Медведев В.А. Проблемы социального неравенства в современных трансформационных процессах. Доклад

     Одним из основных результатов радикальных реформ 1990х годов явилось беспрецедентное углубление социальноэкономического неравенства в российском обществе. Оно, можно сказать, «зашкалило», намного превосходя все цивилизованные стандарты, и сравнимо лишь с показателями латиноамериканских, или даже африканских, стран. В этом – главная причина социальной напряженности и политической неустойчивости российского общества.
     Апологеты реформ 1990х годов и сторонники продолжения радикаллиберального курса экономической политики не прочь изобразить их критику как стремление повернуть движение вспять, восстановить уравнительнораспределительные механизмы, свойственные советской экономике. Слов нет, на проблеме неравенства пытаются спекулировать самые разнообразные политические силы, и не только консервативнодогматические, но и либеральные, что не отрицает, а лишь подтверждает наличие в российском обществе этой острейшей проблемы и необходимость ее решения в соответствии с потребностями и тенденциями социальноэкономического развития современного общества.
     Именно в этом духе, с акцентом на путях практического решения, проблема социального неравенства и публичной политики и рассматривается в настоящем проекте.

О некоторых понятиях и их историческом контексте

     Понятие неравенства неразрывно связано с противоположным понятием равенства. Они всегда находились и находятся в определенном соотношении. Их противоречивое единство («равенствонеравенство») дает некую общую характеристику положения человека в обществе и системы общественных отношений, оказывает решающее влияние на экономический динамизм и политическую стабильность общества. Прежде всего оно относится к экономическим отношениям, которые, в свою очередь, несводимы к распределению доходов, включают в себя отношения собственности, доступ к экономическим ресурсам и общественным благам. С учетом социальных факторов понятие «равенстванеравенства» еще шире, обнимает собой различия в особенностях человека как унаследованных, так и благоприобретенных, возрастных и гендерных, социальнопрофессиональных, расовоэтнических, конфессиональных и т.д.
     В ходе общественного развития понятия равенства и неравенства приобрели и социальнопсихологическую, можно сказать, и «идеологическую» нагрузку. Практически все массовые движения низов возникали и происходили под лозунгами преодоления экономического и социального неравенства людей, достижения «всеобщего равенства». Это была закономерная и неизбежная реакция на глубокие различия в положении классов и социальных групп,  в уровне благосостояния людей, их роли в общественнополитической жизни. Реальная действительность каждый раз демонстрировала утопичность идей «всеобщего и полного равенства». В конечном итоге происходила лишь смена одних форм неравенства другими, а из повестки дня так и не снималась идея борьбы за всеобщее равенство.
     Неравенство как проявление социальной дифференциации в принципе неустранимо. Нельзя не признать, что социальное и экономическое неравенство выступают как фактор динамизма общественного развития, а унификация и уравниловка тормозят его. Но не следует и абсолютизировать такую зависимость, за определенными пределами она превращается в свою противоположность: паразитирующее богатство, маргинальная бедность погашают, а то и вообще подавляют стимулы развития и, напротив, широкий и более или менее равный доступ людей к общественным благам (образование, наука, культура) ускоряют развитие общества.
     Вся проблема – в мере сочетания неравенства и равенства с учетом особенностей и функций различных сторон экономических и социальных отношений на конкретных этапах развития общества. Вне ее, повидимому, невозможно рассмотрение и такого широко употребляемого понятия как социальная справедливость. Если же брать и государственноправовую сторону проблемы равенства, то она отражается понятием равноправия людей, т.е. их равенством  перед законом, и этот вопрос переходит в плоскость соблюдения законов и, конечно, характера, степени демократичности законов.
