Кирута А.Я.
Медведев В.А. Александр Яковлевич Кирута, пожалуйста.
Кирута А.Я. Разумеется, я не могу сказать всего того, что можно было бы сказать по этому поводу. Тема огромная. Я начну с вопроса Вадима Андреевича.
В тексте Алексея Юрьевича четко проводится разделение. Сначала говорится о содержательном определении социально оправданного неравенства и неравенства оптимального для экономического роста. А дальше говорится о статистическом определении нормального и избыточного неравенства. В содержательном определении нормальное неравенство можно трактовать как верхнюю границу неравенства, совместимого с тем, что доходы каждого человека позволяют ему полноценно реализовать свои экономические, социальные, человеческие функции. То есть доходы всех членов общества функционально достаточны.
Статистическое определение основано на выборе границы функциональной достаточности, традиционно это граница бедности. И здесь возникает определенный произвол. Абсолютная граница бедности задается нормативно. Как она строится на самом деле? Берется минимальная стоимость корзины продуктов питания, которая необходима человеку по медицинским нормам (с учетом его возраста и климатических условий), и на нее накручиваются все остальные расходы, которые нужны для того, чтобы человек в реальных общественных условиях, мог обеспечить себе потребление такой продуктовой корзины. Это классический подход. Впервые его серьезно исследовал и применил англичанин Роунтри в конце XIX – начале ХХ века. В США этим занимались много в 60-х годах ХХ века (Ольшански и др.).
Статистическое определение нормального и избыточного неравенства оправдано тем, что оно хорошо работает как инструмент для объяснения многочисленных социально-экономических явлений в регионах России. Это было показано в наших совместных исследованиях с А.Ю. Шевяковым. Я хочу сказать, как связано нормальное и избыточное неравенство с политикой. Полина Михайловна в своем докладе использовала для анализа политического поведения данные обследований российского мониторинга экономического положения и здоровья населения. Я поступил по-другому. Я сопоставил данные по президентским выборам 2004 года по всем регионам России с нашими оценками масштабов и структуры неравенства внутри регионов. Межрегиональный разброс результатов голосования был очень большим. За Путина проголосовало от 30,8% электората в Красноярском крае до 94,5% электората в Ингушетии и Кабардино-Балкарской республике. Одновременно и межрегиональный разброс показателей неравенства внутри регионов весьма велик.
Ситуация очень любопытная. Голосование за Путина напрямую с социально-экономическими показателями и с индексами неравенства имело очень слабую, практически нулевую корреляцию. Но если ввести dummy переменную, которая отделяет шестерку самых авторитарных регионов, где была максимальная явка и максимальное число голосов за Путина, то сразу же обнаруживается, что за Путина было тем больше голосов, чем выше было избыточное неравенство в нашем статистическом определении. То есть неравенство, завышенное в результате обогащения части населения региона за счет обеднения остальной части населения.
Здесь надо ввести еще одно структурное подразделение неравенства, которое мы разработали в 2003 году. Это подразделение неравенства на концентрацию и поляризацию. Концентрация – это та часть неравенства, которая обусловлена существованием узкой группы населения с доходами многократно превышающими доходы всех остальных. Поляризация – это когда на концах (нижнем и верхнем) распределения доходов образуются относительно массивные далеко противостоящие группы с большим разрывом в доходах.
Голосование за Путина в региональном разрезе по 88 субъектам Федерации с той же dummy переменной прекрасно объясняется двумя факторами – концентрацией доходов и избыточным неравенством. Причем оба фактора статистически значимы. Что это означает? Концентрация доходов означает, что региональные элиты имеют высокую экономическую и политическую власть. А фактор избыточного неравенства показывает, что соответствующая политическая власть является тем более авторитарной, чем больше в регионе бедных, находящихся в зависимом положении от богатой элиты.
Я сделал еще один расчет. Я построил индекс социальной структуры – индекс, измеряющий социальное качество населения региона в координатах "бедность - обеспеченность". Этот индекс возрастает, когда обеспеченность растет, и убывает, когда растет бедность. Корреляция голосования за Путина в 2004 году с этим индексом весьма слабая. Но она показывает, что доля населения регионов, голосовавшего за Путина, убывала с ростом обеспеченности, что хорошо согласуется с другими оценками. Однако, если говорить о протестном голосовании, т.е. о голосовании против всех, а также за альтернативных кандидатов, то корреляция становится сильной. Доли регионального электората, голосовавшие против всех, были тем выше, чем выше индекс социальной структуры. Аналогично доли альтернативного голосования – суммы голосов, отданных за Глазьева, Хакамаду, Миронова, Малышкина, (при исключении голосов за Путина и Харитонова) – были тем выше, чем выше индекс социальной структуры. Кроме того, голосование против всех и альтернативное голосование имели существенные положительные корреляции с нормальным неравенством и с индексом уровня жизни. И, в противоположность голосованию за Путина, они имели отрицательные корреляции с избыточным неравенством.
Голосование за коммуниста Харитонова – это особый случай. Оно было слабо отрицательно коррелированно с неравенством и с концентрацией доходов внутри региона и практически никак не коррелированно с показателями бедности внутри региона. Фактор, наилучшим образом объясняющий голосование за Харитонова – это величина регионального прожиточного минимума. Чем ниже была эта величина, тем большая доля голосов в регионе была отдана Харитонову. Фактически, больше всего за него голосовали в регионах с одновременно низкими среднедушевыми доходами и прожиточными минимумами, где численность бедных по внутри региональным меркам была далеко не самой высокой, но где по общим российским меркам экономика находится в депрессивном состоянии.
Мы видим, таким образом, что все наоборот: чем выше уровень жизни, тем выше протестное голосование и альтернативное голосование. Явка самая большая там, где бедные существенно зависят от богатых и авторитарно управляются богатыми. Чем выше благосостояние, тем больше общество становится свободным и сознательным, но при этом явка на выборы уменьшается. Это яркий пример того, что можно объяснить в терминах индексов неравенства.
Шевяков А.Ю. Именно при структурном подразделении общего показателя неравенства удается объяснить многие явления, которые необъяснимы в других терминах.
Кирута А.Я. Я, к сожалению, опоздал, но написал довольно большой текст, посвященный, собственно говоря, не тому, что я сейчас сказал. То, что я сейчас сказал, в этот текст не вошло, я не успел это включить. Представленный мною текст посвящен институциональным проблемам того, что такое публичная политика по отношению к неравенству.
Чтобы говорить об этом, надо понять, что институциональные факторы в значительной степени предопределяют экономические пропорции и условия, в которых осуществляется публичная политика.
Медведев В.А. Вы дайте краткую презентацию Вашего материала, а мы его почитаем.
Кирута А.Я. Очень бегло. Я так и собирался.
Смысл этого материала состоит в том, что неравенство, вообще говоря, не определяется экономическими факторами. Оно определяется не человеческими качествами, а в основной своей части - институциональной организацией общества.
Поясню, что я имею в виду. Прежде всего, в обществе есть механизмы накопления и фиксирования накопленных преимуществ, тогда как сами эти преимущества возникают более-менее случайно. При капитализме такой механизм фиксирования преимуществ – это собственность, что вполне понятно. При социализме роль такого механизма играла мериторная (по заслугам) и статусная фиксация преимуществ. Это первое.
Реплика. В этом случае налог на наследство может быть очень важным.
Кирута А.Я. Несомненно. И второе. Общество устроено пирамидально в том смысле, что оно все пронизано организационными структурами, имеющими иерархическое строение, где люди, находящиеся на разных статусных уровнях, имеют, вообще говоря, писаное, а иногда неписаное представление о том, какой должен быть разрыв между их доходами.
Дело не в том, что, скажем, какой-то большой начальник умнее или чем-то лучше своих подчиненных, или имеет более высокий потенциал и, вообще, имеет какие-то рациональные мотивы для того, чтобы быть таким начальником. Он туда попал, и дистанция между ним и остальными фактически институционально закрепляется. Люди очень четко на это закрепление дистанции реагируют.
Я, буквально, по своим наблюдениям и на своих отношениях с людьми могу привести хорошие примеры. На одном семинаре, где обсуждалась дифференциация оплаты труда, Наталья Михайловна Римашевская сказала своей сотруднице: «Если бы я получала такую же зарплату, как ты, я просто ушла бы с этой работы». Для нее неприемлемо уравнивание оплаты труда с человеком, который ниже нее по статусу. И подобных примеров очень много. Требования людей к руководителю часто заключаются не в том, чтобы им платили больше, а в том, чтобы разрыв между тем, что платят им, и тем, что платят работникам с более низкой квалификацией или более низким статусом, был достаточно существенным.
Материал, который я представил, посвящен обсуждению именно таких институциональных механизмов. Фактически мы должны говорить о том, что институционально обусловленное неравенство распространено чрезвычайно широко, и публичная политика по отношению к неравенству – это, в первую очередь, политика, направленная на совершенствование, преобразование и развитие институтов. Разумеется, экономика создает неравенство, но закрепляется и усиливается оно в институциональной среде. И здесь есть еще один момент. Есть перманентное неравенство, есть транзиторное (кратковременное) неравенство и есть эффект, возникающий за счет жизненного цикла. Это очень похоже на известные теории потребления, в которых используются понятия перманентного дохода (М. Фридман) и жизненного цикла (Ф. Модильяни). Однако, в отличие от этих макроэкономических теорий, эффекты перманентного и транзиторного неравенства, как и зависимость неравенства от эффектов жизненного цикла обусловлены институциональными факторами не в меньшей мере, чем экономическими факторами.
Медведев В.А. Александр Яковлевич, по-моему, вы уже заинтриговали своим материалом, и, может быть, этого достаточно для представления. Я еще раз хочу сказать, что материал Александра Яковлевича будет всем передан по электронной почти.
Слово предоставляется Рубинштейну Александру Яковлевичу.
