Юрий ДжибладзеМы все прекрасно понимаем: для того, чтобы взаимодействовать, нужно две стороны. В 90-е годы мало кто во власти замечал неправительственные организации. К концу 90-х годов гражданские организации стали все больше и больше понимать, что бороться с последствиями ошибочной политики, нарушений прав человека, коррупции или просто преступлений представителей власти недостаточно, невозможно, что это порочный круг, и что мы вечно обречены крутиться, как белка в колесе, если будем решать только частные вопросы и исправлять конкретные несправедливости. Поэтому надо было научиться влиять на государственную политику, на принятие решений, научиться быть экспертами, вести с властью переговоры, организовывать общественные кампании, осуществлять гражданский контроль над выполнением решений. Короче говоря, влиять на власть в качестве равноправных партнеров, а иногда и заставлять ее. Действительно, к концу 90-х – началу 2000-х произошел качественный и достаточно сильный перелом внутри гражданского общества. Все больше и больше у гражданского общества появлялась способность вырабатывать экспертные позиции, организовывать переговоры, общественные кампании и потом контролировать выполнение государственными органами решений в области политики и законодательства. Таким образом, гражданские организации стали более эффективно реализовывать одну из трех главных функций гражданского общества, которые существуют в мире. Первая – это социальная функция. Она реализуется там, где гражданский сектор заполняет провалы государства и рынка в социальной сфере и предлагает разные инновационные модели, решения новым социальным вызовам. Вторая – это функция общественного контроля над государством, защиты общественных интересов, влияния на принятие решений, ограничения государства, борьбы со злоупотреблениями и нарушениями, или функция «сторожевой собаки», если хотите. Третья – это функция демократическая, функция самоорганизации граждан, функция способствования тому, чтобы люди становились активными гражданами, функция развивать демократию снизу. Собственно говоря, вторая функция – контроль над государством и влияние на принятие решений – к началу 2000-х годов начала достаточно успешно реализовываться, хоть и постепенно. Если мы вспомним уже упоминавшийся первый Гражданский форум, проходивший в трудной и сложной борьбе групп с разными позициями, то осознаем, что нам сообща удалось тогда выйти на прорыв в создании «переговорных площадок» гражданского общества и власти, в продвижении самой этой концепции переговорных площадок и взаимодействия между государством и гражданским обществом. Качество гражданского общества к началу 2000-х годов очень хорошо изменилось в этом смысле. Но стало меняться и государство – увы, не в лучшую сторону. И в последние годы власть решила строить гражданское общество сверху согласно своему представлению о том, что ему, государству, нужно от гражданского общества, при этом не воспринимая граждан как самостоятельных активных участников жизни общества и страны, а с точки зрения только того, что нужно государству. В лучшем случае государству нужны уже упоминавшиеся эксперты. Тогда они приглашают хороших экспертов, но не как равноправных участников диалога, а как помощников себе, оставляя за собой последнее слово. Часто это происходит в закрытом режиме, не в публичном процессе, а в тиши кабинетов. Мы вас уважаем как специалистов, но, извините, не будем афишировать взаимодействие с НПО – говорят нашим экспертам. А в худшем случае государству нужно, чтобы некоммерческие организации только брали на себя социальное бремя в тех случаях, когда государству неудобно, не хочется возиться и мараться, грубо говоря. В совсем плохом случае государству нужна от гражданских организаций публичная политическая поддержка власти и ее отдельным представителям – поддержка как внутри страны, так и за рубежом. Это такая мобилизационная, пропагандистская политика, реанимированная идеология «приводного ремня». На основе этой новой концепции, когда государство строит гражданское общество под свои интересы, и происходили все последние перемены в отношениях власти и общества – и принятие нового законодательства об НКО, и создание новых имитационных структур гражданского общества. Я не хочу открывать дискуссию о том, больше пользы или вреда от новых структур типа Общественной палаты. Наверно, от нее тоже есть какая-то польза. Но сам принцип создания сверху структур гражданского общества, безусловно, порочен. Даже создаваемые в последние месяцы общественные консультативные советы при разных министерствах, которые сейчас вновь оживились, в том числе и потому что по закону они обязаны теперь это делать, - это происходит тоже сверху. И качество таких советов довольно сильно отличается от тех, может быть, не всегда неумелых, но, тем не менее, интересных и честных опытов конца 90-х – начала 2000-х годов, когда тоже были экспертные советы, но представители гражданского общества делегировались в них снизу, от самих неправительственных организаций. Что же получается сегодня? Те гражданские организации, которые не вписываются в такую картину новой политики государства, не хотят быть либо социальным помощником, либо приглашенным подконтрольным экспертом в тех ситуациях, когда государству этого хочется, либо пропагандистом линии власти, те, кто не вписывается в эту модель и хотят продолжать говорить о своем видении общественных проблем, о злоупотреблениях, о том, где государство нужно ограничить, предлагать альтернативные решения, критически оценивая ситуацию, – такие организации становятся не просто оппонентами, но и воспринимаются властью как враги государства. Конечно, я сильно сейчас упрощаю ситуацию в связи с ограниченностью времени для выступления, но картина складывается по существу именно такая. В результате публичной дискуссии вокруг нового законодательства об НПО, наложившейся на «оранжевую паранойю» во власти, очень примитивно, упрощенно, в духе поиска внешнего врага представившую то, как происходили сложные события в соседних странах, получилось так, что неправительственные организации – те, которые самостоятельные и не хотят играть по новым правилам строительства гражданского общества сверху, - стали восприниматься властью как фактор угрозы стабильности и безопасности государства. В этом контексте и взаимодействие российских организаций на международном уровне в глобальном гражданском обществе тоже стало восприниматься как определенная опасность по отношению к государству, его стабильности, интересам страны. Соответственно, те организации, активно работающие на глобальном уровне не как пропагандисты политики государства, а как самостоятельные организации со своим взглядом на развитие страны, особенно те, кто получает зарубежное финансирование, оказались в крайне тяжелом положении как организации, которые воспринимаются как потенциальные или уже реальные враги государства. Вот к чему мы пришли сегодня. Что нам делать в этой ситуации? С одной стороны, конечно, менять законодательство. Причем я хочу обратить ваше внимание на то, что речь идет не только о законе о некоммерческих и общественных организациях. Мы говорим о совокупности разных законов, суммарном эффекте целого ряда законов и изменений. Речь, в частности, идет о законодательстве о противодействии экстремистской деятельности, о законодательстве о митингах, шествиях и демонстрациях, о налогообложении НКО и о благотворительной деятельности. Мы говорим о целом комплексе ограничений, которые приводят к существенному осложнению работы гражданских организаций. И, конечно же, о том, что многие нормы этих законов преднамеренно не основываются на правовых понятиях, а на размытых, абстрактных концепциях, таких как национальный интерес, национальные особенности, культурное наследие, суверенитет, национальная безопасность и т.д. Это дает все основания и возможности для избирательного применения закона на неправовых, политических основах. Более того, недавнее исследование целой группы организаций – Высшей школы экономики, МГУ, Института национального проекта «Общественный договор», Института гражданского анализа и других – показали, что при нынешнем объеме требований к проверкам и кадровом обеспечении федеральной регистрационной службы некоммерческая организация в среднем может быть проверена раз в 80 лет – если проверять каждую. Значит, очевидно, будет избирательное правоприменение - и это уже происходит. Наряду с изменением репрессивных законов наша главная задача –менять такое негативное, враждебное отношение государства к независимым гражданским организациям, которое приводит к принятию таких законов и реализации такой политики. Однако еще более важная цель – работать с обществом. Сегодня без массовой поддержки общества никакие независимые организации со своей позицией, которые будет отстаивать право на существование во враждебной среде, не смогут выжить. Собственно говоря, реализация этой третьей функции – гражданского активизма, демократического развития снизу, взращивания ответственных граждан – является на сегодня самой перспективной и важнейшей задачей неправительственных организаций наряду с их выживанием в неблагоприятных условиях и сохранением того позитивного, что было достигнуто за пятнадцать лет. |
|