Кременюк В.А.

Мне хотелось бы для начала оспорить некоторые из вопросов, сформулированных Виктором Борисовичем. В принципе – вопросы хорошие и даже интересные, но они из другой эпохи. Эпохи острого соперничества между развитыми странами из-за сфер влияния и контроль  над  отдельными странами. Эпоха 19-го и первой половины 20-го  веков. Тогда и специалистов и политиков на самом деле волновали вопросы однополярного и многополярного мира. Сейчас это мало кого волнует, может быть за исключением России или Китая.

Холодная война была заключительным этапом эпохи соперничества между великими державами, соперничества, угрожавшего новой мировой войной. Ее завершение и распад Советского Союза закончили в международных отношениях период острой конкуренции между  крупными высокоразвитыми державами. Какие-то ее элементы еще, безусловно, сохраняются, но в целом в мире доминирует группировка высокоразвитых демократических государств, а возглавляет эту группировку единственная сохранившаяся военная, технологическая и финансовая сверхдержава – Соединенные Штаты. Многим это не нравится, но от фактов не уйти: нет в мире сейчас страны, способной бросить вызов США, а, следовательно, и вопросы «однополярности» или «многополярности» повисают в воздухе. Мир  находится под плотным контролем группы развитых стран. Они между собой не соперничают, хотя отдельные разногласия и  случаются. Они  объединены в военные, политические и экономические союзы; к ним стремятся присоединиться так называемые «страны переходного типа» (Россия, Китай, Индия, Бразилия). И, если еще в отдельных сферах международных  отношений сохраняются, порой – даже сильные элементы конкуренции, то это, во-первых, в отношениях между группой высокоразвитых стран и стран переходного типа, которые намерены бороться, и весьма решительно, за более  благоприятные условия присоединения к группе высокоразвитых; а, во-вторых, в отношениях между странами переходного типа, которые в процессе борьбы стремятся опередить своих собратьев в движении в сторону более развитых стран.

Все это имеет весьма отдаленное отношение к  концепциям «многополярности» или даже «однополярности». «Однополярность», как кажется, в принципе ясна  - это возможность США,  сохраняя безоговорочное лидерство в группе развитых стран, стать одновременно и лидером всего мира. Ирак показал, что на данном этапе эта задача по своим параметрам явно выходит за пределы возможностей США, а их союзники не  торопятся  наращивать  эти возможности за счет своих ресурсов. «Многополярность», как концепция,  вообще не имеет большого смысла. Она лишь отражает весьма очевидный факт, что за пределами сферы влияния США, т.е. за пределами группы развитых стран имеются пока еще влиятельные (не из-за  объема ресурсов, а из-за разных частных вопросов) страны, не  вошедшие в группу развитых стран. Они могут вообще останутся за ее  рамками – Россия, Китай, Индия, Бразилия, ЮАР. Но этот факт мало кого волнует в группе высокоразвитых стран, поскольку их экономические интересы сосредоточены главным  образом на их же рынках, а их безопасность обеспечивают  США.

Тем не менее, вопроса о соперничестве и конкуренции это положение не отменяет. И то и другое сохраняется, но в современной форме и по другим поводам. В современных международных отношениях быстро вызревает группа проблем глобального характера, в решении которых заинтересовано все мировое сообщество, а реально решать могут лишь отдельные страны или их коалиции. К числу таких первоочередных проблем надо отнести: угрозу распространения оружия массового поражения, угрозу терроризма и, в частности, угрозу террористических ударов оружием массового поражения по более развитым странам; угрозу бесконтрольного роста цен на энергоносители и последующего перегрева мировой экономики; угрозу потепления глобального климата, если темпы прироста вредных выбросов в атмосферу сохранятся на прежнем уровне; угрозу стабильности финансовых рынков в глобальном масштабе и некоторые другие. Возникает интересный вопрос: кто будет решать эти проблемы? И первый естественный ответ на него указывает на США, как единственную сверхдержаву, имеющую обязательства перед своими союзниками, располагающую необходимыми ресурсами и пока еще имеющую соответствующую  политическую волю. Поэтому с точки зрения многих стран, причем не только союзников США, если «однополярность» будет означать  готовность Вашингтона брать на себя решение всех этих проблем или только их части (например, создание глобальной ПРО  против возможных террористических пусков), то эту «однополярность» надо всячески поддерживать и благославлять. Кто-то сильный и влиятельный в этом мире, располагающий соответствующими ресурсами, должен взять на себя функции мирового полицейского, мирового банкира (предоставив свою валюту в качестве  универсального платежного средства), мирового технолога и эколога и многие другие и, тем самым, обеспечить возможность поступательного развития глобального сообщества.

