«Гендерное просвещение: что мы пишем, и как нас читают»Круглый стол «Гендерное просвещение: что мы пишем, и как нас читают» вели Наталья Кигай (Институт США и Канады) и Ольга Здравомыслова (Горбачев-Фонд).
Обсуждение началось докладом Хуриг Атарян, координатора проекта «Женщина третьего тысячелетия» с Канадской стороны. Хуриг Атарян исследует историю армянской диаспоры и геноцида; ее методология – анализ нарратива, биографический анализ, феминистская антропология. В своем докладе Хуриг осветила основные вопросы и трудности исследования женской биографии.
В любой работе такого рода, по мнению докладчицы, исторический, нарративный и социологический подход неизбежно совмещаются с автобиографическими темами и сюжетами, придавая всему исследованию субъективный оттенок и создавая значительные трудности в проведении четкой границы между субъективностью респондента и субъективностью исследователя. Это создает значительные этические трудности и требует от ученого тщательного самоанализа и мониторинга своих переживаний. Любое обстоятельство в биографии исследовательницы (опыт геноцида, эмиграции, принадлежность к этическому и языковому меньшинству, социальный, семейный, сексуальный опыт) – входит в резонанс с обстоятельствами биографии тех, кого она исследует, создавая мучительную дихотомию личного и общественного, которую не всегда легко примирить.
Хуриг видит свою задачу в том, чтобы как можно более открыто показать биографию женщины изнутри, давая нескольким поколениям женщин говорить о своей жизни исключительно субъективным образом, так, чтобы частная судьба выступила на первый план, и «биография творила историю». Только так, по мнению исследовательницы, можно продемонстрировать, как общество формирует гендерную индивидуальность, как воспроизводятся гендерные нормы и стереотипы, как складываются отношения власти между обществом и индивидом, мужчиной и женщиной. Приведя в пример ряд работ биографического жанра, Хуриг уделила особое внимание вопросу о власти исследователя над дискурсом респондента. Необходимо создание «рамочной методики», при которой субъективность исследователя выводится за пределы диалога с респондентом. Действуя таким образом, полагает Хуриг, можно избежать объективации женщины, ее опыта и контекста, в котором она росла: «Наивно полагать, что автобиографический аспект исследователя более логичен, чем автобиографический аспект исследуемого. Исследователь должен тоже заниматься самоанализом. Это сложная задача. Она требует высокого уровня ответственности, а также определенного уровня взаимодействия с нашими участниками исследования на всех стадиях исследования – с самых ранних стадий конструирования каркаса исследования до более поздних стадий анализа и интерпретации».
Участникам Круглого стола было предложено оценить то, что написано в России по гендерной проблематике за последние 15 лет, и ответить на вопрос, удалось ли авторам публикаций выявить ключевые общественные проблемы и привлечь к ним внимание читательской аудитории.
Слово было предоставлено экспертам, а затем – их критикам из зала.
ЖурналисткаНадежда Ажгихина (Москва) напомнила присутствующим, что без обсуждения гендерных вопросов невозможно развитие гражданского общества: «Наш «круглый стол» сегодня называется «Гендерное просвещение: что мы пишем и как нас читают». Вот этот вопрос, хотя традиционно и отнесен в конец конференции, он один из первоочередных. Потому что, особенно в последнее время, становится очевидно, что без произнесенного и воспринятого слова говорить о каком-то воздействии наших прекрасных идей на аудиторию и говорить о каком-то преобразовании реальности не просто сложно, это, оказывается, невозможно».
Проблема концептуализации частного и общественного опыта и создания языка, необходимого для разговора об этом опыте стоит перед каждым, кто заинтересован в развитии демократии. Без такой концептуализации у демократической журналистики нет будущего, а у общества в целом нет возможности преодолеть язык вражды, к которому сегодня активно прибегают все виды СМИ. Журналист в России принужден работать в профессиональной среде, лишенной этических норм, считает Надежда, нет этических норм также в политике и в общественной жизни. В результате нарастают нетерпимость, ксенофобия, национализм, фашизм, дискриминация всех видов, и нет адекватных гражданских механизмов воздействия на общественное сознание.
