Терехов В.П.

Я хотел бы вернуться к некоторым практическим вопросам. В будущем году истекает срок действия нашего соглашения о добрососедстве, партнерстве и сотрудничестве с ЕС. Естественно возникает вопрос, что дальше? То ли мы с этим соглашением будем жить, просто ничего не меняя, то ли мы придумаем новые соглашения, то ли внесем какие-то изменения в него или придумаем, может быть, какую-то другую модель.

Над этим сейчас думают и в Германии, и в других европейских странах. А поскольку Германия в будущем году принимает на себя председательство в Европейском Союзе, то, естественно, для них первейшая задача сейчас - разработать какие-то представления на этот счет, которые надо обсудить со своими партнерами по Европейскому Союзу и обсудить, конечно, с Россией.

Есть информация о том, что такая работа сейчас ведется, причем достаточно целенаправленная работа. Германия вместе со своими союзниками ищет новые подходы к новому этапу сотрудничества с Россией.

Что интересно, в основе этого нового подхода лежит старая идея социал-демократов – разработать современное понимание их старой идеи: трансформация путем сближения. Концепция, которую они разработали еще в конце 60-х годов и затем успешно применили в 70-80-е годы в отношении ГДР. Чем закончилась эта трансформация, мы все знаем.

Понятно, что в прежнем виде и в приложении к России эта концепция не применима. Не получится. Россия – не ГДР. Однако заложенные в этой концепции идеи, приемы, представляются, в том числе и западным представителям, немецким представителям, вполне пригодными для того, чтобы можно было их использовать как-то в отношениях с нашим государством. Собственно, элемент этой концепции пытались использовать в течение последних 15 лет, но Запад не вполне удовлетворен достигнутыми результатами за эти 15 лет. Бытует мнение, что Россия все еще недостаточно продвинулась по пути демократизации. Не станем с этим спорить.

Считается, что не сложилось гражданское общество, не соблюдаются права и свободы, нет свободы печати. Недостаточно эффективно функционирует судебная система. Нет оптимальных рамочных условий для иностранных инвестиций. В общем, список очень длинный. Можно, конечно, его продолжать и добавить, и мы сами, наверное, можем сказать гораздо больше, чем они нам говорят по поводу наших недостатков, вспоминая старую шутку, что у нас плохо, сами знаем, скажите, что у нас хорошо. Зачастую они критикуют нас не за то, за что мы хотели бы сами себя критиковать. За это они нас не критикуют. Но это, как говорится, вопрос другой.

По тем представлениям, которые сейчас в ЕС существуют и которые в ходе этой предварительной подготовительной работы просматриваются, на Россию все еще смотрят как на страну, которая проходит испытание, испытание на демократическую состоятельность. Имея в виду тот огромный потенциал, которым обладает Россия, и видя ее возможности как эвентуального конкурента, облегчать это испытание, в общем-то, никто не собирается.

С учетом этого концепция трансформации через сближение в ее современном виде должна, видимо, содержать определенные требования к России, которые она должна последовательно выполнять. Тогда и будет продвижение по пути сотрудничества.

О чем они мыслят, когда говорят о стратегическом партнерстве с Россией (а такие разговоры ведутся)? В частности, в одной бумаге говорится о том, что они будут обращать критическое внимание на процессы внутреннего развития партнера, настаивать на том, чтобы Москвы не уклонялась от диалога о совместных ценностях. Это условие сформулировано с определенным дипломатическим изяществом, но оно не оставляет сомнений относительного того, что когда начнется формулирование конкретных задач, то будет проявляться достаточная жесткость и программа будет решительной.

Отмечают, что Россия претендует на диалог в качестве равноправного партнера. Но ЕС не спешит с признанием того, что Россия уже является равноправным партнером. Это явствует из тех разработок, которые у них есть, поскольку нам отводится роль все еще экзаменуемого. Мы по-прежнему держим экзамен.

Горбачев М.С. Им нужны такие равные партнеры, как ...

Терехов В.П. Да. Конечно, обе стороны исходят из того, что равноправное партнерство – это хорошая основа для того, чтобы создать что-то новое в наших отношениях с Европой. К этому надо стремиться. Но, я думаю, всем очевидно, что вопрос о каком-то членстве России в Европейском Союзе не идет точно так же, как не идет речь о членстве в Евросоюзе, скажем, Соединенных Штатов или Китая. У них есть своя система отношений, и в рамках этой системы они будут продолжать сотрудничество и расширять его точно так же, как и мы, видимо, должны это делать.

Другой элемент концепции – сближение. Он включает в себя создание новых связей и достижение более тесного состояния интеграции с Россией. Стратегическая цель – придание необратимого характера взаимодействию ЕС с Россией в политическом, экономическом, культурном плане с тем, чтобы Россию окончательно закрепить в рамках Большой Европы. Но это всё, как говорится, для публики, для широкой общественности. А когда речь идет о среднесрочных целях нашего сотрудничества с ЕС, то называется создание зоны свободной торговли, учреждения партнерства в энергетической сфере, прежде всего, широкая интеграция в сфере науки, образования. В общем, то, что входит в понятие «четырех пространств». Но не исключает и более тесного сотрудничества в рамках европейской политики обороны и безопасности.

