Доклад Д.Е. Сорокина. "Отношения собственности в системе социально-экономического неравенства (методологическая база)"

1. Социально-экономические отношения собственности:
понятийный аппарат

 «Все острые вопросы экономической
 жизни тесно связаны с понятием собственности,
 которое, однако, само по себе более принадлежит
 в области права, нравственности и психологии,
 нежели к области отношений хозяйственных.
 Уже это обстоятельство ясно показывает,
 как ошибочно стремление обособить
 экономические явления в совершенно
 самостоятельную и себедовлеющую сферу».
                          В.С. Соловьев (1894 г.)
(Цит. по: Русская философия собственности (ХУШ-ХХ вв.)/под ред. К. Исупова, И. Савкина. СПб., 1993. С.167.)    

     В настоящее время в экономической науке можно выделить три главных подхода к проблеме отношений собственности.
     Первый - в основе которого лежит марксистская политическая экономия (Первый не в силу научной значимости, а вследствие общепризнанного факта, что К. Маркс был первым экономистом, который особое внимание уделил обоснованию природы собственности.) - рассматривающий собственность как общественно-экономическое отношение между людьми – классами и социальными группами - по поводу присвоения жизненных благ (средств производства и произведенных продуктов). Такой подход фиксировал ключевую роль отношений собственности, их конкретного типа в социально-экономическом структурировании производства и общества, которое проявляется как в экономическом развитии, так и в формировании особенных черт социально-классовой структуры разных общественно-экономических систем.
     Второй, свойственной классической и неоклассической ветви экономической теории, относит проблематику собственности к области правоотношений. С точки зрения такого подхода оптимум распределения, как производимых благ, так и ресурсов, включая средства производства, достигается при помощи механизма конкурентного рынка. Рассмотренная под таким углом зрения собственность раскрывается как отношение чисто правовое, сводимое к необходимости поддерживать и защищать сложившуюся структуру прав собственности. А это уже политическая задача в первую очередь государства. В этом своем качестве определение собственности через отношение принадлежности блага (ресурса) конкретному экономическому агенту может считаться достаточным.   
     Можно считать, что в неоклассической школе собственность, как и в марксистской теории, также выступает как отношение. Ведь определение собственности через отношение к вещи как к своей предполагает в неявном виде возникновение отношений с другими индивидами, лишенными доступа к данной вещи. Поэтому даже сведение собственности к отношению к вещи, которое фиксирует ее принадлежность конкретному субъекту хозяйствования, тем не менее, фактически перерастает в отношение между людьми по поводу доступа к любому объекту собственности. 
     Отметим и то, что отдельные представители неоклассики, прежде всего связанные с теорией либерализма, так же, как и марксисты, исходят из предположения об исходной и ключевой роли собственности в экономической системе, но выдвигают в этом обосновании свое объяснения. Оно опирается на идею естественного права индивида на товары и услуги, имманентной формой которого выступает частная собственность,  рассматриваемая как универсальная и способная по самой своей природе обеспечить наивысшую эффективность в хозяйственной деятельности, благодаря силе действия экономических стимулов (При этом Л. фон Мизес, абсолютизируя частную собственность, доказывал невозможность существования не только общественной, но и смешанной формы собственности (Мизес Л. фон. Человеческая деятельность. М., 2000. С.244).
     Третий, - свойственный т.н. неоинституциональной экономической теории – трактует собственность, как совокупность формальных и неформальных правил, регламентирующих использование ограниченных благ (ресурсов) . Эти правила позволяют снизить неопределенность во взаимодействии хозяйствующих агентов и тем самым снизить издержки как трансакционные, связанные с затратами на установление и поддержание прав собственности, так и общие, включая издержки по производству производимых товаров. Согласно институциональным взглядам, обмен товаров ѕ это не просто купля-продажа физических объектов (благ), а передача прав собственности, закрепленных за ними (А.Алчианом дается такое определение: «Право собственности – это обеспечиваемое обществом право на выбор способов использования экономического блага» (См.: Экономическая теория / Под ред. Дж.Итуэлла, М.Милгейта, П.Ньюмена. М., 2004. С.714.). На этой основе рыночные отношения рассматриваются как контрактные отношения, т. е. добровольные отношения по передаче имущественных прав. Вместе с тем институционализм исходит из того, что указанные отношения совершаются в условиях:
· неполноты информации и когнитивных ограничений человека в ее обработке,
· трансформации модели рационального поведения в модель ограниченной рациональности,
· неизбежности возникновения оппортунистического поведения экономических агентов.
     Такие допущения указывают на наличие реальных преград, мешающих рынку обеспечивать оптимизацию в распределении общественного богатства.
     Уже из этого краткого обзора видно, что отношения собственности не могут быть сведены к чисто экономическим отношениям. В отношениях собственности синтезируются производственные, экономические, политико-экономические, социальные, интеллектуальные, духовно-нравственные, социокультурные, социопсихологические и другие начала, объективные и субъективные факторы общественного развития. Поэтому не случайно они (отношения собственности) стали предметом научного исследования всей совокупности общественных наук. Соответственно определения, которые даются отношениям собственности в той или иной науке и ее научных школ всегда раскрывают лишь ту или иную сторону этих отношений и не могут считаться всеобъемлющими. Более того, попытка найти такое всеобъемлющее определение методологически несостоятельна.
     Для целей настоящего исследования представляется целесообразным сосредоточиться на следующих чертах отношений собственности:
1.Отношения собственности – (присвоения условий и результатов производства) - органичная часть совокупности социально-экономических отношений, характеризующая способы, формы, механизмы присвоения (получения) и использования средств, условий и результатов жизнедеятельности, жизнеобеспечения и жизнеустройства людей. Соответственно сложившаяся система отношений собственности во многом определяет глубинные, сущностные черты социально-экономической системы и тем самым социально-экономическое положение членов общества, выстраивая его (общества) социальную структуру.
     Постановка «отодвигающая» отношения собственности на «задний план» противоречит социально-экономической практике, когда именно в первоочередности преобразовании отношений собственности (приватизации), как отечественные реформаторы, так и их зарубежные консультанты видели залог успеха (и главное) необратимости постсоциалистических трансформаций. Ныне «транспарентность» отношений собственности объявляется (и вообще говоря, не без основания) залогом эффективного функционирования «новых рыночных экономик».
