Кувалдин В.Б.

Мне кажется, нам не надо двигаться в порочном круге российской истории. Мы должны полностью учесть опыт, в частности последнего двадцатилетия, который весьма поучителен. Мы не должны увековечивать исторические грехи российской интеллигенции. Надо сделать выводы из трагедии перестройки, извлечь уроки из последующего периода, который тоже, по-моему, интересен, содержателен и ни в коем случае не заслуживает к себе высокомерно снисходительного или нигилистского отношения.

Что я имею в виду? Думаю, что проблемы российской демократии невозможно решить в отрыве и вне контекста проблем российской государственности. Если мы не поставим вопрос о создании дееспособного, эффективного, перспективного российского государства в контексте глобального мира, в котором мы живем, то будем продолжать двигаться по тому же порочному кругу в двух вариантах: или это будет гласом вопиющего в пустыне, или же это движение будет неизбежно приобретать разрушительный антигосударственный характер. И тогда в интересах России его надо будет подавить, ибо его развитие будет означать катастрофу, масштабы которой могут превысить масштабы катастрофы и 17-го и 91-го годов.

То есть, мне кажется, проблема демократии должна рассматриваться как функция создания нового Российского государства. В этом плане очень интересен, по-моему, опыт путинского периода. Путин воссоздал российскую государственность, так, как он это видел, понимал, мог, как было продиктовано объективными обстоятельствами и его субъективным выбором. Он воссоздал ее в чрезвычайных условиях как чрезвычайную конструкцию, как государство, основными характеристиками которого является восстановление олигархически-бюрократической модели. В сущности, это современное издание достаточно традиционной русской системы, построенной на концентрации власти и собственности в руках немногих.

Думаю, что надо с уважением относиться к его рейтингу, потому что он означает простую вещь: страна с ним, а не с людьми, которые призывают к демократии. Он демократию не обещал, этого не было, он не с этим шел на выборы 2000 и 2004 годов. Он обещал другое: навести порядок. Он свое обещание выполнил. Поэтому, нельзя сказать, что он уходит в историю. Он остается как политический игрок. Возможно, он вернется и в своём прежнем качестве. Это неважно. Сегодня мы подводим итоги его первого президентства, которое продолжалось два срока.

Итак, он свои обещания выполнил. И, соответственно, заработал свой рейтинг. И если бы мы сегодня подводили черту, то я думаю, что  у него хорошие шансы занять достойное место в российской истории.

Что оценили люди? По своему опыту участия в политических компаниях, могу сказать, что люди – далеко не дураки. Они много видят. Они видят цинизм, аморальность, недопустимый разрыв между имущими и неимущими. Они видят, что их голос ничего не значит. Но, мне кажется, сработал инстинкт самосохранения. С их точки зрения Путин сохранил самое основное, шанс на будущее. Думаю, были вещи, которые ему было бы лучше не делать, я имею в виду сейчас в первую очередь внутреннюю политику. И есть вещи, которые он мог бы, по-моему, сделать. Но об этом, отныне, будут судить и разбираться историки. Как политик, по крайней мере, он получил сейчас свою оценку. Она будет пересматриваться в ту или иную сторону, как, собственно, у всех президентов, которые наложили сильный отпечаток на жизнь своей страны. Еще предстоят долгие, бесконечные споры по поводу его президентства, его политического наследия. Но, так или иначе, оно состоялось, и у него есть чем отчитаться.

И так резюмирую: вопросы развития, насаждения, возрождения, демократических институтов надо ставить в контексте создания нового Российского государства.

Что для этого нужно? Я, конечно, верю в теорию малых дел, в профессионализм, в моральный стоицизм – во все это. Но  думаю, что в условиях того российского общества, которое есть здесь и сейчас, это не сработает сполна,  даст ограниченные результаты, это нас не выведет на новое качество. Поэтому нужна программа, которая апеллировала бы к обществу в целом. Нужен новый русский проект. Специально говорю «русский» и сразу хочу сказать, что ни в коей мере не вкладываю сюда этнический смысл.

