Р.С. Гринберг
Мы выслушали два таких пространных выступления, и, мне кажется, что докладчики никак не противоречат друг другу, помимо такого, может быть, намека на полемику по поводу: отсталость – наш главный ресурс или все-таки у нас есть еще какие-то ресурсы для лидерства.
Я бы хотел сказать такую вещь. Фактор времени, который упомянул Андрей Николаевич, сейчас имеет решающее значение. В том смысле, что мы потом с чистого листа начнем через три-четыре года, пять, может быть, - вообще уже будет совсем другая страна, - либо мы все-таки еще захватим богатый потенциал старших поколений, которые еще трудятся как в науке, так и на заводах. Вот это очень важно. Это ускользающий мир. Атлантида тонет – надо признать. Потому что мы можем много раз говорить о том, что мы там мир научим, что мы сами хороши и лидерство у нас возможно в разных отраслях: и Билан первое место занял, и «Зенит». Надо сказать, что это общество очень серьезно захватывает. А на самом деле, все-таки мы имеем рост без развития. И Андрей Николаевич косвенно это подтвердил. Может быть, надо подумать о том, что делать с этим потенциалом.
Мне кажется, что мы живем в мире не благостном. Клепач сейчас сказал очень важную вещь: в зону турбулентности вступил весь мир по разным аспектам. По-видимому, он все менее благостным будет становиться. Какие-то ростки, мощные всплески протекционизма начнутся, судя по всему. Здесь надо понять, как Россия себя должна вести.
Мне кажется, что этот спор между Полтеровичем и Клепачем по поводу того, что у нас там обшивка только одна, а Андрей Николаевич сказал, что нет, там наши «мозги». Все-таки если свести это к самой сути, то вопрос сводится к тому: может ли Россия быть системным интегратором в чем-либо? Ведь в этом проблема. В конце концов, иностранный капитал идет очень мощно. Он идет, прежде всего, в топливо и сырье, в продовольствие, пиво – всё в порядке. Академик Полтерович сказал, что необязательно вызывает развитие, а чаще всего блокирует. Если даже какое-то развитие происходит, то вы все равно становитесь объектом глобализации. Именно объектом. Хотя у вас всё растет и всё такое прочее. Проблема в том, можем ли мы быть системными интеграторами? Это значит, наладить серийное производство. Это значит, каким-то образом преодолеть вековые традиции непревращения научных достижений в серийное производство.
Мой любимый писатель Иван Сергеевич Тургенев написал такой роман «Дым». И там два продвинутых помещика, то ли в Париже, то ли в Баден-Бадене, где была мировая выставка. Один другому говорит: смотри, что здесь происходит. Если Россия исчезнет, никто не заметит (а это было 120-130 лет назад). И сегодня такая же история. Вот здесь нам надо понять, что советская система, как бы к ней ни относиться, эта была победа русского идеализма, который переплавил собственные достижения в громадную индустрию и в потрясающие совершенно такие вещи под названием «наука, культура, образование, здравоохранение». Ясно, что мы не можем по всему фронту это всё поддерживать. Но, видя, как трудно блокировать в процессе деградации в этих сферах, почему мы не можем выбрать приоритеты по старомодной структурной политике, которая нуждается в координации, т.е. которая нуждается в механизме координации различных политик? Скажем, производство тех же самолетов. Просто очень сказать, но я могу понять, что у нас существуют большие политические ограничители, о чем намекнул Андрей Николаевич. Но с другой стороны, мы все, по-моему, думаем о том и в наших стратегиях, будет ли у нас пять тысяч долларов на человека или четыре.
В общем, я хочу сказать одну вещь. Вот есть самолетная корпорация, про которую многие говорят, что она неэффективна, что ничего там не получится, что вообще государственные корпорации плохие. Идут все время идеологические споры. Может быть, это будет слишком глупо, но я скажу так, что должны, наверное, существовать простые натуральные показатели, как ни странно: как оценивать работу государственных корпораций. Вот производили пять самолетов, а должны производить 120 самолетов или 100 самолетов. В конце концов, ведь мы же не первые на земле. Мы были лидерами в авиастроении. Почему не скоординировать различные политики – финансовые, внешнеэкономические - с кратковременным закрытием рынка только для того, чтобы стать где-то системными интеграторам? В противном случае, мы должны успокоиться, расслабиться, работать над институтами, над коррупцией и, в общем, ждать, когда мы станем частями транснациональных корпораций. Но в моем представлении быть системными интеграторами еще можно – а-ля Nokia. Если мы не станем нигде а-ля Nokia, то тогда это другая проблема, т.е. это другой путь развития, но он тоже возможен. Может быть, в нем ничего плохого нет. Но я думаю, что для России это катастрофа, потому что опять хочу повторить: мир вступает в турбулентную зону. У нас там очень много разных проблем, и мы просто не можем оставаться безучастными к этому делу. Мы в институте недавно провели исследование по состоянию трудового потенциала в промышленности. Там просто тяжелейшая картина. В машиностроении – даже там, где есть. Там, где работают люди, там, где работают заводы, там просто эксплуатация ХIХ века. Нет никакой мотивации. Молодые люди из бедных, средних и богатых семей даже не помышляют идти на производство. Я хочу сказать, что здесь грозящая катастрофа. Поэтому государство, в моем представлении, должно сосредоточить внимание на образовании в широком смысле, начиная с начального, профессионального, потому что это, мне кажется, кричащий приоритет.
И последнее – то, что Андрей Николаевич сказал. Я думаю, что у нас нет никакой альтернативы, как быть с Европой. Конечно, лучший вариант – устроиться, как Норвегия при этой Европе, не выполнять команды, но быть в едином экономическом пространстве. И мне кажется, что это уже такое – выдавать желаемое за действительное, и европейцы к этому готовы. Речь идет о конвергенции технического гения Европы и нашей еще воспроизводящейся хорошей науки и научных достижений. Это могло бы быть очень полезным делом. Спасибо.
Кувалдин В.Б. Спасибо, Руслан Семенович. Следующим слово предоставляется Евгению Шлёмовичу Гонтмахеру (профессор, Институт экономики РАН).