     Роль массовых настроений в пользу равенства в истории хорошо известна. Это и изначальное представление о «равенстве всех перед богом» в христианстве, позволившем ему приобрести доминирующее влияние на европейском континенте на грани древнего мира и средневековья. Однако христианская мораль не помешала утверждению деспотических режимов, жестоких форм эксплуатации людей, нескончаемой цепи кровопролитных войн, зловещих деяний инквизиции. Идея социального равенства в условиях средневековья нашла отражение в раннем утопическом социализме (Т. Мор, Т. Кампанелла), носившем по сути дела чисто фантастический характер, сродни религиозной ереси.
     Под лозунгами свободы, равенства и братства произошли буржуазные революции, разбившие оковы личной зависимости и феодальной раздробленности. Однако в ходе так называемого первоначального накопления капитала и становления буржуазного общества идеалы свободы обернулись для массы населения тяжкой экономической зависимостью, настоящим наемным рабством, равенство – углублением имущественной и социальной дифференциации в рамках формального равноправия людей как агентов рыночных отношений, братство и солидарность людей – их отчужденностью и индивидуализмом. На этой почве поднялась новая волна утопического социализма (Ш. Фурье, СенСимон, Р. Оуэн), которая, наследуя традиции прошлых утопий, отражала острые противоречия раннего индустриализма и буржуазного общества, стихийные выступления нарождающегося класса наемных рабочих.
     В середине XIX столетия на более прочном методологическом фундаменте в итоге критического анализа буржуазного общества зарождается научный социализм. Идея равенства в нем перестает быть неким общим, априорным постулатом, а получает теоретическое обоснование в рамках социалистической модели индустриального общества, которое, в марксистском понимании, должно было прийти на смену капитализму.
     Коренным устоем социалистического строя в марксовой теории считалось обобществление производства, превращение капиталистической собственности в общенародную. Предполагалось, что таким образом преодолевается отчуждение человека от собственности и восстанавливается справедливость (ведь капитал есть «накопленный неоплаченный труд рабочего класса»), обеспечивается равное отношение к средствам и условиям производства.
     Вопрос о субъекте и формах общественной собственности у Маркса и Энгельса не был тщательно разработан, предполагалось, что средства производства перейдут в руки государства, хотя это не очень корреспондировалось с провозглашенной ими перспективой отмирания государства. Экономика, основанная на общественной собственности, мыслилась как бестоварная, нерыночная, планово регулируемая.
     Допускалось, что обобществление мелкой (трудовой) частной собственности крестьян и ремесленников может произойти путем ее кооперирования. Но оно рассматривалось как переходная, частная мера. Тем более что у марксистов не было сомнения в преимуществах крупного капиталистического производства перед мелким и неизбежности вытеснения последнего.
     Что касается распределения потребляемой людьми части общественного продукта, то оно в модели марксистского социализма предполагалось в форме равного доступа к общественным фондам потребления с одной стороны и в форме распределения по труду фонда индивидуального потребления – с другой. Эта схема была выдвинута также в довольно общем виде без конкретной разработки. Но было ясное понимание того, что распределение по труду означает применение равной меры к разным людям и в силу этого – сохранение фактического неравенства между ними. Лишь высшая фаза коммунизма, когда все «источники общественного богатства польются полным потоком», по мысли основоположников марксизмаленинизма, откроет переход к распределению по потребностям. Здесь уже достаточно ясно просматривалась определенная дань представлениям утопического социализма.
     Как же реализовалась идея социального равенства в советском варианте социализма?

