измерение, в другой мир – мир дивергенции. И это будет, может быть, принципиальным отличием следующих поколений.

И вот тогда в связи с этим я хочу спросить. Если невозможна конвергенция ни коммунистическая, ни последовавшая либеральная, ни, возможно, идеально социалистическая в том виде, как об этом сегодня говорили, то что значит это наличие дивергенции, т.е. разнообразие, расхождение даже во многом разных путей развития в мировом масштабе?

Вот я очень боюсь, что здесь может победить как раз та идея, которую проповедовал Солженицын, - национального эгоизма, национально-государственного отделения и развития, несмотря на все глобализационные процессы.

Мне кажется, что именно это поле мы должны сейчас обсуждать. Не то, почему не получилась конвергенция, какие в ней есть опасности, а как сдержать ту негативную дивергенцию, к которой все больше и больше двигается мир. Вот это, по-моему, самая большая угроза, и в том числе для России.