Дмитрий Дубровский

Не знаю насколько можно обширно, имея в виду общую усталость и регламент, я скажу, буквально, пару слов. Вот Юрий Абрамович, к сожалению, ушел. Я люблю с ним спорить на эту тему. Он считает, что первое – это ценности интенции общества. Я как раз считаю, что первое – это слово и идеи, происходит борьба идей. И поэтому, мне кажется, одно из наследий советского общества (извините за это выражение – менталитета) заключается в такой безграничной вере в науку и в экспертизу. И более того эта наука экспертизы прежде всего почему-то гуманитарная и политологическая становится таким очень сильным аргументом: мы вам эксперта, а мы вам эксперта; мы вам кандидата, а мы вам доктора в ответа, а мы вам академика.

Мне кажется, что это такое любопытное следствие той самой эпохи безграничной веры в могущество науки. Хаек вообще говорил о сайентизме европейской цивилизации, говоря как раз о том, что безграничная вера в эту самую науку так сильно подействовала и исказила представление о гуманитарном, что во многом обвинял в своем труде контрреволюцию науки, именно науку в том, что она сделала с обществом и с цивилизацией в ХХ веке.

Так вот я бы сказал, что работы, уже имеющиеся исследования показывают, что вообще использование экспертизы в разных областях, а я в этом смысле наблюдаю и сам выступаю в качестве эксперта в различных проектах и кроме того в качестве эксперта прокуратуры по 282-й статье Уголовного кодекса Российской Федерации. Как раз постоянно участвуя очно, - главным образом, заочно, правда, - в различного рода дискуссиях на тему, что же является научным доказанным, а что не является научно доказанным и где серьезные люди – профессионалы, судьи, прокуроры – спрашивают, а вот является ли, например, наличие у цыган чести и достоинства научно доказанным фактом или не является? Или это имеет смысл вообще обратиться к экспертам и установить факт наличия этого достоинство.

Это было бы, конечно, смешно, если бы это не было частью прописанной процедуры, которая требует эксперта, которого нужно просто найти. И вот здесь возникает очень важная задача и вообще проблема: а каково, собственно говоря, общество считает экспертом? Откуда они берутся? Вот по любимому Петербургу я с изумлением наблюдаю, как люди, 20-летиями читавшие научные исторический материализм, на моих глазах вдруг стали политологами и пишут книжки про гражданское общество. Причем как-то эта миграция прошла быстро и безболезненно. То есть буквально вчера - о светлом коммунизме, а сегодня – о гражданском обществе. Деваться им, правда, как-то некуда было бы, кроме как гражданское общество.

В связи с этим большой вопрос возникает с тем, а как поддерживать или не поддерживать это самое гражданское общество экспертов? Как оно вообще с ними кооперируется? Проблема вообще ведь заключается в том, что есть действительно люди ангажированные (в хорошем смысле). Ангажированные гражданским обществом, ангажированные некий идеологией, если угодно, альтруизмом, хотя не всегда. И самое частое обвинение, которое бросается экспертам, это обвинение именно в факте оплаченной работы.

Здесь как раз прозвучало и я не могу на это не отреагировать, что вообще-то это не хорошо, профессионализация это ужасно и то, что за деньги люди работают – это чудовищно. Я как-то не очень понимаю – неужели присутствующие здесь, да и вообще вся страна, как-то уже не унывают от количества непрофессионалов-любителей, которые есть в различных сферах гуманитарного социального знания. От этого иногда хочется выть, потому что берешь в руки некие заключения, которые считаются научными, и как-то хочется.... Там разное бывает: иногда смешное, иногда грустное, но тем не менее печально всё это.

Поэтому мне кажется, что существует большая проблема. Первая проблема – эксперты, безусловно, люди профессиональные и их использование гражданским обществом, в том числе и третьим сектором и в том числе некоммерческими организациями, это менеджмент, это вопрос денежный, конечно. И мало есть экспертов, которые согласны ... Я сам иногда делаю довольно много вещей. Я понимаю, что не могу с утра до вечера заниматься этим на волонтерской основе, поскольку тогда я не смогу выжить, как и не может выжить ни один человек без зарплаты.

Поэтому мне кажется, что есть серьезная проблема такого действительно ценностного подхода к работе эксперта. Потому что либо эксперт, либо мы считаем, что вся вообще работа в сторону гражданского общества, в сторону экспертизы такого рода – это работа волонтерская, альтруистическая и бесплатная, потому что он за гражданское общество, он должен... Как мне люди сказали: какой же вы правозащитник, если вы берете за работу деньги?
И второе – либо эта работа профессиональная, она делается на таких же общих основаниях, как любая хорошая профессиональная работа, и как любая хорошая профессиональная работа она должна быть оплачена.

Вирганская И.М. (не слышно): ...Как может совмещаться ...

Дубровский Д.В.: Я же не говорю о том, что это не может совмещаться. Фактически, конечно, в большинстве случаев это совмещается. Я говорю сейчас о позиции эксперта и о том, в какой роли, каким образом этот эксперт кооперируется или не кооперируется со структурами гражданскими обществом. В этом проблема. Потому что очень часто (я опять же не буду приводить примеры, это требует серьезного исследования) такого рода кооперация, во-первых, зависит от количества экспертов, которые готовы работать бесплатно, например, или она зависит от количества денег, вложенных в данный проект. Отсюда уровень экспертизы соответственно и уровень серьезности выводов, которые делаются в рамках различных проектов, разнится. И в этом, мне кажется, очень серьезная проблема.

И самое последнее (почему я красиво назвал свой доклад, которого, к сожалению, нет) – эксперты очень часто действительно способны создавать проблему, в рамках которой они потом будут работать. Вот это факт очевидный. Я отошлю вас к замечательной статье сборника «Расизм в социальных науках». Там есть замечательная статья, как эксперты создают этнофобию. Я как раз собираюсь написать такую работу, как эксперты создают экстремизм, потому что очень часто эксперты самим фактом своего обращения к некоторым якобы только им известным знаниям интерпретируют некое действие как экстремизм.

Поскольку времени мало, завершу свое выступление самой любой фразой из экспертизы по 282-й статье – это фраза из анализа некоего исламского теолога начала ХХ века, где эксперт-этнограф, кандидат исторических наук (хороший этнограф, наверное) пишет, что, безусловно, о наличии экстремизма в данной работе свидетельствуют «…постоянные ссылки на Коран и ужасные отзывы о неверующих, которые называются там собаками и т.д». Поэтому речь, безусловно, идет об «экстремизме и об ксенофобии по отношению к неверующим». После этого возбуждается уголовное дело, после этого человек, у которого эта книжка находится, становится экстремистом немедленно, и дальше, и дальше, и дальше.

Поэтому, мне кажется, во-первых, эксперты должны быть очень четко отбираемые. И, второе, мы нуждаемся в ассоциации, если угодно, в координации экспертов, которые работают на гражданское общество.