«Равенствонеравенство» в советской модели социализма

     Общественная собственность, призванная обеспечить равное воссоединение работников со средствами производства, после сложных процессов и перипетий (военный коммунизм, НЭП и отказ от него) приобрела жесткую государственнобюрократическую форму. Отчуждение человека от средств производства было преодолено декларативно, а на деле лишь приняло другую форму. Возникло и нарастало фактическое неравенство в распоряжении общественным достоянием между основной массой трудящихся и бюрократическим аппаратом.
     Кооперативная собственность (колхозы, потребительская кооперация) также была фактически огосударствлена и утратила свой специфический характер (промысловая кооперация вообще прекратила свое существование). Личное подсобное хозяйство, без которого страна обойтись не могла, постоянно находилось под недремлющим оком государства, систематически подвергалось скрупулезным ограничениям.
     С установлением общественной собственности в марксистской модели социализма неразрывно связан принцип распределения по труду. Нет слов, этот принцип распределения, обеспечивая оплату за равный труд, справедлив  и социально привлекателен. Но его практическая реализация натолкнулась на серьезные трудности, породила свои проблемы. Одна из них – как соизмерить труд. Рабочим временем? Но тогда игнорируется интенсивность и качество труда, квалификация и прилежание работника. Понадобилась сложная и громоздкая, единая для всей страны, система норм выработки и обслуживания, разрядов для работ и работников, их тарификации (расценок). В итоге дело пришло к так называемой «выводиловке», когда не нормы выработки и тарифные ставки определяют зарплату, а наоборот, их применение подгоняется под фактически складывающийся на рынке труда уровень зарплаты.
     Более того, принцип распределения по труду в сочетании с общественной собственностью обнаружил, мягко говоря, уязвимость с точки зрения стимулов развития. Из самого его существа вытекает необходимость нивелировать влияние качества средств производства на уровень оплаты труда. Ведь они являются общенародной собственностью, а это значит, что применение более совершенной техники и технологии, если оно не сопровождается повышением квалификации работника (а она может даже понижаться), не дает основания для роста заработка. Возникает необходимость в повышении норм выработки, что неизбежно вызывает социальную напряженность (события в Новочеркасске).
     Ахиллесова пята «распределения по труду» в том, что оно не создает материальных стимулов в техническом совершенствовании и обновлении производства. Не дала в этом смысле ощутимых результатов и система премий, поскольку они в большинстве случаев были  механическим и субъективно определяемым придатком к зарплате. И, конечно же, утопичными оказались попытки создать у массы людей заинтересованность в развитии производства с помощью моральных стимулов.
     В целом, советский эксперимент с распределением по труду следует признать неудавшимся. Это явилось одной из главных причин кризиса и последующего развала советской модели социализма. Еще в предперестроечные годы возникли предложения дополнить «распределение по труду» «распределением (или «дораспределением») по стоимости», т.е. по конечным результатам деятельности предприятий как товаропроизводителей. В зародышевой форме это было заложено в косыгинскую реформу (создание фондов экономического стимулирования работников предприятия). Тогда эта робкая попытка оказалась раздавленной под тяжестью административнокомандной системы.
     Иной, в основном, положительной оценки (в том числе и с точки зрения равенства людей и социальной справедливости) заслуживает советский опыт удовлетворения нематериальных потребностей людей (образование, здравоохранение, рекреация и спорт, культура), обеспечение членов общества, утративших трудоспособность или не достигших трудоспособного возраста. Полное или частичное возмещение обществом расходов на эти цели в той или иной степени выравнивает доступ граждан к ряду жизненно важных благ, создает для них более или менее равные стартовые условия физического и духовного развития. Вместе с тем, не подрываются и стимулы созидательной деятельности человека.
     Конечно, советская система «общественных фондов потребления» была довольно скромной, далекой от совершенства, но она шла в русле общецивилизационной тенденции преодоления социального неравенства там, где оно не играет стимулирующей роли, но порождает отрицательные последствия (например, снижение темпов роста населения).
     В процессе перестройки были намечены и начали осуществляться серьезные преобразования отношений собственности и распределения, сложившихся на предшествующих этапах, в направлении их деэтатизации, плюрализации собственности, развития рыночных начал, преодоления уравниловки. Так, экономической реформой 1987 года было положено начало коммерциализации предприятий и превращения их в реальных агентов рыночных отношений, с полной самоокупаемостью на основе либо валового, либо чистого дохода, с прямой зависимостью заработной платы персонала от результатов деятельности предприятий как самостоятельных товаропроизводителей. Был открыт шлагбаум для развития кооперативного и индивидуального предпринимательства, сняты ограничения для заработанных доходов. Это были первые шаги, развитие которых неизбежно вывело бы советскую экономику на путь современного рыночного хозяйства.
     Одновременно началось реформирование и системы общественных фондов потребления. Был отвергнут остаточный принцип финансирования социальной сферы, началась модернизация сферы образования и здравоохранения (с сохранением и умножением положительного опыта), социального обеспечения. Можно утверждать, что все это помогло бы найти сочетание «равенства – неравенства», отвечающее тенденциям современного социальноэкономического развития.
     Срыв перестройки перевел перемены в стране в другое русло – радикаллиберальной ломки социальноэкономических институтов, растаскивания государственной собственности, стихийного становления рыночных отношений, насаждения нравов дикого капитализма. Это ввергло страну в  беспрецедентный по тяжести и продолжительности экономический кризис, вызвало глубокое падение жизненного уровня основных слоев населения и настоящий взрыв социальноэкономического неравенства.
     Лишь благоприятное стечение обстоятельств в конце 1990х гг. – начале нового десятилетия, главным образом, внешнего характера (падение валютного курса рубля после дефолта 1998 года и пятикратное повышение мировых цен на нефть), позволило выйти из острой фазы кризиса, хотя тяжелая ситуация сохраняется в ряде важных сегментов народного хозяйства, особенно в обрабатывающей промышленности и сельском хозяйстве, и, конечно, в социальной сфере. Остается непомерным разрыв в уровне доходов не говоря уж об имущественном неравенстве, проблеме бедности и нищеты больших слоев населения.
     От решения этих проблем во многом зависит будущее страны. Было бы опрометчиво считать, что оно придет само собой в результате стихийнорыночного развития. Нужна публичная политика, тщательно разработанная государством на широкой демократической основе с максимальным привлечением институтов гражданского общества. В основе такой политики должны лежать не абстрактные догмы, утопические идеи и ностальгические переживания, а потребности и тенденции постиндустриальной трансформации современного общества и социального прогресса, с учетом реального опыта страны и ее традиций.