     Содержание сложившейся системы отношений собственности, в конечном счете, реализуется через распределение и направленность использования дохода, получаемого от эксплуатации объектов собственности.
2. Поскольку отношения собственности складываются как органический элемент социально-экономической системы, постольку изменения структуры и содержания отношений собственности требуют трансформации экономической системы как целого. Необходимо именно системное воздействие на институциональный механизм с тем, чтобы придти к искомому результату.
3. Сложившаяся система социально-экономических отношений, свойственная данному обществу, сложившиеся в нем условия общественного воспроизводства в свою очередь оказывают воздействие на содержание отношений собственности, ее структуру и формы, и изменения в этой системе приводят к переменам в субъектах, объектах и отношениях собственности.
Таким образом, одна и та же форма собственности может иметь принципиально разное социальное содержание. Так, содержание государственной собственности будет определяться социальной сутью государства (государственной власти); частной собственности - особенностями социального строя и укладов и т.д.
4. Разнообразие средств, условий, результатов, факторов жизнедеятельности порождает сложность, многообразие социально-экономических отношений, в том числе и отношений собственности. Таким образом, отношения собственности всегда отражают исторически сложившиеся особенности данного общества.
5. Противопоставление разных форм собственности, прежде всего частной и общественной и спор об их преимуществах, было реальностью и научным фактом на протяжении XIX и первой половины XX века. В настоящее время вопрос о противоречии различных форм собственности, а также о преимуществах одной из них над другой снят с повестки дня. Естественное многообразие форм собственности и их взаимодополняемость стали закономерностью современной эпохи. Многообразие форм собственности представляет собой не случайную, хаотическую совокупность. Напротив, они образуют систему, представляющую единство функционально различных, дополняющих друг друга элементов, специфические качества которых необходимы для реализации фундаментальных принципов функционирования рыночной экономики, обеспечивающих экономический и социальный прогресс. В рамках этого многообразия каждая форма собственности, ее модификации находят «свою нишу», в которой они и доказывают свои преимущества в решении экономических и социальных задач.
     К сожалению, в ходе осуществления социально-экономической трансформации российского общества был применен крайне примитивный подход к обновлению форм собственности. Многие из них были исключены из сферы конституционно-правового регулирования. В массовое сознание был вброшен лозунг о всеобщей приватизации, в соответствии с которым внедрение частной собственности автоматически ведет за собой создание рынка и процветание страны. Этот лозунг явился массовым мифом, за которым не стояло научных идей и анализа мирового опыта.
     Массовые нарушения, допущенные в ходе приватизации, привели к крайне негативным последствиям. И требуются огромные усилия для того, чтобы в стране сложилась адекватная потребностям прогресса система отношений собственности.
6. Устойчивость сложившейся системы отношений собственности определяется не только (и даже может быть не столько) правовой системой и механизмами ее реализации, но (и может быть, прежде всего) ее «принятием» общественным сознанием. Это означает, что при всей целесообразности использования экономико-правового подхода к собственности, им нельзя ограничиться. Ведь в не меньшей степени важна общественная оценка с точки зрения «справедливости» и «нравственного критерия». Одних только юридических норм недостаточно для поддержания формирующихся прав собственности и для стабильности общества в целом.
     «Эрроу, Хиршмэн, Путнам, Фукуяма и другие, - отмечает Дж. Стиглиц, - утверждали, что успех рыночной экономики нельзя понять, оперируя лишь узкими экономическими стимулами: критически важные роли играют нормы, общественные институты, социальный капитал и доверие. Рыночному обществу необходим именно неявный социальный контракт, который нельзя просто узаконить, декретировать или ввести постановлением реформаторского правительства. Подобный «социальный клей» требуется любому обществу» (Стиглиц Дж. Куда ведут реформы?//Ж. «Вопросы экономики». 1999. № 7. С. 12-13.)
     Проблема социальной справедливости закономерно интересует людей не меньше, чем экономическая результативность. Учитывать следует и то, что за такой трактовкой стоит реальное свойство, присущее собственности в более широком контексте, обусловленное  ее способностью отражать социальную связь между индивидами и группами людей через складывающуюся систему имущественных отношений, которая предстает как сбалансированная или несбалансированная.
     При этом следует отметить, что обращение к таким «неэкономическим» факторам диктуется самой логикой новых условий стабильности социально-экономическим систем. Дж. Сорос предсказывает, что «беспрепятственная интенсификация капитализма «laissez-faire» и распространение рыночных ценностей на все сферы жизни угрожают нашему открытому и демократическому обществу… Слишком много конкуренции и слишком мало кооперации могут породить нетерпимую несправедливость и нестабильность» (Soros G. The Capitalist Threat. The Atlantic Monthly. February 1977 (Цит. по: Колодко Г. Уроки десяти лет постсоциалистической трансформации // Вопросы экономики № 9, 1999. С. 24). В свою очередь Всемирный банк в докладе о мировом развитии (1996) (From Plan to Market. World Development Report 1996. Washington, D. C., The World Bank, 1966) отметил, что «межстрановой анализ свидетельствует, что общества с весьма неравномерным распределением доходов политически и социально менее стабильны и в них отмечаются более низкие темпы инвестирования и роста» . На этот же момент обратил внимание и первый заместитель директора-распорядителя МВФ С. Фишер, отметив, что «несмотря на различные мнения по поводу того, какое распределение доходов надо признать справедливым, мы полагаем, что бедность среди изобилия социально неприемлема. Имеется и инструментальный аргумент в пользу справедливости: программы развития, которые предполагают достижение справедливости, вероятнее всего, будут более устойчивыми» (Колодко Г. Уроки десяти лет постсоциалистической трансформации//Вопросы экономики № 9, 1999. С. 24)
     Аналогичные подходы разделяются и представителями религии. «Абсолютизация богатства, идеология ничем не регулируемого рынка, - отмечает протоиерей В. Чаплин (зам. Председателя Отдела внешних церковных связей Московского патриархата), - …прямо противоположны Евангелию, а значит и любому серьезному христианскому богословию…». В подтверждение он приводит заявление собрания (конгресса) реформаторских церквей мира (август, 2004 г.), где говорится: «Мы отрицаем культуру прогрессирующего потребительства, конкурентную алчность и эгоизм неолиберальной системы глобального рынка, равно как и любой другой системы, отрицающей альтернативы… Мы отвергаем идеологии и экономические режимы, ставящие прибыль выше людей». Участники конгресса осудили «теологию, утверждающую, что Бог – только с богатыми, а в бедности виновны сами бедные» (Чаплин В. Бог не только с богатыми//АиФ № 44, 2004 г. С. 10).
