Межуев В.М. Сталинизм возможен и без Сталина
Любое значительное историческое событие необходимо рассматривать в двух контекстах – того времени, когда оно происходило, и сегодняшнего дня. Только в этом случае можно оценить его действительный масштаб. Историкам более интересен первый контекст, философам – второй. И не всегда взгляды тех и других на одно и то же событие совпадают.
Я не принадлежу к тем, кто считает XX съезд лишь эпизодом той истории, которая уже ушла в прошлое, закончилась, т.е. истории КПСС или советской истории. По своему значению этот съезд выходит далеко за рамки породившего его времени. Не было бы съезда, не было бы и перестройки, всего, что произошло за последнее десятилетие.
Этим я вовсе не провожу прямой параллели между «оттепелью», начатой XX съездом, и перестройкой, между Хрущевым и Горбачевым. Никакой идентичности здесь нет. И все же одно немыслимо без другого: перестройка стала логическим продолжением процесса, начало которому было положено XX съездом. И суть этого процесса – в постепенном отделении социализма от сталинизма.
Когда проходил XX съезд, я был студентом, учился в МГУ на философском факультете. Для нас, вступавших тогда в жизнь, этот съезд означал нечто иное, чем для наших родителей и старшего поколения, пережившего ужасы сталинизма. Те увидели в нем конец репрессиям и начало реабилитации невинно пострадавших людей. Нас же поразило в первую очередь, что Сталин отныне – не классик марксизма-ленинизма, что его можно не цитировать и даже в чем-то критиковать. XX съезд вошел в наше сознание как открытие того, что социализм и сталинизм – не одно и то же.
К сожалению, и сегодня нет четкого понимания того, чем был и является сталинизм. Его почему-то до сих пор отождествляют с коммунизмом, социализмом, марксизмом, большевизмом. Попытку развести эти понятия и предпринял впервые XX съезд, хотя не довел ее до конца, остановился в самом начале. В докладе Хрущева сталинизм был сведен к личности Сталина, к отрицательным чертам его характера, ставшим якобы основной причиной всех бед и несчастий сталинского периода – беззаконий, террора, лагерей и пр. Борьба со сталинизмом исчерпывалась фактически критикой «культа личности» Сталина. Сталинизм, конечно, ярче всего репрезентируется именно этой фигурой, но далеко не все в нем может быть объяснено только особенностями и свойствами сталинской психологии.
Сталинизм возможен и без Сталина. Как марксизм не сводится только к Марксу, так и сталинизм – явление более сложное и широкое, чем СССР при Сталине. И одним лишь развенчанием Сталина сталинизм не победишь. Следующим шагом на пути осмысления и преодоления сталинизма стала перестройка, продолжившая процесс очищения от него социализма. Удалось ей довести этот процесс до конца? Если сегодня – в постперестроечный период – среди сторонников нынешнего режима мы встречаемся с негативным отношением к XX съезду, это означает, на мой взгляд, что в воздухе снова запахло сталинизмом. Да и негативное отношение к самой перестройке со стороны людей, называющих себя демократами и либералами, говорит о том, что они болеют той же болезнью. Сколь враждебно ни были бы они настроены к прошлому, они не могут называться демократами, отрицательно относясь к первым, пусть и не до конца реализованным попыткам демократизации страны. Про коммунистов, защищающих Сталина, и говорить нечего.
Да, в нашей истории был и Сталин, и XX съезд. Уже одно это не позволяет изображать ее одной краской, сводить к общему знаменателю. В ней действовали разнонаправленные тенденции, шло столкновение противоположных сил, борьба между которыми продолжается и сегодня, причем исход ее далеко не ясен. О наличии этой борьбы свидетельствует сама смена периодов в нашей истории, каждый из которых как бы отрицает предыдущий. Не будем забывать, что XX съезд с его «оттепелью», сменившей период сталинского правления, закончился трагически. На смену ему пришел период «застоя», брежневизм, в котором многие по праву увидели неосталинизм, пусть и в смягченном варианте, без крайностей сталинского режима. Но ведь и конец перестройки в августе 1991 года был трагическим. Возможно, кому-то кажется, что тогда окончательно победили демократы. Я склонен думать иначе: последующие события убедили меня, что мы имеем дело с новым рецидивом сталинизма. Послеавгустовский режим освободился от социализма и коммунистической идеологии, но не от сталинского стиля политического мышления и поведения, еще раз подтвердив, что социализм и сталинизм – разные вещи. Само противостояние этих периодов лишь наглядно выражает неоднозначность, конфликтность действующих в нашей истории тенденций.
Одна из них, как я уже говорил, представлена XX съездом и перестройкой. Это как бы одна линия, суть которой – в отделении социализма от сталинизма и его сближении с демократией и либеральными ценностями. Другая – в попытках того или иного возрождения сталинизма, либо выдаваемого за социализм (как при Брежневе), либо откровенно антикоммунистического и антисоциалистического (как сейчас). Сталинизм возможен и без социализма, на капиталистической почве, в союзе с банковскими магнатами и финансовыми воротилами. Ельцин в моем представлении – продолжение линии не Хрущева и Горбачева, а Сталина и Брежнева. Это сталинизм без социализма, сталинизм в иной идеологической упаковке.
Казалось бы, что общего у Ельцина с Брежневым и Сталиным помимо, разумеется, партийного прошлого? Все же он – первый «всенародно избранный». Данное обстоятельство не должно, однако, вводить в заблуждение. Здесь нет никакой его личной заслуги. Он действительно пришел к власти на пике своей популярности в результате всеобщих и свободных выборов. Но это было в другой стране и при другом режиме. Хотя режим тот и называл себя коммунистическим, он позволил Ельцину вполне демократическим и конституционным путем стать Президентом одной из республик СССР. Но что он сделал с этим режимом и с этой Конституцией? Он ликвидировал их, навязав стране новую Конституцию, наделившую президентскую (т.е. его собственную) власть полномочиями чуть ли не абсолютного монарха. Я не буду описывать здесь остальных его «подвигов» – они хорошо известны. Развал СССР, расстрел Верховного Совета, антинародная реформа, война в Чечне – все это вехи на пути отнюдь не демократического развития. И все же не только и не столько это заставляет меня считать Ельцина продолжателем сталинско-брежневской линии. Связь тут более сложная и не лежащая на поверхности. Ее и нужно учитывать в оценке политического лидера, не обманываясь теми идеологическими этикетками, которые он наклеивает на себя. Он может называть себя демократом и реформатором, оставаясь на деле и по духу своему самым настоящим сталинистом.
Что, собственно, следует считать сталинизмом в таком, самом широком смысле слова? Его часто отождествляют с деспотической и тиранической формой власти, с массовыми репрессиями и государственным террором. Но диктаторы и тираны встречаются в истории любой страны, из чего не следует, что все они обязательно должны быть уподоблены Сталину. Иван Грозный и Петр 1 убивали людей с не меньшей жестокостью, чем это делал Сталин (почему они и вызывали у него симпатию), но и это не повод для того, чтобы усматривать в них предшественников и родоначальников сталинизма. Сталинизм, разумеется, – предельно антидемократическая форма правления, но природа этого антидемократизма совершенно особая, специфическая, не имеющая прямых аналогов ни в монархическом самодержавии, ни в традиционных формах авторитаризма.
Сталинизм в моем понимании – не столько политическое, сколько идеологическое явление. Идеология сталинизма объясняет и его политическую практику. А в основе этой идеологии лежит всем хорошо известный миф о победе социализма в одной стране. Когда-то мы заучивали его как непререкаемую догму. Объявив социализм построенным, Сталин выдал за него им же самим созданный режим, отождествил социалистическую идею с реальностью своего собственного правления. Здесь истоки и идеи «реального социализма». Тем самым реальность, названная социалистической, была идеологизирована, а идея, получившая статус реальности, мифологизирована, превращена даже не в утопию, а в миф, выдающий за реальность то, что никогда ею не было. Ленин, например, понимал, что социализма в реальности нет и еще долго не будет, что ему предшествует длительный переходный период с элементами рыночной экономики. Через десять лет после смерти Ленина Сталин объявляет о победе социализма в СССР, что и составило его личный вклад в теорию. Социализм фактически был приравнен к... сталинизму. С тех пор они и считаются синонимами.
Те, кто разделяет эту главную идею Сталина, и являются, по моему мнению, сталинистами.
Обосновать подобную идею теоретическими средствами невозможно: слишком многое в реальной жизни противоречит тому, что люди связывают с целями и идеалами социализма. Поэтому Сталин вполне логично заменил теоретическую аргументацию уголовно-репрессивной – все несогласные или подозреваемые в несогласии подлежали физическому устранению. Сталинский террор прямо вытекал из сталинского мифа о победившем социализме. Если Сталин утверждал: «социализм – это я», то все сомневавшиеся в этом автоматически считались врагами народа и социализма.
Как ни странно, на эту сталинскую удочку попались сегодня и те, кто защищает Сталина, и те, кто его отвергает. Например, ортодоксальный коммунист Р.И.Косолапов, с одной стороны, и ярый демократ А.Н.Яковлев – с другой. Находясь, казалось бы, на противоположных позициях, они исходят из одной и той же идеи – тождества социализма и сталинизма. Только Косолапов делает вывод о том, что Сталина нельзя трогать, иначе загубишь и социализм, а Яковлев призывает покончить и с социализмом, и с марксизмом, чтобы окончательно разделаться со сталинизмом. Для этого он превратил в сталинистов и Маркса, и Ленина. Он смотрит на предшествующую историю как бы сталинскими глазами, с позиции духа и буквы сталинской догмы. И Косолапов, и Яковлев – продукт одной и той же сталинской выучки. Один – явный сталинист, другой – вроде бы борец с ним, но кончали они явно одну и ту же школу.
Но, может быть, действительно лучше заодно со сталинизмом покончить и с социализмом, сразу стать капиталистической страной без того и другого? Но вот беда: антикоммунизм и антисоциализм в качестве официальной политики породили режим, весьма далекий и от демократии, и от нормального рынка. Очень многое напоминает прежние порядки: опять один человек является гарантом всего и вся, опять ему нет альтернативы, опять все в стране вершится его именем. С социализмом покончили, но к демократии и капитализму так и не пришли. А все потому, что наши «липовые» демократы не усвоили уроков ни XX съезда, ни перестройки, сделавших попытку развести социализм с той реальностью, которая сложилась в стране со времен Сталина. Выдав борьбу с социализмом за борьбу со сталинизмом, корни сталинизма сохранили, а они не в социализме кроются, а в мышлении властей, отождествляющих идею, идеологию – неважно какую – с самими собой. Если Сталин думал, что он и есть олицетворение социализма, то Ельцин только в себе видит гаранта рыночных реформ и демократии. Но там, где демократия держится на одном человеке (без него она якобы потерпит поражение), она ничем не лучше социализма, утверждаемого волей одного лица. И я уверен, что ельцинизм войдет в нашу историю как еще одна разновидность сталинизма.
