А.А.Галкин

Галкин А.А. (Горбачев-Фонд). Наша дискуссия развертывается весьма интенсивно и интересно. Есть о чем поразмышлять, есть о чем поспорить..

Хотел бы только предостеречь присутствующую здесь молодежь. У нас тут выступали по-преимуществу профессора. Им по должности положено говорить убедительно и красиво. Это, однако, вовсе не означает, что следует принимать на веру каждое сказанное ими слово. Критическое отношение к сказанному - важнейшее качество истинного профессионала. Поэтому я призываю молодых слушателей слушать и думать. Думать в первую очередь. Это относится и к тому, что будет сказано мною.

Судя по уже состоявшейся дискуссии, наша встреча приобрела преимущественно «мифоборческий» характер. Почти каждый из выступавших считал своим долгом развенчать хотя бы один исторический миф. Последую и я этому примеру.

Усилиями части нашей интеллектуальной элиты (скорее квазиэлиты) в общественное сознание была внедрена мысль об идентичности фашизма и социализма (частный вариант – коммунизма). С «пиаровской» точки зрения эта мысль очень удобна. Если принять ее за аксиому, то можно выстроить вроде бы непротиворечивую логическую пирамиду. Поскольку Октябрьскую революцию именовали социалистической, значит ее можно считать неким аналогом переворотов, совершенных Муссолини в Италии, и Гитлером в Германии. Если система, утвердившаяся в России (Советском Союзе), подобна фашистской, то годы советской власти можно объявить «черной дырой» в отечественной истории и вычеркнуть их из памяти. Концепция подобия позволяет уподобить советских воинов, защищавших свое Отечество, фашистским агрессорам, поработившим всю Европу и пытавшихся стереть с карты мира нашу родину. Поскольку фашистских военных преступников судили Международным трибуналом, заседавшим в Нюрнберге, было бы полезным посадить на скамью подсудимых – за отсутствием живых руководителей тогдашнего Советского Союза - то ли еще не ушедших в иной мир ветеранов, то ли Российскую Федерацию в целом. Разумеется, такой логический вывод делают далеко не все сторонки концепции уподобления. Известно, однако, что кое-кто за рубежом отстаивает и реализует подобную практику.

Между тем, если не покидать почву науки, отстоять указанный тезис, мягко говоря, довольно трудно. Он, как говорил здесь профессор Логинов, никак не стыкуется с реалиями, с ответами на вопросы как, когда и где.

Однако было бы неверным ставить на этой констатации точку. В рассматриваемом пространстве существует реальная проблема, которая требует детального рассмотрения. Дело в том, что фашизм и социализм представляют собой реакцию на реальные социальные и политические проблемы капиталистического общества, оказавшегося на стадии острого кризиса. Но ответы, которые они предлагают в этой ситуации являются не просто альтернативными, но в высшей степени полярными. Одни вырастают из левой, другие из правоконсервативной систем ценностей. Одни – представляют собой попытку «разрулить» сложившуюся ситуацию в интересах социально ущемленного большинства населения. Другие – прийти к власти на волне накопившегося социального недовольства.

Важно отдавать себе отчет, что фашизм – не ругательство, не клеймо. Это реальный феномен современности – ХХ,. а, может быть, и ХХ1 веков. Не учитывая этого, нельзя понять ни недавней истории, ни современного хода событий.

Капиталистическое общество время от времени вползает в кризисную фазу. Накапливается множество болезненных противоречий. Общество (а, следовательно, и общественное сознание) в поисках выхода открываются по отношению к новым, альтернативным подходам. И если левые, в каждом конкретном случае, не предлагают своему населению убедительных рецептов, если они, проходят мимо реальных бед, от которых страдают люди, незанятое ими место осваивают правые радикалы. Они предлагают свои варианты решения больных вопросов. И большинство граждан на какое-то время проникается к ним доверием.

Так, в частности, произошло в свое время в Германии. Веймарскую республику на протяжении всех лет ее существования (1918-1932 гг.) потрясали национальные и социальные конфликты. Крайне острым было в то время чувство национального унижения, в основе которого лежал Версальский договор и последовавшая за ним пренебрежительно-эгоистическая политика по отношению к республике держав-победителей. Левые, погрязшие в междоусобных склоках, начали терять прежнее доверие. В то же время национал-социалисты (фашисты) нащупали реальные болезненные точки, мучавшие германское общество, и заявили о своей готовности избавить его от них. И им поверили – пусть не все, но многие. Главным при этом было то, что фашистам удалось привлечь на свою сторону значительную часть молодежи. Отсюда высокая боеспособность нацистских вооруженных сил, которую пришлось испытать и Западной Европе и нашим войнам, и сравнительная устойчивость режима, который был уничтожен лишь в результате военного поражения страны.

Кстати, если наложить аналогичный подход на события 1917 года в России, то мы получим следующую картину. Существовали две группы альтернатив. Первая: демократия европейского типа либо военная диктатура. Вторая:: углубление социальной революции либо победа праворадикальных сил, опирающихся на поверивших им массовые слои населения.

Как показала практика, первая оказалась невозможной. Классическая демократия не была в состоянии справиться с многочисленными конфликтами, затопившими страну. Попытка установить военную диктатуру, как известно, не нашла заметной поддержки даже в военных кругах.

Вторая группа альтернатив была реализована в результате прихода к власти партии большевиков. Если бы они не проявили инициативы, она оказалась бы в руках анархистов или крайне правых популистов, со всеми вытекавшими из этого последствиями.

Аналогичные альтернативы могут возникнуть и в наше время. Судя по всему, в мире накопилось немало горючего материала. Многие острые проблемы не решаются, или решаются не в должной степени. В этой связи возможны различные варианты. Но это уже особая тема, требующая специального рассмотрения.