Медведев В.А. Судьбы отечественной реформации
Хотел бы поделиться некоторыми соображениями, может быть, не столько рационально-научного, сколько эмоционального характера, относительно драматических судеб нашей отечественной реформации.
Как и многие из присутствующих, я отношу себя к тем, кто своим политическим рождением и прозрением обязан хрущевской «оттепели», реформаторскому движению, которое выросло из ХХ съезда партии, как российская реалистическая литература из гоголевской «Шинели», а русская классическая музыка – из «Камаринской» Глинки.
Я с большим интересом прослушал выступления историков, их скрупулезный анализ исторических событий, в которых рождался ХХ съезд, «секретный» доклад Хрущева, с описанием малоизвестных деталей и тонкостей, интерпретацией мотивов, которыми он руководствовался в острой борьбе вокруг сталинского наследия в руководстве партии.
Хотел бы в связи с этим сказать следующее: какие бы трактовки мотивов действий Хрущева мы ни давали сегодня, они не могут поколебать того факта, что ХХ съезд положил начало глубокому повороту в общественно-политической жизни страны, открыв шлагбаум тому процессу отечественной реформации, который оказал, если не решающее, то очень мощное воздействие на весь последующий ход исторических событий. Не могу согласиться с замечанием Виктора Шейниса о том, что этот процесс затронул лишь верхушечный слой явлений общественной жизни.
Правда, выпустив «джинна», Хрущев через какое-то время, по-видимому, или сильно напугался, или оказался под очень мощным консервативным давлением. Реформаторские тенденции стали притормаживаться и загоняться в тупики различного рода реорганизациями. Но процесс, как говорится, пошел.
Не был он остановлен даже в условиях брежневской полусталинистской реакции, свидетельством чего может служить экономическая реформа 1965 года. Она дала стимул развитию прогрессивной экономической мысли, появлению целой плеяды экономистов нового поколения. Но на практике, к сожалению, потерпела неудачу, ибо не отвечала политической направленности и психологии того времени, была загублена партийным и хозяйственным аппаратом. Кроме того, реформа Брежневу была просто «не по зубам». Его обуревала ревность к Косыгину. А окончательно дверь для экономических изменений захлопнулась после событий 1968 года в Чехословакии, когда реакция приняла уже совершенно открытые формы.
Тем не менее дух реформации сохранялся в сознании общества и даже некоторой части кадров партии. Он проявлялся на страницах литературно-художественных журналов и в песнях популярных бардов, на подмостках театров и в специальных научных дискуссиях, не говоря уже о диссидентстве, которое было реакцией на откат от хрущевской «оттепели» и к искоренению которого Брежнев и Андропов приложили так много усилий, но так и не смогли достичь этой цели.
Думаю, вряд ли кто-нибудь возьмется оспаривать утверждение о том, что перестройка, начатая в середине 80-х годов, была продолжением реформации. Она начиналась не на пустом месте, но, конечно же, отличалась своими особенностями, отвечала острейшим вызовам своего времени и представляла более развернутую и осмысленную программу действий. К сожалению, в силу драматического стечения обстоятельств, объективных и субъективных причин, допущенных ошибок она потерпела поражение и привела к установлению того режима, в условиях которого мы живем.
Сейчас у меня нет возможности дальше развивать эту тему; недавно в связи с 10-летием начала перестройки у нас был обстоятельный разговор на сей счет. В заключение хочу поставить один вопрос: кого же сегодня можно считать наследником и проводником реформации, кто же является продолжателем этого движения? Его потенциал колоссален, его корни неистребимы, оно не может сойти с исторической сцены и быть вычеркнутым из общественно-политической жизни. К сожалению, приходится констатировать малоутешительный вывод о том, что, по сути дела, реформаторское движение оказалось дезорганизованным, рассеянным, атомизированным.
Назвать наследниками реформации ельцинскую группу было бы издевательством над здравым смыслом. Произошло явное перерождение этих людей под популистскими лозунгами разрушения всего, что было, овладение властью, а затем ее сохранение. Так называемые радикальные демократы полностью дискредитировали себя антинародной политикой развала Союза и шоковых реформ.
Какая-то часть реформаторских сил, не находя выхода своим настроениям и энергии в нынешнем политическом спектре, замкнулась в более узких интересах, образовала основу для небольших партий и движений левоцентристской направленности. Часть пошла за КПРФ, внутри которой, судя по документам и выступлениям лидеров, идет перетягивание каната между партийным фундаментализмом и реформаторским реализмом.
Думаю, в общественно-политической жизни не избежать полосы острых противоречий, конфликтов и потрясений до тех пор, пока реформация не объединит свои силы и не получит возможность для широкого и активного выхода на политическую арену. Хотел бы призвать присутствующих к тому, чтобы всем нам поразмышлять о том, как сделать, чтобы семена, брошенные 40 лет тому назад, не только дали добротные всходы, но и полностью преобразили нашу многострадальную землю.