Помимо общей проблемы неразвитости концептуализации и языка существует частная проблема в журналистике: здесь не сложился жанр разговора об общественной жизни. Надежда Ажгихина назвала те области в журналистике, которые развивались успешно в последнее десятилетие – журналистское расследование, фельетон, сатира, светская хроника, экономическое обозрение. Однако качественных публикаций о социальных и правозащитных проблемах нет, хотя «вполне определенно, что единственный смысл и задача нашей профессиональной деятельности - это защита интересов, прав и свобод наших сограждан и вообще наших современников», и большой мере это связано с проблемами языка. «Как журналисту осмыслить новое в нашей жизни? – спрашивает Надежда. – Жизнь меняется; многие люди придумали интересные, новаторские, достойные стратегии жизни, среди этих людей много женщин, - но как об этом писать?»
Одним из несомненных успехов работы правозащитников, феминисток, общественных организаций стала легализация темы семейного насилия в СМИ. Эта дискуссия развивалась с трудом и преодолевая известное сопротивление, однако общественное сознание стало понемногу меняться, и тема перестала быть маргинальной: «Мне лично кажется, что мы уже много сделали за те десять с лишним лет как существует независимое женское движение в России, как существует дискуссия на эту тему, мы уже смогли многого добиться. Самый такой показательный и известный многим пример - это проблема домашнего насилия. Очень хорошо помню, что в замечательном журнале «Огонек», где я тогда работала и была зав.отделом, между прочим, напечатать какой-то материал на эту тему было довольно трудно. И ни редактор, ни исключительно демократически ориентированные члены редколлегии не понимали, что эта проблема сродни обсуждению, скажем, сталинского прошлого или судьбы наших реформ. Это надо было долго и трудно доказывать. Но, я думаю, та настойчивость, с которой наши коллеги по всей стране, без исключения, доказывали актуальность этой темы, привела к тому, что не только тема воспринята, она начинает как-то входить в дискуссию не только политическую, но и в повседневную и каким-то образом трансформировать даже обыденное сознание».
Оценивая то, что было написано и опубликовано в России за последние 15 лет, эксперты остановились на нескольких моментах: темах и региональных особенностях публикаций; концептуальных и социальных проблемах, с которыми сталкиваются пишущие; качестве и направленности публикаций; проблеме социальной перцепции гендерной проблематики в целом, особенностях гендерного языка и проблеме концептуального и языкового разрыва между популярной и академической литературой, необходимости посредничества – отыскания звена, которое могло бы соединить академические гендерные исследования и массового читателя. Особо была выделена тема воздействия на общественное сознание, проблема поиска стратегии и тактики социального и политического действия.
Наталья Лапицкая (Москва) говорила, что приветствует все, что пишут о гендере, и с гендерных позиций. Даже негативные публикации оказываются кстати, поскольку позволяют развивать дискуссию. Однако иногда географическая удаленность региона создает трудности: «Я думаю, что удается этот процесс проводить. Для кого-то одни ключевые проблемы в одном регионе, в другом – другие ключевые проблемы. Это очень заметно. Я вчера слушала, что говорили из столичных городов и что происходит у нас в области, регионе. И в общем-то разница чувствуется».
Ирина Клецина (С- Петорбург) отметила наличие разных «гендерных литератур» и пригласила участников семинаров оценить их качество и доступность. Ирина Шурыгина (Москва) с энтузиазмом приветствовала появление и рост гендерной публицистики: «Что касается первого вопроса про то, как я бы оценила то, что написано по гендерной теме за последние 15 лет. Для меня тут главное то, что за последние 15 лет произошло движение от нуля (ничего не было написано) до того, что было написано много текстов. И вот сам этот факт я оцениваю очень высоко». Она отметила, что слово «гендер вошло в дискурс», стало модным, и это позволяет отчасти развиваться всей области исследования. Однако публикации по гендерной проблематике часто отличает вторичность или некий автоматизм: «Я тоже хочу ответить, хотя вы мне не задавали вопрос о том, что меня привлекает в таких текстах, … мне больше всего нравится, просто доставляет удовольствие читать тексты старых феминисток (типа Джуди Батлер) - не наших, переводных. Скажу почему. Потому что они, помимо всего прочего, написаны очень эмоционально. