Тренин Д.В.

Спасибо, господин Президент, спасибо, Виктор Борисович, за это приглашение. Для меня это большая честь. Те вопросы, которые поставил Виктор Борисович, я считаю чрезвычайно важными. Я постараюсь их затронуть, но сосредоточусь все-таки на повестке дня. Главная проблема – оценить внешнюю политику страны последних восьми лет, попытаться извлечь из нее уроки и подумать, что можно было бы делать дальше.

Мой первый тезис очень простой. За последние восемь лет  международное положение Российской Федерации существенно укрепилось, но это в наименьшей степени результат российской внешней политики.

Второй тезис заключается в том, что внешняя политика России за последние восемь лет претерпела принципиальное изменение. Поворот произошел в 2003-2005 годах, и суть его в том, что внешняя политика из ресурса и условия внутренней модернизации превратилась в средство изменения мироустройства.

Третий тезис состоит в признании ряда существенных успехов российской внешней политики за последние восемь лет. Российское руководство удержались от участия в конфликтах и в рискованных операциях – в частности, в Афганистане. Политические отношения с Соединенными Штатами и Евросоюзом, несмотря на появление на обоих направлениях тревожных тенденций, сохраняют в целом цивилизованный характер. Экономические связи с развитыми странами быстро развиваются. 

К успехам относятся окончательная фиксация российско-китайской границы и углубление дружественных онтошений с Китаем; развитие отношений с мусульманским миром - особенно на фоне проведения контртеррористической операции в Чечне; продвижение «Газпрома» на севере и юге Европы; рационализация отношений со странами СНГ; рутинизация отношений с НАТО; существенный прорыв в области паблик рилейшнз – «феномен Путина» (проведение в России саммита «Восьмерки», международных встреч, посвященных празднованию 60-летия Победы, 300-летия С.-Петербурга, получение права на проведение Зимней Олимпиады-2014 и АТЭС-2012).

Четвертый тезис отмечает, что многие из этих успехов дались с трудом,  за них была заплачена непомерная цена. Газовый конфликт 2005-2006 гг. с Украиной демонстрирует, что исключительная сосредоточенность на чисто экономических интересах не позволила учесть важные политические и психологические аспекты ситуации. В результате российские действия добавили веских аргументов тем, кто рассматривает энергетическую безопасность Европы как безопасность от России.

С Украиной связана и крайне неудачная стратегия на президентских выборах 2004 г. на Украине. Другие неудачи связаны с организацией кампаний против политики Грузии. Осенью 2006 г., когда вместо властей пострадали рядовые граждане Грузии и РФ, а также с эксцессами во время кампании против посольства Эстонии в Москве в начале 2007 г. Во всех этих случаях у России в руках имелись эффективные инструменты влияния на соседние страны и убедительные аргументы для международного сообщества. Но вместо этого были использованы инструменты грубые и недейственные. Крайне серьезные имиджевые потери Россия понесла в результате просчетов спецслужб и правоохранительных органов – в ходе «раскрутки» средствами массовой информации дел об убийствах Яндарбиева и Литвиненко, в результате неудачи с экстрадицией Березовского и Закаева из Великобритании. Хуже всего, если из этой ситуации будет сделан вывод, что усиливающаяся критика политики РФ в западных СМИ – неизбежный и даже естественный «ответ» на укрепление международных позиций России. Принцип, согласно которому «если враг тебя ругает, значит, ты поступаешь верно», принадлежит другой эпохе и другому режиму, отвергнутому в конце концов, российским народом.

Пятое. Внутри страны внешняя политика российского руководства чрезвычайно популярна и практически не подвергается критическому анализу. Между тем, все отнюдь не так хорошо. Главная проблема – в отсутствии у руководства страны общестратегического вúдения развития ситуации. Много оптимистических разговоров о пришествии многополярного мира, но что это может быть за мир и что он может означать для России, остается за скобками рассуждений. Не ясно, является ли сдерживание США официальным курсом государства или же пожеланием тех или иных кругов, не подкрепленным ресурсами.  Провозглашен лозунг российского интеллектуального лидерства в мире ХХI века, но не понятно, что это значит и как такого лидерства достичь. Нет стратегии и на важнейших направлениях. Полтора десятилетия из года в год провозглашается приоритетность СНГ, но до сих пор не ясно, что именно Российская Федерация хотела бы получить на пространстве бывшего Союза, во что она готова вложиться и какими ресурсами.

Европейский выбор, провозглашенный в период первого президентства Владимира Путина, повис в воздухе. Так он сделан или нет? Если да, то, что конкретно он предполагает. Например, четыре общих пространства, совместно согласованные в 2005 г., - это дорожная карта российской внешней политику (с неизбежными последствиями для внутреннего развития) или нет? Это что – работающий Национальный проект в области внешней политики или пиаровский ход? Куда и насколько далеко собирается идти Россия в отношениях с Евросоюзом? Это не вопрос для переговоров с Брюсселем, а вопрос для тех, кто определяет российскую внешнюю политику. Есть ли у них ответ на него? Возьмем стратегическое партнерство с Китаем. Как выстроить равновесные отношения между двумя все более не равными партнерами? Российский дискомфорт в отношениях с США порожден разностью потенциалов. Но Китай, который в последние два столетия явно уступал России по мощи и динамике развития, а какое-то время был даже сателлитом Москвы, уже давно сравнялся с Россией по силе, а с тех пор уходит в отрыв. О Китае сейчас в России принято говорить либо хорошо, либо ничего. Публичная сдержанность понятна. Не ясно, однако, идет ли работа по осмыслению нового состояния и перспектив развития отношений с гигантом на востоке. Можно и нужно проявлять сдержанность в открытом дискурсе; опасно бояться думать.  

Отношения с Соединенными Штатами Америки явно скользят вниз. Это вроде бы никого уже не волнует: от Вашингтона в Москве, кажется, устали. Российско-американские отношения заслуживают отдельного разговора. В данном случае я хочу подчеркнуть не сложность отношений с Америкой, а неопределенность отношения к Америке.

Шестое. В заявлениях официальных российских лиц - фантастическая противоречивость позиций. С одной стороны, поставлена задача вхождения в газораспределительные сети Европы, а с другой стороны, раздаются угрозы перенацелить российские ядерные ракеты на те же самые страны. НАТО для России – партнер или вероятный противник? Тут диалектика посильнее, чем у Гегеля. Или Украина – братский народ, часть нашего исторического тела, но если она войдет в НАТО, мы нацелим и на них свои ракеты, даже если сегодня это нам самим представляется немыслимым.  Это – последний довод царей или реальный сценарий будущего развития? В последнее время были заявлены довольно рискованные позиции, и когда-то может наступить «момент истины».  Но где же – истина? В том, что если Запад не ратифицирует Договор по обычным вооруженным силам в Европе, Россия из него выходит? Что дальше: жизнь вообще без ДОВСЕ или устранение препятствий для ратификации адаптированного Договора, т.е. реализация Стамбульских договоренностей, на чем партнеры всегда настаивали? Какое решение способно обеспечить интересы безопасности России и безопасность Европы в целом?

Аналогично по проблеме противоракетной обороны. Если нам удастся договориться с американцами либо (как максимум) о создании совместной системы ПРО в Европе, либо (как минимум) о гарантиях, однозначно исключающих возможность использования элементов ПРО в Польше и Чехии в ущерб стратегическому потенциалу России, прекрасно. Если не удастся, то, что дальше: перенацеливание ракет, гонка вооружений и как итог новая «холодная война», новый кризис по образцу карибского - или же все-таки нет? Что здесь виртуально и что – реально? Или взять Договор по ракетам средней и меньшей дальности (ДРСМД). Да, у наших военных есть некоторая потребность в дальнобойных средствах на юге и – в перспективе - на востоке, о чем сейчас открыто никто, конечно, не говорит. Ситуация, возникающая в ходе создания Третьего позиционного района ПРО США, создает удобный предлог для снятия ограничений по ракетам очень актуальной в настоящий момент дальности пуска. Выход из ДРСМД, однако, не только решает какие-то проблемы безопасности страны, но и ставит новые, пока еще не достаточно изученные. Очень странен часто повторяемый тезис о том, что гонка вооружений нам не нужна и даже вредна, но если нам ее предложат, мы будем вынуждены ввязаться. Что же получается: Россия объявляет о своей готовности поддаться на провокацию, которая может иметь для страны тяжелые последствия? Не лучше ли думать о том, как избежать такой ситуации в принципе?

Седьмое. Российская внешняя политика остается по сути реактивной. Там же, где Москва пытается выступать с инициативами, как, например, недавно по недопущению милитаризации космоса, выходит как-то по-советски. И стиль явно устарел, и эффективность невысока. Для нынешнего руководства МИД РФ характерна неопределенность отношения к очень важному периоду в истории отечественной внешней политики. В начале февраля этого года официальный представитель МИД Михаил Камынин выступил со статьей, посвященной Дню дипломатического работника. В статье дан обзор становления и развития внешнеполитического ведомства страны, начиная с дьяка Висковатого (1549 год). От Ивана Висковатого до Андрея Громыко, которому уделен отдельный абзац, пеерчислены практически все руководители ведомства, дана краткая характеристика их деятельности. Дальше следует провал – ни внешняя политика страны, ни ее руководители периода 1985-1999 г.г. никак не хаарктеризуются, даже не упоминаются. Затем внешняя политика «возрождается» только в 2000 г., и дальше следует победным маршем. На мой взгляд, это очень серьезный симптом провала в исторической памяти или, точнее, неготовности оценить по достоинству важнейшие события.  

Российская внешняя политика нацелена на равенство с ведущими центрами силы современного мира. Но равенство в отношениях должно основываться на равенстве положения. Если исходить из соотношения валовых внутренних продуктов основных центров современного мира, то в обозримой перспективе США, Европейский Союз и Китай будут обладать примерно равным весом – скажем, по 20% глобального ВВП. У России же может быть 3-4%. Это важно иметь в виду, рассуждая о реалиях многополярного мира. Вместе с тем, равенство имеет и другой аспект, более важный. Я имею в виду равенство качественное, равенство институтов. Пока единственный реальный политический институт Российской Федерации умещается в одном мужском пиджаке, - может быть, скоро будет умещаться в двух - Россия не будет качественно равна не только Соединенным Штатам, но и некоторым гораздо менее крупным державам, находящимся к Западу от ее границ. И это ничем – никаким приростом ВВП, никакими новыми ракетами не уравновесить. Это нельзя не замечать.

 Итак, в заключение я считаю, что сейчас Москва предпримет попытку создать нормальные рабочие отношения с основными партнерами. Но одновременно необходим и критический обзор внешней политики последних лет. Не хвалебный обзор, а именно критический. И здесь встают вопросы, о которых говорит Виктор Борисович. Надо отойти от многополярного мира как идеологемы и задуматься над реальным раскладом сил и современным характером отношений между основными мировыми игроками. Однополярный мир – не сахар, но и многополярный – совсем не рай.

Нужно всерьез задуматься над тем, какую роль реально способна была бы Россия играть в современном мире? В чем ее сравнительные преимущества, кроме известных: энергетики, металлов и ВПК? Что для России означает СНГ и как добиться здесь поставленных целей? На какую перспективу мы в принципе готовы смотреть в отношениях с Евросоюзом? Вообще - существует ли Европа как политическая концепция за пределами Евросоюза или нет? Как добиться баланса интересов с Китаем? Какую модель имеет смысл продвигать в отношениях с США? Здесь надо хорошо понимать, что серьезное ухудшение отношений с Америкой будет диктовать России совсем другую повестку дня - не только внешнюю, но, прежде всего, внутреннюю. То, о чем сейчас много говорят - инновационную экономику и проч., - придется забыть, и надо будет шагать по лекалам, по шпалам, которые Вы, Михаил Сергеевич, в свое время разбили. Нужно вначале изменить тональность отношений, затем перефокусировать их на области взаимодействия и в конце концов идти к реализации новой формулы отношений – назовем, скажем, уважительным партнерством.

Российскую внешнюю политику начала ХХI века можно охарактеризовать как «Realpolitik в условиях глобализации». «Мягкая сила», о которой много говорят и которой у России немало в принципе, в потенциале – культурная, образовательная привычка, человеческие отношения, - совершенно не задействована. Пора включаться во всемирный, т.е. фактически сегодня западный, дискурс. Он уже идет во всем мире - на английском, правда, языке. Российские представители там почти не присутствуют. Надо идти на рынок идей. Рынок всемирный один. В «Газпроме» и «Роснефти» давно и хорошо знают, где проводить первичное размещение акций. Вместо того, чтобы составлять свои собственные рейтинги, предаваться апологетике и простодушно радоваться тому, как мы «нагибаем» Америку, надо бы все-таки шире раскрыть глаза на тот мир, который есть. Вообще нужно стать немножко поцивилизованнее, повежливее, поприветливее, не хамить, не пыжиться, не обезьянничать, в том числе за американцами. Не подаваться на провокации, которых немало. И, вообще говоря, начать серьезный общенациональный разговор на темы внешней политики страны. У меня складывается впечатление, что нынешнее российское руководство не слишком заинтересовано в чужом мнении. Российская элита живет в основном собственными – личными или корпоративными интересами. Президент – вероятно, другое дело: президент в нашей стране - историческая фигура даже по должности. А подавляющее большинство остальных в историю не войдут, зачем им ломать голову над национальными интересами?

Тем же, кто действительно радеет за интересы страны, пора осознать потребность в серьезных дебатах. Хотя бы потому, что то, что провозглашено за последние несколько недель, требует серьезной интеллектуальной работы. Иначе все может «схлопнуться». Руководителям страны пора начать советоваться с обществом. Как в свое время это сделал Михаил Сергеевич Горбачев.

В конечном счете, международное положение России будет определяться внутренней ситуацией в стране. Но внешняя политика может сыграть кардинальную, а иногда и критическую роль. Вот, скажем, сто лет тому назад Россия была очень динамичной страной. Всё вроде бы шло хорошо. Как и сегодня говорят, о 20-ти годах без стабильности, и человек – премьер-министр Столыпин, который одним галстуки вязал из веревок на шее, в то же время вёл страну вперед, и всё могло бы устроиться. Но случилось так, что внешняя политика погубила и Российскую империю, и перспективы страны в ХХ веке. И когда сейчас говорят о том, что 1914-й год мы не забудем и поэтому мы не ввяжемся в войну с Ираном, если США атакуют Иран, это правильно. Не дай Бог, чтобы и американцы ввязались. Но не надо и сползать к фактической конфронтации с Соединенными Штатами, потому что эффект для России может быть еще хуже, чем от конфронтации с мусульманским миром.

И последнее – это ответ на вопрос, который поставил Виктор Борисович. Сейчас, когда эпоха относительной американской гегемонии сменяется эпохой того, что можно было бы назвать эпохой соперничающих государств – «воюющих царств» не будет, глобализация не позволяет,- требования к российской внешней политике существенно возрастают.