Конечно, центральный элемент – стратегическое партнерство в сфере энергетики, как они его понимают. Но задача, которую они при этом ставят, состоит в том, чтобы в новом основополагающем договоре о сотрудничестве России с ЕС, если такой договор получится, цель и принципы сотрудничества были зафиксированы в соответствии с требованиями Энергетической хартии, т.е. так, как они это видят. Как известно, у нас свой подход к этому проекту.

Соображения в ФРГ относительного будущего сотрудничества с Россией формулируются пока в самом общем виде, хотя тенденция просматривается. Нацеленность на сближение нас едва ли может беспокоить, поскольку мы сами выступает за сближение, если это мыслить как нормальный процесс. Проблемы могут возникнуть при практической реализации такого сближения, но это, в общем-то, регулируемый процесс. Главное – нужна политическая воля, этот процесс подправлять в нужном для нас направлении, когда дело пойдет о трансформации.

Надо еще иметь в виду, что развитие стратегического партнерства России с ЕС рассматриваются в ФРГ в более широком контексте развития восточной политики Европейского Союза в целом. Здесь имеется в виду Центральная Азия и европейская политика соседства. Центральная Азия представляет для них большой интерес, на нее сейчас обращают серьезное внимание. И это еще раз свидетельствует о том, что Евросоюз предполагает активно работать на постсоветском пространстве. Естественно возникает вопрос, зачем, какова цель такой работы?

Прошедшие годы достаточно ясно показали, что одной из своих главных задач Запад считает недопущение консолидации государств Содружества Независимых Государств (СНГ). И тем более бывшего восточного блока вокруг России с перспективой воссоздания чего-то подобного Советскому Союзу. Избавились они в 1991 году от своего стратегического соперника и сейчас страдают своеобразным синдромом возрождения Советского Союза. Как следствие мы видим поддержку всех антироссийских проявлений по периметру границы России - от Прибалтики до Грузии. И вместе с тем наказание тех, кто меняет вектор своей политики с прозападной ориентации на пророссийскую ориентацию. Здесь Беларусь, конечно, прежде всего.

Реплика. Узбекистан.

Терехов В.П. Да, Узбекистан. Подобная позиция затрудняет формирование наших отношений с Евросоюзом и в известной мере сдерживает развитие полноценного партнерства с ЕС.

Надо сказать, что негативным остается и пропагандистский фон отношений России с Евросоюзом. Западные,  в том числе немецкие и французские СМИ, по существу продолжают ту пропагандистскую войну, которую они вели с уже несуществующим сейчас государством – Советским Союзом, просто перенацеливая ту критику против России.

Горбачев М.С. Можно сказать, что все еще базируется на сохраняющемся страхе перед Россией?

Терехов В.П. На страхе перед возможностью восстановления экономической, военной и политической мощи России, т.е. страхом перед перспективой. Потому что нынешнее состояние России пока особых страхов не вызывает, а перспектива развития России вызывает на Западе большие опасения.

Надо сказать, что миропонимание германских политиков, общественных деятелей, средств массовой информации (они, в общем, определяют состояние общества) не освободилось от конфронтационного духа. Его остатки сохраняются. Видят они нас не в качестве союзников, а все-таки в качестве конкурентов, хотя порой и заявляю обратное. Но как от этого избавиться, как вообще очистить общественное сознание от такого конфронтационного мышления – не только на Западе, но и у нас? У нас ведь тоже присутствую остатки конфронтационного сознания.

Легче всего, конечно, сказать, что СМИ виноваты, поскольку в СМИ больше всего эти идеи и проглядывают. Но, хотя есть доля вины и средств массовой информации, не они определяют погоду, а те, кто дает социальный заказ. А социальный заказ кто дает? Тот, кто имеет деньги.

Кто здесь может выступить в роли противовеса? Гражданское общество – в этом мнении все едины. Но ведь и задачу гражданского общества можно понимать по-разному. Иногда ее понимают, как вскрытие язв чужого общества. На Западе бытует такое мнение. А на самом деле задача гражданского общества состоит в том, чтобы создавать атмосферу доверия и взаимопонимания между странами. Если бы наши государства – Россия и Германия – выступили на предстоящих конференциях поборниками, идеологами, пионерами в этом деле создания такого взаимопонимания с использованием всех возможных средств (и государственных, и общественных), наверное, это был бы значительный позитивный вклад в общеевропейский процесс.