Преодоление отчуждения человека от собственности
и демократизация капитала

     Проблема «равенстванеравенства» связана, прежде всего, с отношениями собственности. Понятие собственности в экономическом смысле по определению включает в себя неравенство людей. Обладание собственностью и ее возрастание является главными стимулом трудовой и предпринимательской деятельности. Он остается таковым и в условиях современной рыночной экономики, переживающей постиндустриальную трансформацию. Проблема равенства людей в сфере собственности и общественного богатства, не снимается, но она  не может быть решена «одним ударом»  например, национализацией или разделом общественного богатства между людьми, неизбежно ведущих к ослаблению или подрыву стимулов экономического развития, а значит, к замедлению общественного прогресса.
     Путь здесь, повидимому, другой – в расширении возможностей реального доступа к различным видам общественного богатства посредством развития гибкой, плюралистической системы форм собственности, участия в управлении ею, иначе говоря, – в демократизации отношений собственности. Это не ослабляет стимулы экономической деятельности людей, но, напротив, расширяет их сферу и придает большую действенность.
    Объективные основы для этих процессов возникают  в условиях начавшейся постиндустриальной трансформации общества и структуры общественного богатства и капитала. На первое место по своему значению в социальноэкономической динамике выходит интеллектуальный капитал. В отличие от данного природой естественного или созданного человеком материальновещественного богатства он неотделим от человека, является его личным достоянием. Интеллектуальный капитал еще не приобрел соответствующего его роли экономического и юридического статуса, но не вызывает сомнений, что эта роль будет быстро возрастать. Проблема равенства в этом контексте связана с обеспечением равных условий для приобщения членов общества к образованию, науке и культуре, развитию и применению своих способностей.
     Весьма показательными с точки зрения демократизации капитала являются происходящие в развитых странах процессы изменения традиционных форм собственности. Это – институциализация и деперсонификация корпоративного капитала. Крупнейшими акционерами становятся пенсионные, страховые, инвестиционные фонды, за которыми стоят миллионы и десятки миллионов вкладчиков, расширяется и усложняется перекрестное владение акциями между корпорациями, вырастает сложная система холдингов, трастов, финансовопромышленных групп.
     Наблюдается ренессанс малого и среднего бизнеса. В значительной степени он опирается на современную технологическую основу и интеллектуальный капитал и оказывает современные высококачественные личные и производственные услуги: инновационные, информационные, финансовые, туристические и т.д. В малом и среднем бизнесе занята значительная, а то и преобладающая часть трудоспособного населения развитых стран. Находят свое место и различные виды коллективной и совместной собственности (например, ESOP), особенно там, где применяется в основном массив интеллектуального капитала и не требуются большие материальные вложения.
     В 1980е – 1990е гг. в развитых странах возобладала тенденция к приватизации государственной собственности, но она сохраняет важное место, в частности, в инфраструктурных отраслях, на оборонных производствах.
     Многообразие форм собственности и типов хозяйствования, полиформатичность экономики придают ей гибкость и подвижность, способность к быстрой переналадке и самонастройке в условиях постиндустриальной трансформации. Они размывают грани между общественной и частной собственностью, способствуют преодолению, или, во всяком случае, смягчают антагонизмы в отношениях собственности и управления.
     Следует оговориться, что выше шла речь о неких положительных, можно сказать, позитивных тенденциях развития отношений собственности, отражающих потребности постиндустриализма. Разумеется, в развитых странах сохраняются болезни и противоречия традиционного капитализма, возникают новые проблемы и вызовы, ответ на которые не найден или встречает сильнейшее противодействие.
     В решении российских проблем в сфере отношений собственности должен учитываться (но не механически переноситься) мировой опыт, как и реальные особенности и традиции собственной страны. На практике же «революция в собственности», осуществленная в России по радикаллиберальным рецептам, по существу игнорировала и то, и другое. Она выразилась в хищническом растаскивании государственной собственности. Наиболее лакомые куски общественного богатства оказались в руках новых олигархов, тесно связанных с верхушкой власти, а основная масса населения лишилась как формального статуса, так и реального доступа к бывшему общественному достоянию.
     В собственность граждан (городских жителей, да и то не всех) перешло из государственного фонда лишь скромное жилье. В результате выкупа существовавших и возникновения новых мелких и средних предприятий образовался некий средний слой собственников, но его удельный вес очень далек от современных стандартов.
     В целом же поляризация владения собственностью остается беспрецедентно высокой. И в то же время, она далеко не всегда создает стимулы экономической деятельности. С одной стороны, крупные состояния подчас приобретают потребительскипоказной характер (приобретение особняков, сверх дорогих машин, яхт, футбольных клубов и т.д.), вывозятся за границу. А с другой – у массы малоимущих, особенно в депрессивных отраслях и регионах, атрофированы стимулы трудовой и деловой активности.

Неравенство в доходах: современные тенденции

     Наиболее чувствительной социальной проблемой является неравенство в доходах. Подчас проблема экономического неравенства вообще сводится к различиям в доходах, а борьба с неравенством – к уменьшению этих различий.
     Современные процессы постиндустриальной трансформации оказывают большое влияние на структуру и динамику доходов населения. В развитых странах наблюдается сравнительно быстрый и практически неуклонный рост как объема доходов, так и их величины в расчете на душу населения, что привело в последней трети прошлого – начале нынешнего века к значительному повышению и качественному изменению жизни основной массы населения.
     Что касается структуры доходов, то в их составе растет доля доходов от предпринимательства, в том числе от среднего и малого бизнеса, от ценных бумаг, вкладов в различные фонды, социальных трансфертов, а снижается удельный вес заработной платы. При этом трактовка самого понятия заработной платы нуждается в существенной корректировке с учетом глубоких сдвигов в системе социальноэкономических отношений в обществе.
     Представляется, что форма заработной платы и лежащая в ее основе система наемного труда во многом утрачивает прежнее «классическое содержание»  как отношение между собственниками капитала и неимущими пролетариями. Это связано с деперсонификацией капитала, о чем уже говорилось, а также с тем, что отношения между владельцами акционерного капитала и наемным персоналом опосредуются менеджментом, к которому переходят главные функции в экономическом процессе.
     Но самое важное состоит в том, что все большая часть наемных работников – инженеры и технологи, квалифицированные рабочие, исследователи и разработчики, управленцы, специалисты по маркетингу и финансам – выступают уже не в качестве неимущих продавцов рабочей силы, а как носители и владельцы интеллектуального капитала – главного фактора повышения эффективности современного производства. Через повышенные оклады, премии они участвуют в конечных доходах корпораций, не говоря уже о том, что во многих случаях они являются владельцами их акций. Таким образом, заработная плата превращается в форму дохода от договорного сотрудничества по использованию производственных ресурсов, включая интеллектуальный капитал.
     В связи с этим сглаживаются прежние социальные различия и жесткие границы между социальными группами и слоями, сужается дифференциация, усиливается вертикальная и горизонтальная мобильность. Значительную, или даже основную, часть населения развитых стран сейчас принято относить к среднему классу. Это – скорее собирательное понятие, обнимающее собой не только мелких и средних предпринимателей, но и наемных работников корпораций, государственных и муниципальных структур, лиц свободных профессий с определенным уровнем доходов и вытекающими из них некоторыми чертами образа жизни и быта.
     Конечно, и в развитых странах нельзя считать решенными проблемы «равенстванеравенства» в доходах, бедности значительных слоев населения, вызывающей роскоши и расточительности богачей. Но при всем этом обобщающие параметры разброса в доходах приобрели некую устойчивость и не очень сильно различаются по развитым странам. Это относится, например, к соотношению среднедушевых доходов в верхних и нижних 10%ных группах населения.
     С этой картиной резко контрастируют процессы «революции в доходах», происшедшие в 1990х гг. в России. Вместе с разрушением советской системы хозяйства ушли в прошлое уравнительные тенденции в распределении, но маятник резко качнулся в противоположную сторону и застрял на максимуме неравенства в доходах. При общем падении реальных доходов более чем вдвое даже по официальным данным треть, а фактически более половины, населения оказались за чертой бедности.
     Резко выросли межотраслевые и территориальные разрывы в доходах. Наиболее сильно пострадали работники высокотехнологичных отраслей ВПК, науки, социальной сферы, а также гражданского машиностроения, сельского хозяйства. Сравнительно высокая зарплата сложилась в добывающей промышленности (нефть и газ) и первичной переработке сырья (металлургия, химия), работающих на экспорт, банковскофинансовой сфере, торговле, страховом и другом посредническом бизнесе. Территориальные разрывы в доходах также обусловлены, главным образом, степенью связи местной экономики с экспортом продукции, приграничной торговлей.
     На этом фоне вызывающе выглядят непомерные и быстро растущие доходы верхушки крупного бизнеса и связанного с ними чиновничества. Отсутствие мощного среднего класса еще больше обостряет поляризацию доходов. Для слоев населения в застойных отраслях и регионах длительно сохраняющиеся низкие доходы перестают выполнять стимулирующую роль, порождают настоящую безысходность.
     В последние годы в условиях оживления экономики и выхода из острой фазы кризиса доходы населения выросли, но они не достигли уровня 1990го года. Остается глубоким, резко отличающимся от развитых стран разрыв в доходах верхних и нижних слоев населения. Его сокращение и приведение к некоему значению, необходимому для сочетания сильных экономических стимулов с социальной стабильностью, остается главной проблемой социальной политики.

Общественные блага и социальные трансферты
в системе «равенствонеравенство»

     В современных условиях важнейшая роль в смягчении социального неравенства принадлежит перераспределению доходов, обеспечивающего или облегчающего доступ людей к услугам здравоохранения, образования, науки и культуры, а также содержание членов общества, утративших или еще не приобретших трудоспособность.
     Социальная роль государства в современном обществе – предмет острой научной дискуссии и политической борьбы. Сторонники минимизации этой роли апеллируют к законам рыночной экономики и полагают, что услуги социальной сферы – это такие же товары, что и материальные блага, реализуемые через механизм спроса и предложения и погруженные в  конкурентную среду. Их полная или частичная бесплатность для людей выключает отрасли социальной сферы из рыночных отношений, ослабляет стимулы экономической деятельности как у создателей, так и потребителей этих благ, порождает иждивенчество и уравниловку.
     Этой консервативнодогматической рыночной идеологии противостоит концепция социального государства, учитывающая потребности и тенденции современных трансформационных процессов. Она обосновывается рядом серьезных аргументов, игнорировать которые невозможно.
     Прежде всего, социальная сфера и создаваемые в ней блага выполняют особую функцию – воспроизводство и накопление интеллектуального капитала, в котором заинтересовано все общество, а не только отдельно взятые индивидуумы. Оно должно быть уделом не только частной инициативы, а предметом усилий всего общества. Более или менее равный доступ к социальным благам – не только справедлив, но и необходим с точки зрения интересов и преумножения человеческого капитала. Он практически реализуется путем большего или меньшего возмещения затрат в социальной сфере за счет государственного бюджета.
     Обоснование особой роли государства в нематериальном производстве основано также на так называемой «болезни Баумоля»: относительном удорожании  продукции (услуг) социальной сферы в сравнении с материальными благами. Производительность труда и эффективность материальных затрат в социальной сфере, измеряемые непосредственными, элементарными результатами (численность учащихся, зрителей кино и театров, посетителей музеев, объем медицинских услуг, приходящихся на единицу затрат живого и овеществленного труда) может вообще не повышаться и даже падать. В силу этого она действительно, на чисто рыночных, коммерческих началах, не вынесет конкуренции с материальным производством и будет обречена на прозябание и деградацию.
     Но все дело в том, что в современном обществе с учетом не только непосредственных, но и конечных результатов затраты и вложения в социальную сферу, т.е. в человеческий капитал, наиболее эффективны. В первую очередь, это относится к образованию и науке, а также к здравоохранению. Затраты на культуру также оказывают многогранное влияние на развитие человека, повышение его творческой дееспособности. Традиционный рынок реализовать эту функцию социальной сферы не в состоянии. Нельзя не учитывать и того, что не все вновь возникающие потребности сразу становятся массовыми и заявляются как таковые на рынке.
     Роль государства в социальной сфере не означает, что она полностью освобождается от рыночных отношений. Без соревновательности, конкуренции за потребителей были бы ослаблены стимулы повышения качества социальных услуг. Видимо, выход состоит в сочетании двух начал – равного и безвозмездного доступа людей к базовому общественно необходимому кругу и качеству социальных услуг с коммерческими, рыночными механизмами их создания и реализации. Мера такого сочетания зависит от характера потребностей и самих благ.
     Другая важная функция государства в социальной сфере – поддержание людей, не достигших трудоспособности или утративших ее – осуществляется через систему бюджетных трансфертов. Она способствует преодолению неравенства между семейными (домашними) хозяйствами, вытекающего из разного состава семей (числа детей, пенсионеров, инвалидов). Как уже говорилось, такое неравенство не повышает стимулы экономической деятельности, но негативно влияет на динамику демографических процессов.
     В целом социальные функции в современных развитых государствах приобретают системный характер. Без них немыслимо общественное развитие. Конечно, их конкретные параметры неодинаковы в разных странах, испытывают определенные колебания, зависят от экономической конъюнктуры, а также от традиционных особенностей отдельных стран и социальноэкономической политики правительств. В основных европейских странах социальные расходы государств составляют 25 – 30% ВВП (из них более половины – социальные трансферты), в США – около 20% (более половины – социальные трансферты), в Японии – около 20% ВВП (трансферты – менее половины). На социальные цели тратится до половины и более расходов государственных бюджетов.
     Социальной сфере России в 1990-х гг. был нанесен тяжелый удар. Он явился результатом не только двукратного падения ВВП, но и осознанной (если можно так сказать) радикаллиберальной линии на свертывание роли государства в этой сфере, демонтаже советского наследства. Произошло резкое снижение не только объема, но и доли ВВП и бюджетных расходов на образование и науку, здравоохранение и культуру, социальных трансфертов. Реальный размер пенсий сведен к величине, далеко отстающей от явно заниженного минимального прожиточного минимума. Одновременно возникла система дорогостоящих платных услуг для узкого состоятельного слоя населения. Социальное обслуживание из сферы смягчения неравенства превратилось в средство его резкого усиления.
В конце 1990-х гг. и начале нового столетия предприняты некоторые шаги по увеличению государственной помощи отраслям социальной сферы. Что же касается определения политики государства в социальной сфере, то она, судя по усиленно проталкиваемым реформам образования, науки и здравоохранения, остается в основном прежней и не выходит за пределы минимизации социальной роли государства.

Социальная корпоративная ответственность

     Важным фактором, влияющим на отношения «равенстванеравенства» в современных условиях выступает социальное поведение основных хозяйствующих субъектов – корпораций. Речь идет не только об их политике в оплате труда, но и внимании к социальным нуждам своего персонала, потребностям населения в местах дислокации производства, благотворительной поддержке отдельных проектов в образовании, науке и культуре.
     Такое внимание продиктовано разнородными факторами – интересами повышения конкурентоспособности, усиления позиций на рынке труда, создания благоприятного климата во внутрифирменных отношениях, повышения имиджа фирмы. Так или иначе, феномен социальных расходов корпораций в современной экономике достиг значительных масштабов и также приобрел системный характер. В США, например, эти расходы сопоставимы с государственными затратами на общественные услуги.
     Конечно, главная цель корпораций – прибыль, а их основной социальный долг – обеспечивать занятость, достойную зарплату, честно платить налоги. Это особенно актуально для российской реальности, где уровень оплаты труда в большинстве отраслей непомерно низкий, а сокрытие доходов от налогообложения приобрело массовые масштабы. Но цивилизованный бизнес, не уклоняющийся от налогов, было бы вряд ли правильно не поощрять и за прямое участие в решении социальных вопросов, не зависимо от мотивов такого участия. Оно заслуживает всяческой поддержки со стороны государства, прежде всего, в виде полного или частичного освобождения корпоративных социальных расходов от налогов.
     Уместно напомнить, что в советское время общегосударственная социальная система сочеталась с «заводской социальной», которая, в свою очередь, наследовала лучшие традиции дореволюционного российского предпринимательства. Она включала в себя лечебные, рекреационные, детские учреждения, пионерлагеря, спортзалы и стадионы, льготный общепит и жилищнокоммунальное хозяйство, материальную помощь нуждающимся, не говоря о затратах на подготовку и повышение квалификации работников.
     В этом опыте отразились особенность и специфические черты советской экономики, в том числе неравномерность развития общегосударственной социальной сферы. Во многих случаях «заводская социалка» создавалась в городах и рабочих поселках вокруг вновь построенных крупных предприятий. Дело не обошлось без определенных ведомственных перекосов и появления привилегий для  персонала государственного, ведомственного и регионального управления. Однако линию на разрушение «заводской социалки», взятую в 1990е гг., нельзя считать оправданной. Авторы и проводники радикаллиберальной линии обосновывали ее тем, что социальные затраты предприятий делают их неконкурентоспособными в рыночной экономике. Это – надуманный аргумент, а скорее предлог для решения навязчивой «сверхзадачи»  как можно быстрее покончить с советским наследством, с «пережитками социализма», не разбираясь в том, что в них идет от административнокомандной системы, а что отвечает реальным потребностям и современным тенденциям.
     Неконкурентоспособными предприятия оказались в 1990-е гг. отнюдь не изза их социальных издержек. Они составляли не более 10% от затрат предприятий на заработную плату и отчислений на социальное страхование, которые, в свою очередь, составляли менее 15% издержек производства промышленной продукции. Речь идет, таким образом, об 1–1,5% издержек, причем очень эффективных с социальноэкономической точки зрения. Именно они сыграли положительную роль в сохранении персонала предприятий в 1990-е гг. в условиях резкого понижения зарплаты и неполной занятости.
     В сегодняшней России встает проблема выбора модели социального поведения и ответственности бизнеса с учетом мировых тенденций СКО и собственного опыта, выработки соответствующей публичной политики и координации действий федеральных, региональных и муниципальных органов. При этом необходимо учитывать противоречивое влияние социальной активности бизнеса на отношения «равенстванеравенства». С одной стороны, в определенной мере выравниваются условия доступа к социальным услугам для различных категорий персонала, а с другой – могут усиливаться различия в реальных доходах между работниками различных корпораций, а также в территориальном разрезе. Публичная политика призвана способствовать первому и смягчать второе.