Если мы не предложим новый русский проект, в котором себя увидят все нации нашей страны, в качестве государственно-образующих, - то будет мина, заложенная под новое Российское государство. То есть новый русский проект – это проект, в который включены люди любой веры, любой национальности. При этом надо трезво отдавать себе отчет в том, что Российское государство – и исторически, как мы сейчас видим, и царское, и советское, и сегодняшнее – слабо. И сильным оно быть не может. Одна из основных причин его слабости – то, что у нас так слабо гражданское общество. Государства Запада, конечно, сильны институтами, процедурами, своими вышколенными корпусами чиновников, сильны традицией, сильны своим гражданским обществом, которое выступает полноценным партнёром власти.

Новый русский проект должен предусматривать создание российской государственности, отличающейся от традиционной русской модели государственности, где на равных действуют официальные органы и гражданское общество. Такова должна его направленность быть содержание нового русского проекта.

Вкратце повторюсь. Первая мысль. Все наши устремления, идеалы, движения в сторону демократии бесплодны вне контекста создания и укрепления Российского государства, которое всегда было слабо. И эта слабость обнаруживалась все отчётливее, по мере того, как развивались новые государства, государства нового времени, скажем, в Европе и на американском континенте.

Вторая мысль заключается в том, что новое Российское государство должно быть продуктом всех 142 миллионов россиян без какого-либо различия. Они должны себя найти в общественном проекте.

И третья, последняя мысль. Здесь, по-моему, очень правильно говорил Борис Игоревич Макаренко: нужен новый политический язык. Он может быть только языком интересов наших сограждан. Андрей Виленович Рябов прав: городские средние слои играют ключевую роль. Но в новом русском проекте себя должны увидеть все, или, хотя бы, подавляющее большинство граждан страны, или, как минимум, политическое большинство, способное решить стоящие задачи.

Нужен новый язык. У новых средних слоёв свой язык. Это не язык советской эпохи, и даже не язык 90-х годов, у них плохой русский язык с точки зрения литературных канонов. Но мы должны апеллировать к их интересам. И здесь надо вернуться к идее перестройки. Эти люди должны себя увидеть действенными в системе политической власти. И они должны себя увидеть полноправными собственниками, несущими полную ответственность за судьбу страны.

Это, безусловно, подразумевает (я здесь согласен с Дмитрием Фурманом) конфликт, жесткий конфликт. Потому что люди наверху устроились, им хорошо, власть сконцентрирована, собственность подобрана, делиться они не хотят. Даже когда это диктуют инстинкты не только сохранения страны, но и инстинкт самосохранения. Так далеко их мысль не заходит. И все просто так не придет.

Думаю, что прорыв в будущее невозможен, если в самой правящей верхушке, в элите не образуется некий слой, который осознает, что такое стратегические интересы, который будет готов пойти против течения, навязать свою волю основной массе правящего слоя, опираясь при этом на поддержку страны.

И здесь моя оценка не столь пессимистична, как прозвучавшие ранее. Да, это были тяжелые, жестокие, а во многом и отвратительные годы, которые нам пришлось пережить за последние двадцать лет. Но значительная часть общества выжила, научилась жить самостоятельно.

И всё было не напрасно. Сегодня мы не живем в демократической стране, но мы живем в свободной стране. И нам совершенно необязательно снова учиться говорить эзоповым языком. Общество ждёт открытый язык. И это допускается сложившимися нормами. И хотя поворот к репрессиям всегда возможен, но, думаю, он маловероятен.

Полагаю, что именно на это мы должны ориентироваться – на диалог с обществом, на демократический идеал, который будет прочно вписан в конструкцию новой российской государственности.

Благодарю за внимание. Еще раз прошу у всех прощения, что должен сейчас уехать на День факультета.