     Исторический опыт, как России, так и других государств, неоднократно демонстрировал: надежды на то, что «овладение» рычагами государственной власти позволит проводить любую политику независимо от отношения к ней общества, как минимум, глубоко антинаучны. Преобразования, пусть и лежащие в русле объективно необходимых перемен, но проводимые без учета, например, категории нравственности в ее специфическом для данном обществе понимании, лишь усиливают неизбежные при внедрении всего нового реакции отторжения. В частности, отмечаемая многими авторами неадекватность реакции российских хозяйствующие субъекты и населения в целом на те или иные рыночные сигналы видимо диктуются не только квазирыночным характером сложившейся экономической системы. Видимо здесь сказывается и то обстоятельство, что с точки зрения «западного» рынка это «неправильные» субъекты и население. Другой вопрос, что эта «неправильность» отражает политико-экономическую природу российского общества, «не вписывающуюся» в стандарты теорий, построенных на опыте функционирования систем, имеющих иную цивилизационную основу и потому подчиняющихся иным политико-экономическую закономерностям. 

 2. Тенденции развития отношений собственности
в современном мире и их воздействие на социально-экономический статус личности

     По мере перехода к крупномасштабному индустриальному производству становилась все более очевидной историческая бесперспективность капиталистических форм присвоения средств и результатов общественного воспроизводства, что выражалось во все более разрушительных кризисах последнего и нарастающих социальных противоречиях, прежде всего, антагонизма между классом владельцев капитала и пролетариатом - наемными работниками, не имеющими никакой собственности кроме собственности на свою рабочую силу и потому могущими получать средства для своего существования только от ее продажи. При этом явственно прослеживалась тенденции к нарастанию разрыва в формах и способах жизнедеятельности между представителями этих двух классов, в том числе и за счет абсолютного ухудшения положения пролетариата. То, что сохранение такого положения, неизбежно должно было повести к прямому столкновению класса капиталистов и пролетариата для профессиональных обществоведов не вызывало сомнения .
     Отсюда проистекала направленность научного поиска на выявление механизмов, способов, путей и т.д. трансформации капиталистической системы присвоения. При этом предлагаемые концепции трансформации предполагали такие преобразования, которые в явной или неявной форме означали выход за пределы классической капиталистической формы присвоения средств и результатов производства. «К настоящему времени, - писал Й. Шумпетер в начале 40-х гг. прошлого века, - общественное мнение настолько рассердилось на капитализм, что осуждение его… стало уже общим местом, чем-то вроде правила хорошего тона. Каждый.., каковы бы ни были его политические убеждения, стремится… подчеркивать свое критическое отношение, обеспокоенность, сомнение в достижениях капитализма, отвращение к капиталистическому интересу и солидарность с интересами антикапиталистическими» (Можно сказать, что это не вызывало сомнения у всей мыслящей части общества, в том числе и литераторов (см., например, Г.Уэльс «Когда спящий проснется» или Дж.Лондон «Железная пята»), экстраполирующих находящиеся перед глазами социально-экономические тенденции в будущее.)
     Своеобразным отражением этого подхода являлись сохраняющиеся до середины второй половины прошлого столетия представления о не исчерпанности возможностей советского варианта социалистической (коммунистической) системы. Так,  А. Дж. Тойнби считал, что только «будущее покажет, сможет ли коммунизм на практике предложить гуманное решение тех проблем индустриализма, которые капитализму до сих пор были не по плечу» (Тойнби А. Дж. Постижение истории. М.: Прогресс, 1996. С. 463.).
     Вместе с тем, опыт стран, опирающихся на советскую систему присвоения, ведущую к практически полному огосударствлению экономической жизни общества, так же показал историческую обреченность подобного пути. Однако следует помнить, что само возникновение советской системы было вызвано явной неспособностью капиталистической формы отношений собственности ответить на требования, предъявляемые индустриальной стадией развития производительных сил человечества. Эта форма общественной организации индустриальных производительных сил породила антагонистические противоречия между трудом и капиталом, метрополиями и колониями и, наконец, внутри самого капитала, в том числе между его различными национально-государственными образованиями. Свидетельством тому, в частности, являются такие социальные катастрофы как Первая и Вторая мировые войны, Великий кризис (депрессия) 1929-33г.г., возникшие в рамках именно капиталистической системы.
    В этом свете очевидна невозможность поиска современных механизмов присвоения средств и результатов производства в институциональных системах прошлого. Это  касается, как  возвращения к, так называемому, «реальному социализму», так  и  попыток  воссоздания той институциональной системы, тех форм капиталистических отношений, начало преодоления которых во всемирном масштабе было положено Россией после Октября 1917 г.
     Вместе с тем, уже во второй половине ХХ века – в первую очередь в наиболее экономически развитых странах -  стали обозначаться тенденции становления принципиально новой системы отношений собственности. Отражением этого стало, в частности, использование для характеристики стран «золотого миллиарда», ранее составлявших «ядро» классического капитализма, таких категорий, как «кибернетическое», «информационное», «научное» «экологическое», «полифоническое», «постэкономическое» и т.п. общество. Но наиболее часто употребляется термин, предложенный Д. Беллом – «постиндустриальное общество». Методологической базой данного определения явился подход, при котором различные стадии развития социума и сами социумы определяются по характеру применяемых технологий в противовес – как считал Д. Белл – марксистскому подходу, где такие различения определяются по характеру отношений собственности.
     Однако нельзя не заметить, что последние, как и вся институциональная система, претерпевают существеннейшую эволюцию именно вследствие движения по «оси Белла». Вряд ли кто будет отрицать, что общества, в основе жизнедеятельности которых лежали сельскохозяйственные и ремесленные технологии, порождали совсем иную систему отношений собственности, нежели индустриальные общества. В свою очередь, возникновение акционерных отношений собственности, охватывающей огромные массы индивидуальных инвесторов, явилось следствием (и условием) перехода к крупномасштабным индустриальным технологиям.
     Таким образом, различая эволюционные ступени общественного развития общества по характеру используемых технологий (по марксистской терминологии - производительных сил), Д. Белл по существу солидаризуется с марксовой схемой общественной эволюции, согласно которой именно развитие производительных сил общества, изменение его технологического базиса служит движителем эволюции системы отношений собственности, а вместе с ней и всей системы социально-экономических отношений.
     Опыт стран, относимых ныне к «постиндустриальному миру», показывает, что неотъемлемой чертой происходящих в них институциональных изменений является тенденция социализации.
В сфере экономической жизни эта тенденция была подмечена еще К. Марксом, показавшим, что в акционерных обществах, возникших именно из потребностей крупного индустриального производства, «капитал… получает… непосредственно форму общественного капитала (капитал непосредственно ассоциируемых индивидов) в противоположность частному капиталу, а его предприятия выступают как общественные предприятия в противоположность частным предприятиям» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 25. Ч. I. С. 479.).
     С дальнейшим ростом масштабов производства и применяемых мощностей, развитием постиндустриальных технологий и глобализацией экономической жизни сохранение господства капиталистических институциональных форм в их классическом виде становится все более несовместимым с дальнейшим общественным прогрессом.
     Во-первых, господство этих форм порождает тенденцию нарастания таких необратимых изменений среды обитания человека, которые угрожают физическому существованию последнего.
     Во-вторых, происходит нарастание противоречий между различными типами цивилизационного устройства в масштабах всего человеческого сообщества, что также потенциально угрожает самому существованию человечества.
     В-третьих, в глобальном масштабе углубляются диспропорции между звеньями общественного воспроизводства (прежде всего между реальным и финансовым капиталами), что чревато всемирными экономическими катастрофами. При этом последствия этих катастроф неизбежно канализируются в страны второго и третьего эшелонов «постиндустриального» мира, что в свою очередь генерирует нарастание межцивилизационных противоречий.
     Наконец, новая роль и адекватные ей изменения человеческого капитала, происходящие под воздействием интеллектуализации производства, не могут ограничиться лишь изменениями в содержании труда и образе жизни, а неизбежно требуют глубоких институциональных перемен, прежде всего, в отношениях присвоения. Эффективное функционирование капитала на базе постиндустриальных технологий возможно лишь при все большей вовлеченности его «человеческой составляющей» в реализацию функций, свойственных собственнику этого капитала. При этом интеллектуальное развитие работников, с одной стороны, порождает у них потребность, с другой – создает «материальную» возможность такой вовлеченности. Соответственно, возникают механизмы, преодолевающие отделение работника от собственности на капитал, что в свою очередь также ведет к «размыванию» классических капиталистических форм присвоения средств и результатов производства. Одновременно происходит переход к новой стратегии корпораций, в которой «деловое партнерство и кооперация нередко вытесняют ожесточенную конкуренцию» (Мильнер Б. Управление знаниями – вызов ХХI века//Вопроы экономики. 1999. № 9. С. 110.).
     Отмеченные тенденции неизбежно стимулируют стремление к становлению механизмов, преодолевающих приоритет частных своекорыстных интересов индивидов, социальных групп (классов), государств над интересами целостности, обеспечивающих взаимовыгодное взаимодействие этих интересов. Начинает формироваться новая институциональная структура, как в результате трансформации действующих институтов, так и появления новых. При этом сама эта структура оказывается гораздо более сложной, чем ей предшествующая, что вполне согласуется с законами развития сложных систем: переход любых систем от более низкого к системам более высокого порядка всегда означает усложнение их структуры, нарастание многообразия элементов и связей между ними, а также форм реализации этих связей.
     Отношения собственности в рабовладельческих обществах имели гораздо более многообразные формы своего существования, чем в первобытнообщинных, в феодальных – чем в рабовладельческих, а в капиталистических – чем в феодальных. К.Маркс отмечал «бесконечные оттенки», которые присущи капиталистической институциональной системе (Маркс К., Энгельс Ф. Указ. соч. Т. 23. С. 770-771.). Соответственно, если посткапиталистическая система есть система более высокого порядка, то нет никаких оснований считать, что здесь будут действовать  иные  закономерности эволюции. Сегодня система отношений собственности стран постиндустриального мира предстает как совокупность многообразных и органически взаимоувязанных форм, в свою очередь имеющих множество видов, подвидов, модификаций. При этом существование и развитие каждой такой формы обусловлено всей их совокупностью.
     Спецификой формирующейся новой системы отношений собственности является то, что в ней начинают действовать механизмы, преодолевающие классово-антагонистическое разделение общества. Это находит свое выражение и в возникновении институтов, «расщепляющих» права собственности, когда становится невозможным (по крайней мере, в политико-экономическом смысле) выделить обособленный класс собственников капитала в социальной структуре общества. На этой базе произошли радикальные изменения в системе отношений присвоения средств и результатов производства. Перераспределение «веера» прав собственности сыграло важнейшую роль в преодолении противостояния класса собственников и пролетариата, замены этого противостояния партнерскими (не значит - бесконфликтными) отношениями между агентами общественного воспроизводства. Соответственно изменилась социальная структура общества: его основную часть стал представлять «средний класс».
     Таким образом, представляется правомерным вывод о качественных изменениях в отношениях собственности, происходящих под влиянием перехода к новому (постиндустриальному) технологическому укладу, сопровождающихся переходом к новому типу экономического роста, включающего его новую ценностную ориентацию и новые механизмы его регуляции. Причем, характер и глубина этих изменений таковы, что правомерно ставить вопрос о переходе на новую ступень цивилизационной эволюции, ее новых формах и механизмах, которая (ступень) уже не может быть безоговорочно определена в качестве капиталистической по политико-экономическим критериям. Формируется экономическая система смешанного, многоукладного типа, основанная на сочетании различных форм собственности и ее деперсонификации.
     Сохранение в законодательстве ряда стран определение любой негосударственной формы собственности на капитал как частной есть лишь иллюстрация того факта, что юридические «формулы… живут целые века. Между тем отношения меняются, житейская практика поэтому все больше удаляется от заученных формул, и акты перестают быть отражением действительности, делаются анахронизмом» (Ключевской В.О. Соч. Т. 7. М.: Мысль, 1989. С. 17.)
Другой вопрос, что она (новая система отношений собственности) далеко не  совпадает с тем «образом» посткапиталистического общества, который предполагался основателями марксистского учения и теми их последователям, которые на протяжении ХХ столетия пытались воплотить этот «образ» в жизнь.
     Вместе с тем, не следует забывать, что названные явления представляют собой лишь одну из тенденций развития отношений присвоения и хозяйствования.
     В этой связи следует заметить, что если уж признается факт глобализации общественного воспроизводства, то политико-экономический анализ институциональной системы какой-либо страны должен не просто учитывать это обстоятельство, а делать его исходным. В свою очередь, это означает методологическую неправомерность игнорирования того факта, что экономические (ресурсные) возможности социализации в странах «золотого миллиарда» во многом определяются той иерархической структурой современной глобальной экономической системы (о которой говорилось выше), породившей явление глобального капитализма, где собственниками капитала, присваивающими основную массу мирового прибавочного продукта, выступают уже целые социумы.
     Представляется, что вопреки некоторым идеализированным представлениям о современной ступени так называемого общечеловеческого прогресса современная глобальная система в гораздо большей степени соответствует описанию З. Баумана: «Сегодня около двадцати богатых, но раздираемых проблемами, обеспокоенных и лишенных уверенности стран противостоят остальному миру, который больше уже не склонен ориентироваться на их понимание прогресса и счастья, но с каждым днем все больше попадает в зависимость от них даже в сохранении осколков счастья или простом выживании за счет скудных собственных средств» (Бауман З. Индивидуализированное общество/ Пер. с англ. Под ред. В. Л. Иноземцева. М.: Логос, 2002. С. 105.).
     Не следует идеализировать институциональную систему и самих стран «золотого миллиарда». В частности, можно отметить, что в т.н. развитых странах просматриваются тенденции разделения общества на «элиту» и «серую массу», в которую, в частности, рискует превратиться нынешний «средний слой». Роль последнего в этом случае при сохранении и даже росте материального благополучия сведется к обслуживанию «элиты». Экстраполяция этой тенденции позволяет отнести ее к вызовам-угрозам, затрагивающим далеко не только страны «золотого миллиарда» (Можно отметить, что об угрозах такого цивилизационного устройства писали социальные фантасты прошлого века, экстраполируя существующие тенденции в более или менее отдаленное будущее (см., например: К. Воннегут «Утопия XIV» и А. и Б. Стругацкие «Хищные вещи века»).
     Видимо поэтому большинство экономистов-исследователей и, безусловно, абсолютное большинство практиков предпринимательства все-таки предпочитают характеризовать современную западную хозяйственную систему, как капиталистическую (пусть с добавлением: «современная», «постиндустриальная», «народная» и т.п.).
     Соответственно представляются несколько преждевременными выводы, согласно которым «капитализм был побежден строем, рожденным в его недрах и, как положено (с точки зрения марксистской теории общественного прогресса – Д.С.), оказавшимся более эффективным. Иногда этот новый строй ошибочно называют современным капитализмом. Но на деле это именно новый строй…» (Попов Г. Х. Будет ли у России второе тысячелетие». М.: Экономика, 1998. С. 117.). Скорее, более правильно говорить о том, что складывающиеся в недрах классического капитализма, присущего западной цивилизации, зачатки (элементы) нового строя в настоящее время по образному выражению В.И. Ленина «глядят изо всех окон» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 34. С. 393.) так называемого постиндустриального мира. Однако, какая из тенденций – утверждение новых отношений присвоения и хозяйствования или развитие все более изощренных форм капиталистического присвоения в его западном исполнении – определит на обозримый отрезок времени траекторию эволюции как «золотого миллиарда», так и глобальной экономики остается под вопросом.
     В этой связи, как представляется, Россия имеет уникальный шанс в рамках стратегии, направленной на ее становление в качестве одного из центров глобальной экономики, продемонстрировать позитивные возможности новых социальных форм присвоения и хозяйствования. «В силу своей истории, культурных традиций, многонационального состава населения и географического положения Россия, вероятно, более других подготовлена к восприятию структуры и идеалов смешанного общества. Речь идет о естественном для нее многообразии форм собственности и типов хозяйства, о сочетании элементов экономической целесообразности и духовности, вечного поиска «правды жизни», о сближении культуры Запада и Востока, не теряющих присущего им своеобразия и взаимно обогащающих друг друга» (Абалкин Л.И. Поиск пути в меняющемся мире//Избр. труды: В 4-х тт. Т. IV. М.: ОАО «НПО «Экономика», 2000. С. 220)

3. Исторически обусловленная специфика отношений
собственности в российском обществе.
Объективные и субъективные факторы ее определяющие

     Вместе с тем, не следует упрощать (особенно в комплиментарную сторону) исторически сложившееся отношение россиян к проблеме присвоения.
     В.В.Розанов в начале ХХ века писал: «В России вся собственность выросла из «выпросил», или «подарил» или кого-нибудь «обобрал». Труда собственности очень мало. И от этого она не крепка и не уважается» (Розанов В.В. Уединенное. М., 1990. С.37.)
     Если одни авторы подчеркивали присущую россиянам общинность (В. Ключевский), иррациональность, коммунитарность (Н. Бердяев), превалирование этических, религиозных начал (П. Флоренский), то можно найти и другие характеристики.
     Так, Е.Н. Трубецкой, считая, что в народной сказке «мы… узнаем народную душу со всеми ее качествами и недостатками», анализируя русскую сказку, делает вывод, что в ней «человек… интенсивно воспринимает то действие сверху той чудесной силы, которая залетает из запредельной дали в низины здешнего, чтобы унести и поднять его оттуда в заоблачную высь. Но рядом с этим в русской сказке необыкновенно слабо выражено действие снизу. В ней сказывается настроение человека, который ждет всех благ от жизни свыше и при этом совершенно забывает о своей, личной ответственности. Это тот же недостаток, который сказывается и в русской религиозности, в привычке русского человека перелагать с себя всю ответственность на широкие плечи «Николы-угодника». Превознесение дурака над богатырем, замена личного подвига на чудесную помощь, вообще слабость волевого героического элемента, таковы черты, которые болезненно поражают в русской сказке. Эта прелестная поэтическая греза, в которой русский человек ищет по преимуществу успокоения и отдохновения; сказка окрыляет его мечту, но в то же время усыпляет его энергию. Имеем ли мы здесь общую всем народам черту? По-видимому, нет. …Мифология и сказка других народов знает случаи сопротивления человека чудесному, богоборчества или, наоборот, содействия человека сверхъестественной силе. В германской саге человек то борется со своими богами, то спасает их самих из трудного положения. Ничего подобного мы не находим в мифологии или сказке русской. Тут при встрече с чудесным человек как-то сразу опускает руки. Он… ждет неизреченного богатства жизни как дара свыше – от «щучьего веленья», от серого волка, от вещего коня, от мудрой жены или от Божьей благодати. …<Эта мистика, не воплощающаяся в дело.., легко вырождается в вульгарную мечту о даровом богатстве, о «хитрой науке, чтобы было можно ничего не работать, сладко есть и пить и чисто ходить».> Мечта эта оказалась сильною в жизни именно оттого, что у нее есть глубокий мистический корень в русской душе. <Связь между усыплением нашего народного духа и торжеством воровской утопии совершенно очевидна. …И оттого-то современная Россия оказалась в положении человека, которого разворовали в глубоком сне>» (Трубецкой Е.Н. «Иное царство» и его искатели в русской народной сказке//Избранное. М.: Канон, 1995. С. 426-429. По сути соглашаются с такой постановкой и некоторые современные политико-экономы (см., в частности, Нуреев Р., Рунов А. Россиия: неизбежна ли деприватизация?//Вопросы экономики. 2002. № 6. С. 14.)
     Вопреки бытующим рассуждениям об ориентированности россиян на сильное государство ряд исследователей считают, что для российского общества наоборот характерна низкая ценность государства, связанная «с мощным влиянием догосударственной вечевой культуры», ссылаясь на исторические источники, согласно которым «крестьяне в России издавна считали, что «никаких налогов никакого начальства не полагается. …Не нужны им ни суд, ни земство, ни школы, никакая культура, ничего «господское», «барское» …Дайте им жить «по-своему» и не мешайте образовывать мужицкое земстов», т.е. возвращение назад, «домой», к временам скифов и сарматов. К такому антигосударственному и антикультурному выводу приходит народ» (Ахиезер А. С., Давыдов А. П., Шуровский М. А., Яковенко И. Г., Яркова Е. Н. Большевизм – социокультурный феномен (Опыт исследования, 2)//Вопросы философии. 2002. № 5. С. 59.)
     В противовес многочисленным авторам, трактующим привлекательный исторический образ российского предпринимателя, можно привести мнение И.Т. Посошкова, считавшего, что «купечество у нас в России чиниться весьма неправо: друг друга обманывают и друг друга обижают, товары худые закрашивают добрыми и вместо добрых продают худые, а цену берут нечестную, и между собою союза немалого не имеют, друг друга едят и так погибают, а в зарубежных торгах компанства между собою не имеют» (Посошков И. Книга о скудостве и богатстве. Изд. Московским обществом истории и древностей российских.  М., 1842. С. 5.) Он же отмечал, что «разбойников у нас в России, паче иных государств, множество» (Там же, С. 6.)

     Нельзя забывать о воздействии на национальный менталитет таких фактов, как предпринятую в начале двадцатого века и продолжавшуюся на протяжении жизни трех поколений попытку физически разорвать историческую преемственность в развитии нации, осуществляемого в период жизни нескольких поколений тотального огосударствления экономической, да и всей общественной и индивидуальной жизни, отсутствие вследствие этого сколь-нибудь развитых демократических традиций, породившие низкий уровень правовой культуры, подавления рыночного оборота, события конца прошлого - начала  нынешнего веков, внесших свой «вклад» в маргинализацию российского общества. Необходимо, считает Л.И. Абалкин восстановить, воссоздать и умножить генетический код россиян. Это позволяет понять, как сочетались в нашей стране крепостничество и пьянство, невежество с великими творениями мысли и человеческой культуры. И это было не два разных потока, не два разных народа, а один сложный многонациональный российский народ» (Абалкин Л. Моя родословная. М.: Институт экономики РАН. 2003. С. 105.)
     А то, что такой подход правомерен, показывает история Британии ныне относимой к «цивилизованным» странам. Но вот, что о ней писалось, когда она находилась только в начале пути.
     «Но то огромное изобилие, которое мы имеем, делает нас народом не только порочным и невоздержанным, расточающим средства, которые у нас есть, но также непредусмотрительным и небрежным в отношении многих других богатств, которые мы постыдно теряем… И в то же самое время (из-за бесстыдной праздности) огромное число людей обманывает, ворует, грабит, блюдолизничает, нищенствует, чахнет и прежде временно погибает… мы покидаем наши обычные честные занятия и науки, предаваясь удовольствиям и… одуряя себя трубкой и бутылкой, уподобляемся животным, посасывая дым и выпивая за здоровье друг друга… В результате распространенная среди нас проказа нашего курения, пьянства, празднеств, мод и дурного времяпрепровождения в праздности и развлечениях… сделала нас изнеженными телом, слабыми в знаниях, бедными сокровищами, опустившимися в доблести, несчастливыми и презираемыми нашими врагами… наше богатство могло бы быть необычным для восхищения и страха всего христианского мира, если бы мы только прибавили искусство к природе, наш труд к нашим естественным средствам» (Томас Ман. Богатство Англии во внешней торговле.1664г.//Меркантилизм/под ред. И. С. Плотникова. Л.: 1935. С. 176.)

     Вместе с тем, если цивилизационная специфика общества определяет своеобразие экономического менталитета и поведения его человеческого капитала, то не меньшее влияние на хозяйственный механизм общества оказывают «физические» параметры, в которых осуществляется процесс общественного воспроизводства.
     Для России это, в частности, означает не только необходимость учета своеобразия ее природных и географических условий, геополитического положения, но и высокого уровня концентрации и специализации производства, вытекающего из них уровня монополизации, наличия естественных монополий на транспорте и энергетике, сохранения на обозримое будущее высокой доли добывающих отраслей и т.д. Понятно, что механизмы присвоения не могут и не должны здесь воспроизводить схемы, создаваемые для регулирования общественного воспроизводства, находящегося в иных условиях.
