А.А. Аузан

Я немножко удивлен одним обстоятельством. Такое ощущение, что мы с вами ведем это очень интересное и такое, я бы сказал, глубинное обсуждение где-нибудь в марте 2008 года. Потому что я вынужден, как экономист, привнести в зал, нельзя сказать – свежее, ацетоновое дыхание мирового кризиса.

Дело в том, что 1968 год, на самом деле, - это мировой тектонический разлом. Он прошел практически через весь мир. Да, он по-разному выразился, вылился в Париже, Сан-Франциско, Праге, Москве, Пекине. Но этот разлом прошел и это был ценностный сдвиг. И этим закончился первый период послевоенный истории, а сейчас заканчивается второй. 2008-й год обозначил исторический рубеж, как в свое время 1968 год.

Поэтому меня немножко удивляет, что мы пытаемся обсуждать ностальгически и чуть-чуть локально то, что происходит, в то время, как сама тема активизировалась. Например, вопрос о мировом правительстве снова стоит на повестке дня, причем как практический вопрос.

Самую страшную развилку кризиса (сейчас экономисты всё гадости говорят) мы прошли в сентябре. Не будет гибели мировой финансовой системы. Это означает, что хуже, чем великая депрессия, уже не будет. Это у меня добрая новость. Но следующая развилка-то какая?

А следующая развилка – либо срочно строится новая система не только экономических, но и политических правил. Нельзя сейчас построить систему экономических институтов, не меняя мировую систему политических институтов. Это будет абсолютно неэффективно. И тогда спасение в мировом кризисе идет совместное. Либо каждый спасается поодиночке, за счет другого. И хочу сказать честно, насколько я знаю, все правительства готовятся и к тому, и к другому варианту.

Как нам срочно переустроить этот самый мир, возможно ли это? Хочу сказать, что я полностью солидарен с Сергеем Адамовичем в том, что это вопрос о ценностях, но это кризис ценностей, Сергей Адамович. Он теперь носит открытый характер.

Консервативный и не очень интеллектуальный действующий президент Соединенных Штатов Америки говорит: я пойду на эти меры, хотя они явно противоречат моей философии; и то же самое делает французский президент (он делает то, что можно было ожидать от французских социалистов, а он - не социалист). А осознание того, что происходит сдвиг координат, по-моему, в верхних слоях атмосферы уже присутствует.

Я в принципе согласен с Натальей Борисовной, что колея российской истории опять замкнулась. Опять всё, как по Николаю Бердяеву. Между февралем и октябрем 1917 года перед изумленным русским взглядом парадом прошли все возможные партии и идеи. И что же выбрал русский человек? То, что имел. Царя и державу. Но, дорогие мои, это происходит в момент, когда в мире пошла подвижка, и очень трудно сказать, что будет весной этого года не во Франции, а в России. Потому что и кризис идет совершенно другими путями.

Горбачев М.С. Весна будет.

Аузан А.А. Весна будет. Но весной, уважаемый Михаил Сергеевич, бывают самые разные погодные явления. Поэтому, мне кажется, ...

Горбачев М.С. Слава Богу, что мы не можем и это еще исковеркать и отменить. Весна будет.

Аузан А.А. Весна будет. Но не очень понятно когда, где и какая.

Снова возникли структурная неопределенность, непредсказуемость будущего. И, может быть, это даже более сильный вызов, чем угроза возвращения в колею.

С нас спросит история, а мы опять не сможем ответить и, похоже, что спросит очень скоро. И спросит не только про нашу страну, а спросит про мир: а где, господа российская интеллигенция, ваши идеи про то, а как вытаскивать этот мир, который в прежних своих конструкциях начинает разваливаться? А мы что скажем? Есть сквозные исторические проблемы. Например, мы понимаем, что был высокий всплеск общественной активности перестройки, и потом это всё уходило, уходило и почти ушло. Уже сухие пески. Но, друзья мои, а давайте посмотрим, что происходило на Западе, что пишет Фукуяма об изменении структуры социального капитала. Да, есть активность, есть доверие, но общество разошлось на мелкие кружки цветоводов. Там же тоже эта река разлилась и перестала давить на власть, влиять на бизнес так, как это было раньше. Это вообще проблема.

На мой взгляд, социальный капитал не может концентрироваться, если не решаются вопросы ценностей. Потому что очень легко объединяться со своими. Почти невозможно объединяться с другими, с разными. С разными действительно трудно.

Действительно  тяжело иметь дело с другими. Тяжело строить мосты поперек реки, проще – вдоль, ноги мочить не надо. На мой взгляд, развитие социального капитала в эту сторону, когда разные начинают доверять друг другу и разговаривать, возможно только, если есть такой фактор, как ценности. Предстоит период конкуренции ценностей и создание новых, позитивно работающих для мира мифологем, и это, мне кажется, наша с вами работа.