Не очень последовательные попытки создать  нечто, вроде саморегулирующегося сообщества в течение 1990-х годов не привели к успеху. Необходимость в глобальном лидерстве сохраняется и, естественно, претендуют на эту роль  США. Многое в успехе Вашингтона на этом поприще будет зависть и от поддержки союзников, и от согласия крупных, но не союзных держав (здесь и возможно  появление темы «многополярности»), и от того, насколько успешно и последовательно будет действовать американская администрация. Администрация Дж. Буша,  поддавшись идеологическому напору  неоконсерваторов  и не сумев правильно рассчитать свои силы, во многом содействовала дискредитации идеи «однополярности», чем не преминули воспользоваться все явные и тайные недоброжелатели Америки, но это не отменило объективную необходимость лидерства в современной мировой системе.

Речь, возможно, все же  пойдет не об  индивидуальном  лидерстве одной страны, даже столь крупной, как США. Безусловно, она будет играть и содержательную и координирующую роль в  поисках адекватных решений, связанных с  обеспечением безопасности, экономического и социального развития, защиты окружающей среды, развития науки и культуры,  обеспечения прав человека.  Но, скорее, роль «однополярности» будет состоять в том, чтобы создать необходимую коалицию стран для решения неотложных задач. Можно назвать целый ряд глобальных проблем, которые сегодня требуют своего решения. И на фоне  существования этих озабоченностей вопрос состоит в том, кто будет их решать, и что собственно определит: будет многополярный или однополярный мир. Если Америка и дальше будет демонстрировать политическую волю, наличие ресурсов, технологию, способность решать эти проблемы, большинство стран мира решат для себя: и слава Богу, что хоть кто-нибудь нашелся, кто способен на это. Если Америка при этом будет стараться привлекать другие страны, например,  Россию, к решению отдельных вопросов, то будет еще лучше, потому что совместные решения актуальных проблем это - путь от опасности  конфронтации к выгодному сотрудничеству. Скажем, Иран. Без России трудно решить проблему предотвращения  создания оружия массового поражения в Иране.  Ее привлекают к этому, и она  сотрудничает. Или угроза террористических пусков по Европе. Хочет Россия участвовать в решении этой проблемы – участвует. Без России очень трудно решить  вопросы стабилизации цен на нефть и газ. Если Америке удастся создать своего рода коалиции по решению отдельных проблем, будет многополярность, но в каких-то определенных сферах. Опять же, потому что современный мир имеет свои очень серьезные проблемы, и всех участников международных отношений  волнует, кто эти проблемы сумеет решить, естественно, при этом, не разбив горшки. Вот вокруг чего, мне кажется,  группируются сегодня основные глобальные проблемы бытия, в том числе и определенные формы взаимоотношения государств, в том числе то, что мы именуем «однополярность» или «многополярность».  Но это уже из совсем другой оперы.

Коалиционность. Коалиции могут существовать либо на основе общих ценностей, как в странах Запада, либо на базе совместного решения проблем, как это было в отношениях США и СССР. И если есть совместная стратегия решения этих проблем и вклад каждой страны, то и намечаются соответствующие отношения. При этом я убежден, надо исходить из того, что Америка займет здесь ведущее место, и слава Богу, что есть такая страна, с такими возможностями, которая сумеет эти проблемы решить. И хорошо, что мы, Россия, сумеем в этом участвовать не в качестве посторонних зрителей, а может быть, даже и на равных в каких-то отдельных вопросах.

Я думаю, что при такой постановке вопроса абстрактность  построений в духе «однополярности» или «многополярности» немного уточняется. Рано или поздно мы придем, конечно, к определению, в чем мир однополярен, а в чем многополярен; кто задает тон; кто задает вектор движения; у кого самые большие ресурсы и возможности; кто производит ВВП размером в 14 триллионов долларов, а кто производит всего один триллион и кто какую роль играет. Это все расставит на свои места.

В свое время СССР и США тоже пошли по этому пути. Мы совместно решали проблемы. Была проблема риска случайного ядерного столкновения. Ее надо было решить, и мы ее решили. Была проблема контроля над стратегическими вооружениями, и мы ее решили. И вот решая эти проблемы, Советский Союз пришел к определенному типу взаимоотношений с США. Не потому что мы крепко их полюбили, а потому, что мы с ними решили насущные  проблемы, а когда мы их решили, вот тогда и появились соответствующее отношение друг к другу. Сейчас Россия и США находятся в сходном положении. Есть проблемы, их нужно срочно решать и фактически появляется какая-то конкурентность вокруг того, кто предложит их самое лучшее решение, и кто вообще возьмет на себя это решение. Мне это представляется борьбой за спасение и отдельных наций, и всей планеты в целом. Потому что  до конца мы все же  не понимаем масштабов угрозы, которая существует. За последние сто лет климат потеплел где-то приблизительно на один градус. Но есть угроза, что в течение следующих 30-40 лет он может потеплеть значительно больше. Вот тогда и начнутся процессы, которые потребуют немедленных  конкретные действий. Кто будет готов к этим действиям, и кто предложит план действий? Когда в стране голод, то тот, кто дает хлеб, и является спасителем, а не тот, кто лучше всех говорит об этом. Сейчас появились достаточно обоснованные ожидания, что в течение ближайших  трех-пяти-семи лет может появиться реальная возможность для террористических группировок нанести ядерный удар либо по Европе, либо по Москве. И вот этот вопрос начинает волновать людей больше, чем все наше ядерное оружие, вместе взятое, то есть, ядерное оружие великих держав.

Пока у России есть ракетно-ядерный потенциал, который может уничтожить Америку, Россия безоговорочно остается потенциальным противником США. Вот когда у нее этого потенциала не будет или она совместно со Штатами его ликвидирует, тогда ожидаемая возможность ракетно-ядерной войны уйдет в прошлое. Но останется угроза  непланируемого удара – со стороны террористов,  который  надо будет отражать совместными усилиями. В этой связи перед Россией и ее внешней политикой возникает определенный круг проблем. Она находится между тремя очень большими «скоплениями». С одной стороны, евроатлантический мир: почти миллиард населения, развитая технология, огромные финансовые ресурсы, большое политическое единство, военная сила. С другой стороны, Китай: миллиард 300 миллионов населения, динамичная экономика, агрессивное экономическое развитие, дисциплина, конфуцианская этика, политический контроль партии над населением. С юга -  полтора миллиарда мусульман, которые пока еще в стадии брожения, но располагают агрессивной и очень мобилизующей религией, огромными финансовыми ресурсами и демонстрируют активное стремление заполучить ядерное оружие. Россия с ее 140 миллионами населения и огромным территориями с неисчислимыми природными богатствами находится между этими тремя величинами. Что ей делать? Сделать вид, что она ничего не замечает? Оставаться в одиночестве? Или искать союзника, который будет в не меньшей степени заинтересован в сохранении территориальной целостности и стабильности государства. России, действительно, нужен такой союзник, с которым нужно и можно будет идти на взаимопонимание и взаимодействие, потому что ей нужно сохранить свою территориальную целостность, и, особенно, сибирские ресурсы. Ей нужно сохранить свою национальную идентичность, потому что этого требует российская культура. Но ей требуется, конечно, такой партнер, который потребует у нее минимальный  минимальной платы за союз и за поддержку. Основная задача внешней политики России – найти этого партнера и начать с ним диалог. Мне кажется, что в какой-то степени нынешняя внешняя политика уже перешла в стадию торга. Не всегда, но очень часто идет торг, на каких условиях мы пойдем на какие-то решения, что мы будем за это иметь? Иногда этот торг даже приобретает жесткие агрессивные формы (настолько, что люди несведущие начинают говорить о новой холодной войне), но надо понимать, что речь идет о поиске долговременного стратегического союзника, а в этом вопросе  медлить нельзя. Поэтому для меня кажется правильным  одно решение:   нужно подумать о том, как нам добиться  относительно равноправных, но устраивающих нас отношений с Западом. Потому что единственный, кто нас может поддержать в этом, - это конечно, западное сообщество.

Реплика. Скажите, пожалуйста, вот из трех названных Вами субъектов – Запад, Юг и Восток – чья гарантия неприкосновенности Сибири наиболее высокая, если они будут давать такую гарантию?

Кременюк В.А. Мне кажется, что западная. Потому, что если, допустим, рассчитать так, что Сибирь станет китайской, то Китай станет непобедимым для США. Американцы не могут допустить, чтобы Китай заполучил сибирские ресурсы. Для них это будет стратегическим проигрышем. Поэтому сейчас мы не найдем страны, которая была бы больше заинтересована в сохранении территориальной целостности России, чем США. Они, на самом деле, заинтересованы, потому что понимают, что нужно помогать России, сохранять ее ресурсы под контролем, иначе международные отношения ожидает кризис  вселенского масштаба.