Гражданские и политические аспекты социально-экономического «равенства-неравенства»

     Социальноэкономическое «равенствонеравенство» важно само по себе, но оно оказывает решающее влияние на всю систему общественных отношений, политическую и психологическую ситуацию в обществе, степень ее стабильности.
     Подвижки в отношениях собственности, распределении доходов в современном обществе, при всей противоречивости своих последствий, ведут к размыванию классовых различий, жестко детерминированных границ между социальными группами и слоями, сужению границ социальной дифференциации, усилению мобильности социальных структур и их характера (сетевые структуры?). Классовая борьба уступает место социальному сотрудничеству и партнерству, причем не только на микро, но и на мезо и на макроуровнях.
     В рамках фирм отношения наемного труда, сохраняя прежнюю форму, трансформируются в направлении договорного сотрудничества по использованию производственных ресурсов, в частности человеческого капитала. С ним связаны растущее участие работников в управлении фирмой и ее потребностями, в распределении прибыли, коллективные формы трудовой мотивации в организации труда. На региональном, отраслевом и национальном уровнях субъектами социального партнерства выступают союзы и объединения трудящихся, предпринимателей, другие институты гражданского общества, государственные и муниципальные органы. Для согласования интересов используются различного рода консенсусные механизмы и неформальные структуры: клубы, постоянные или временные согласительные комиссии и т.д. Все это позволяет некоторым авторам характеризовать современную экономику как «экономику согласия и доверия».
     Конечно, и в этом вопросе впадать в преувеличение, и тем более в эйфорию, не следует. Различия в интересах, несмотря на смягчение, остаются и могут обостряться и вызывать острые конфликты (пример: забастовки авиадиспетчеров на почве недооценки их труда). Весьма далека от решения проблема бедности и маргинализации населения – главный источник социальной нестабильности, политического экстремизма и преступности. Не теряет своей актуальности, а напротив, требует совершенствования и строго соблюдения антимонопольное законодательство.
И тем не менее, социальнополитическая обстановка в развитых странах меняется под знаком стабильности и смягчения противоречий. В течение полувека развитие здесь шло без политических взрывов и потрясений национального масштаба, а перемены в политических настроениях не выходили за пределы колебаний в двухпартийной системе предпочтений.
     Иная ситуация в России. Развитие событий в стране с конца 1980х – начала 1990х гг. происходило в обстановке острой политической борьбы, сопровождавшейся катаклизмами национального масштаба (распад Союза) и применением насилия с человеческими жертвами (август 1991 г., октябрь 1993 г.). В большой, если не решающей степени такая острота политических противоречий обусловлена социальноэкономическими причинами – снижением уровня жизни людей и беспрецедентным нарастанием социального неравенства.
     Положительная динамика в экономике и уровне жизни населения, начиная с 1999 г., способствовала определенной политической стабилизации, повышению степени доверия к высшей исполнительной власти.
     Однако при этом уровень производства и реальных доходов населения конца 80-х гг. так еще и не достигнут. А имущественная дифференциация населения, разрывы в доходах и уровне жизни различных слоев населения остаются несравненно большими, чем в советское время.
Вопиющему, выставляемому на показ богатству, роскоши и расточительности верхушки общества противостоит нищета и застойная бедность больших слоев населения. Масла в огонь подливает настойчивое стремление осуществить реформирование социальной сферы на радикаллиберальный манер. Они питают ностальгические настроения в пользу советского прошлого, политическую апатию и пессимизм.
     Социальное недовольство пока выливается в протестное голосование на выборах за оппозиционные партии и голосование против всех, канализируется правящим режимом в сторону Федерального Собрания и Правительства, направляется против отдельных олигархов, но иногда прорывается в виде массовых выступлений. Но все это «до поры до времени»: скрытое недовольство при достижении критической массы может вызвать социальный взрыв. Чтобы не допустить такого развития событий требуется разработка на демократической основе, с участием гражданского общества, публичной социальной политики, отвечающей современным условиям и потребностям общественного развития.