     Наконец, ни в коем случае нельзя забывать о своеобразии регионального устройства России, в рамках которого на территории одного государства сосуществуют зачастую принципиально различные природно-географические и геополитические условия хозяйствования,  взаимодействуют различные национальные культуры и соответственно осуществляются региональные воспроизводственные процессы. «Экономика России – не монообъект, а многорегиональный организм, функционирующий на основе вертикальных (центр -- регионы) и горизонтальных (межрегиональных) взаимодействий» . В этой связи было бы принципиальной ошибкой попытаться навязать единообразные отношения и формы хозяйствования на всей территории страны.
     Вместе с тем существует и иная точка зрения. Так, И. Сегвари, экономист ЕБРР свидетельствовал: «Когда мы говорили о роли этих аргументов (необходимости учета истории, культуры и национальных особенностей стран при трансформации их институциональной системы – Д. С.) … с В. Мау… он сказал, что когда слышит подобный аргумент, его рука тянется к пистолету» (Сегвари И. Семь расхожих тезисов о российских реформах: верны ли они?//Вопросы экономики. 1999. № 9. С. 50.)
     Аргументы, выдвигающиеся в пользу такого подхода, сводятся:
1) «никто не знает, что это (учет истории, культуры и национальных особенностей стран при трансформации их институциональной системы – Д.С.) конкретно означает на практике»;
2) «мы должны в достаточной степени уважать свою национальную историю, культуру и традиции и дорожить ими, а не доказывать, что дважды два - не четыре» (Гранберг А. Г. Стратегия территориального социально-экономического развития России: от идеи к реализации//Вопросы экономики. 2001. №  9. С. 15.)
     Однако:
1) незнание механизма действия какого-либо явления не означает возможность пренебрежения им (риск непредсказуемых последствий существенно возрастает, что известно любому экспериментатору в области естественных наук); следовательно, необходимо понять данный механизм, а не «абстрагироваться от него»;
2) дважды два – четыре, только если взаимодействуют абстрактные математические величины или, что то же самое, абстрактные homo economicus; при сложении двух античастиц происходит их аннигиляция, а при сложении двух определенных атомов при определенной температуре возникает реакция ядерного синтеза; подобные примеры можно умножать, но вывод однозначен: результат умножения два на два в реальном мире (будь то мир неживой природы или мир общества) зависит от того, какими свойствами обладают умножаемые величины и при каких условиях происходит это умножение.
     Тот же автор далее отмечает, что причина того, что в России периода 1991-1999 гг. «из примерно 30 официально утвержденных макроэкономических программ не была осуществлена ни одна», и что фактическая экономическая политика и реформы «резко и последовательно шли вразрез с тем, что было начертано на реформаторском знамени» заключалась прежде всего в том, что построенные на экономических абстракциях, эти программы, политика и реформы легли «на российскую «почву» (Сегвари И. Указ. соч. С. 51, 52.).

ДАЛЕЕ НА ДАННОЙ МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЙ БАЗЕ:

1.Раскрыть сложившуюся экономическую структуру отношений собственности российского общества:
а) концентрированность
Совокупный капитал российских «миллиардеров» (3-е место в мире по их количеству) равен почти 50% совокупной капитализации крупнейших компаний России (в США этот показатель = 6%);
Более 50 % акций крупнейших компаний сосредоточены в руках небольшой группы людей (в странах «восьмерки» - более 2 % - беспрецедентный случай);
б) сохраняющееся огосударствление;
в) …….
2. Показать воздействие этой системы на социально-экономическое неравенство.
3. По материалам доклада ИКСИ РАН «Собственность в жизни россиян» показать общественное отношение к сложившейся системе.
4. Показать вектор эволюции сложившейся системы и последствия.
В частности: До тех пор, пока экономическая  эффективность хозяйствования ниже экономической эффективности передела собственности, перераспределение прав  собственности будет продолжаться.
5. Проанализировать Программу правительства на 2006 – 2008 г.г. в части отношений собственности и последствия ее реализации.
6. Перспективные варианты развития отношений
собственности в российском обществе
и механизмы их реализации

     Разнообразие условий, факторов развития и социальных интересов означает, что в России устойчивой может быть лишь система, включающая и объединяющая различные социально-экономические, социально-бытовые, социально-национальные и другие уклады и формы организации жизнедеятельности. Их совокупность должна быть достаточной для реализации различных сторон потенциала страны и ее народа и обеспечения интересов каждого его социального и национального слоя. Это подтверждается и исторической недолговечностью существования в России огосударствленной системы, унифицировавшей и подчинившей себе все стороны жизнедеятельности людей.
     Соответственно реформирование должно идти в направлении становления многообразия форм собственности, в совокупности адекватного потребностям социально-экономического прогресса, и «вписывающегося» в цивилизационную специфику России.
     Содержание процесса реформирования отношений собственности нельзя сводить только к становлению ее новых форм. Ресурсы экономического развития, заложенные в различных формах  собственности, в том числе и частной, не реализуются автоматически лишь за счет создания, становления этих форм, смены собственников, поскольку отношения собственности не сводятся к пассивному владению ее объектами. Эти отношения более многомерны и осуществляются в полной мере лишь в процессе распоряжения объектами собственности, их использования, функционирования, которое предполагает наличие соответствующего механизма. Необходима организация экономической среды хозяйственной деятельности субъектов отношений собственности на основе системы регуляторов, формирующих рыночные принципы взаимодействия этих субъектов, предполагающие сочетание регулирующих механизмов:
 · рыночных, обеспечивающих направление ресурсов в  сферы их наиболее эффективного использования;
· государственных, обеспечивающих (в основном за счет методов косвенного воздействия) необходимые условия для реализации социальных и экономических функций государства;
· гражданского общества 
     Вместе с тем, преобразование отношений собственности должно происходить в сочетании с преобразованиями экономической среды в направлении, обеспечивающем их эффективную реализацию.
     Среди социально-экономических ориентиров трансформации одно из существенных мест принадлежит формированию экономической, правовой и социально-психологической среды, гарантирующей:
· возможности реального становления, динамики и интеграции разных форм частной, коллективной, акционерной, кооперативной и др. собственности, преимущественно по инициативе снизу. Принципиальную роль в создании предпосылок и регулировании развития различных форм собственности и решений комплекса производственных и социальных задач могут сыграть государственная собственность и государственное хозяйство;
· нарастания значимости и масштабов собственности на широкий спектр объектов социокультурного, потребительского и производственно-потребительского назначения, превращению этой собственности в базу формирования средних социальных слоев и интеграции их интересов.
     Особое внимание должно быть уделено созданию институтов гражданского общества, через которые и реализуется социализация отношений собственности, путем установления общественного контроля над действием частного капитала, с одной стороны, и препятствие тенденциям огосударствления с другой.. В свою очередь это означает развитие институтов политической демократии и прежде всего институтов гражданского общества.
     В (западно-) европейской и североамериканских цивилизациях эти институты образуют важнейшую органическую часть механизма саморегулирования экономической жизни общества. Именно через них в значительной степени осуществляется общественный контроль за государством, за его ролью и местом в экономической жизни, в том числе через передачу его регулирующих функций нерыночным институтом гражданского общества, реализуются отношения общественного присвоения, ограничение экспансии частных, своекорыстных интересов. На этот факт обращал внимание еще И.Т. Посошков, отмечавший, что «иноземцы - такие же люди, что и мы, да они гражданским уставом тверды и в мастерстве добры, а когда и у нас гражданский устав будет тверд, то могут наши художники (имеются в виду мастера – Д.С.) и превышать их» (Посошков И. Книга о скудостве и богатстве//Соч. И. Посошкова. Изд. Московским обществом истории и древностей российских.  М., 1842. С. 144.)  Поэтому не удивительно то внимание, которое уделяется развитию этих институтов в странах, преодолевающих негативные последствия «социалистической» организации общественного производства.
     Вместе с тем, по крайней мере, в России, говорить о становлении (или хотя бы об уверенных тенденциях становления) гражданского общества не приходится. В этой связи, как представляется, правомерны утверждения, что именно в этом кроется одна из важнейших причин сохраняющихся (и развивающихся) деформаций экономической жизни общества, ее огосударствления в новых формах, квазирыночного характера экономических отношений, отсутствия социальной консолидации. Причины такой ситуации видятся в целом ряде объективных (исторических) и субъективных обстоятельств.
     Российская цивилизация во многом была лишена тех исторических корней, которые формировали современное гражданское общество в (западно-) европейской цивилизации. Прежде всего, речь идет об имеющем глубокие исторические корни подавлении индивидуальной гражданской активности. При этом в советский период тотального огосударствления экономической, да и всей общественной и индивидуальной жизни были разрушены и те институты гражданского общества, которые формировались на всем протяжении истории России, отражая ее цивилизационную специфику, взамен которых активно насаждались институты, имеющие во многом квазиобщественный характер.
     Отсутствие в этой связи сколь-нибудь развитых демократических традиций, породили в свою очередь низкий уровень правовой культуры, а подавленность в течение длительного времени рыночного способа экономического оборота, отчуждение от такого оборота основной массы населения не могли не наложить соответствующий отпечаток на его экономическое мышление и поведение.
     В свою очередь после 1991 г. усилия по развитию институтов гражданского общества, в том числе со стороны самого государства, с одной стороны, далеко не всегда были направлены на восстановление исторической преемственности, а иногда и под различными предлогами, в том числе о несовместимости исторически складывавшихся в России общественных институтов с необходимостью ее (западно-) европейской цивилизационной ориентации, и прямо противоречили этой задаче. С другой, - эти «усилия» носили зачастую «опереточный» характер. Ярким примером последнего явился, так называемый, Гражданский форум (2001 г.), на котором не были представлены такие имеющие многовековую историю общественные организации, как Вольное экономическое общество России, научно-технические (инженерные) общества и т. п., которые, в принципе, должны были бы стать гражданской опорой формирования и реализации стратегии российского ответа.
     В этих условиях формирование развитой институциональной системы гражданского общества в значительной степени становится задачей государственной политики. Вместе с тем, следует иметь в виду, что сами эти институты возникают, как результат изменений в мышлении и поведении их субъектов – людей. Поэтому нельзя отождествлять политику формирования институциональной системы гражданского общества, с системой государственных мероприятий, направленных на создание различного рода негосударственных (общественных) структур. Такого рода «политика» может лишь привести лишь к возникновению квазигражданских отношений.
     Скорее задача государства здесь должна заключаться в создании той социально-экономической и политической «атмосферы», при которой устраняются препоны (административные, экономические, социальные и т.д.) для реализации индивидуальной общественной активности граждан, создания ими материальной (экономической) базы для такой активности. В частности, речь должна идти о последовательном проведении политики разгосударствления общественной, в том числе экономической, жизни общества.
     Важным инструментом поощрения становления граждански активной личности является эффективно действующая судебная система («На протяжении всей истории человечества именно независимая судебная власть охраняла и защищала права человека - гражданские свободы, а также свободу заниматься бизнесом на равноправной основе» (Вулферсон Д. (Президент группы Всемирного банка). Корпоративное управление поможет экономическому росту//Российская бизнес-газета. 8 июня 2004 г. С. 5.) Обеспечение реальной независимости суда при насыщении судебной системы высококвалифицированными и граждански ответственными кадрами, с одной стороны, – абсолютно-необходимое условие становления гражданского общества. С другой - такая система сможет служить неким заменителем гражданского общества в тот период, когда институциональная система последнего только создается. «Именно союз свободы и закона, создающий преграду как для превышения власти, так и для необузданности народных волнений, обеспечивает собственности надлежащую безопасность, приводит в действие талант и труд, содействует расширению и надежности кредита, обращению и росту капитала, это он формирует и воспитывает национальный характер и приводит в движение все силы общества во всем разнообразии его элементов» (Питт-младший У. Доклад парламенту о финансах 17 февраля 1792г. Цит. по: Жорес Ж. Социалистическая история французской революции. М.: Прогресс, 1981. Т.IV. С.342-343.). Поэтому любые формы неправового вмешательства в функционирование судебной системы следует рассматривать, как тяжкое правонарушение, влекущее для должностных лиц (независимо от их статуса) безусловное отстранение от должности (лишение полномочий).
     Следует содействовать восстановлению исторической преемственности в развитии институтов гражданского общества, что позволит опереться на цивилизационные основы российского общества и тем самым обеспечит их (институтов) устойчивость.
    Одновременно государство должно содействовать канализации социально-экономической активности в направлении, адекватным задачам реформирования. Последнее предполагает разрыв с практикой определения направлений экономической политики узким кругом «посвященных», создание возможностей для включения в эту работу широких слоев общественности в лице, как некоммерческих, так и предпринимательских структур.