Но мы не можем не обратить внимание на то, что наблюдается определенное умолчание в отношении такого важного спектра наших отношений, как сотрудничество в сфере высоких технологий. У европейцев не заметно желания активизировать взаимодействие в этой сфере, что мы видим это на множестве примеров. Как только возникают какие-то примеры сотрудничества в сфере высоких технологий, они сразу же норовят уйти  «в кусты». Там, где надо развивать сотрудничество в сфере добычи газа и нефти, трубопроводы тянуть, разрабатывать полезные ископаемые, развивать торговлю -  здесь полная поддержка. А как только заходит речь о высоких технологиях, то здесь ничего хорошего мы пока не видим.

Справедливости ради надо сказать, что и наши экономические ведомства тоже, мягко говоря, не проявляют настойчивости в развитии наукоемких производств в нашей стране. Мы по-прежнему ориентируемся на то, что надо «Боинги» покупать за границей, а собственные авиационные заводы стоят. Пусть стоят, «Боинги» - более надежные самолеты, - подобные рассуждения не раз приходилось слышать со стороны наших либеральных экономистов. Зачем, мол, нам делать самолеты, ведь их лучше делают американцы и европейцы? Зачем нам делать электронику? Японцы это делают. Не нужно это нам вообще.

Я думаю, что это ошибка. Пока мы не освободимся от такого представления, будет очень трудно налаживать действительно полноправное и взаимовыгодное партнерство между нами и между Евросоюзом. Здесь, конечно, нам предстоит выполнять и определенные домашние задания. Без этого не обойтись

Виктор Борисович в своих тезисах справедливо указывал, что идея Большой Европы как-то угасала в последние годы. Это действительно так.

Но надо, видимо, вспомнить ту ситуацию, которая была в момент выдвижения идеи Большой Европы. Как раз на повестке дня стояло объединение Германии. И в Европе, в том числе во Франции, Великобритании, далеко не все стремились к тому, чтобы это воссоединение состоялось. Было очень много опасений на этот счет и у Миттерана, и у Тэтчер. Коль испортил на этом на вечные времена свои отношения с Тэтчер из-за ее тайного противодействия воссоединению. Да и в нашей стране, в Советском Союзе, сопротивление этой идее существовало, что известно.

В тот момент и Буш, и Коль, и Геншер пришли к мнению, что надо как-то облегчать движение по этому пути для тех, кто не уверен, что объединение Германии принесет благо. И тогда эта версия получила широкое распространение: вписать объединение Германии в общеевропейский процесс, представить дело так, что ничего страшного не происходит: Германия объединяется, но она будет тесно интегрирована в общеевропейском процессе. Мы создадим единую Большую Европу, все будем добрыми соседями и тогда никаких опасений ни у французов, ни у англичан не должно быть относительно возможной претензии Германии на гегемонизм.

Эта идея действительно произвела впечатление, Парижская хартия тогда хорошо прозвучала. А потом, когда эта задача была решена, вот тут-то уже и началось затухание этих всех усилий. И это затухание не изжито до сих пор, хотя опять-таки много разговоров, что нам этот процесс нужен.

Горбачев М.С. Первопричина не в этом ....

Терехов В.П. Рухнул Советский Союз. И эта идея приобрела совершенно другие очертания, потому что Россия предстала в другом виде. И отнюдь не только в положительном плане (о том, что мы говорим: демократизация и проч.), но она предстала еще и в очень тяжелом виде, когда в 1992 году обрушилась экономика. Я был тогда в Германии и мне приходилось ездить по всей стране собирать деньги на голодных. Представьте мои ощущения после того, что еще совсем недавно представлял из себя Советский Союз. Тяжелое было время.

И заключительное замечание. Мы процесс нашего сотрудничества с Большой Европой не можем не рассматривать в контексте того, что вообще сейчас происходит в мире. В контексте мирового перехода от индустриального к постиндустриальному обществу. Это сложный, пока еще не до конца исследованный процесс, но многие говорят и пишут (появляются уже такие исследования), что переход к постиндустриальному обществу будет чреват большими очень потрясениями, радикальными изменениями не для малоразвитых или развивающихся государств, но и для государств, которые испытают сейчас полное удовлетворение от своего существования. Потому что пересмотру могут быть подвергнуты многие догмы и многие мифы, которые управляли миром на протяжении последних десятилетий. В том числе, между прочим, и миф о всесилии либеральной экономики, которая все может урегулировать в этом мире. Во многих странах уже начинают понимать, что нельзя безучастно наблюдать за тем, как финансовые спекулянты и транснациональные корпорации перебрасывают капиталы из одного участка Земли на другой, провоцируя кризисы ради получения собственной выгоды.

Все чаще и чаще говорят о том, что необходимо какое-то международное государственное регулирование этих процессов, дабы обеспечить нормальное и, может быть, взаимовыгодное развитие для всех государств - не только «золотого миллиарда», но и развивающихся стран.
            Конечно, эта идея не особенно популярна в развитой части мире, но и сбрасывать ее со счетов тоже нельзя. Поэтому  наше сотрудничество с Европой может оказаться под воздействием этих факторов. Надо искать какие-то общие интересы в новых условиях, чтобы интересы объединенной Европы и наши российские интересы сопрягались в этом процессе перехода к постиндустриальному обществу.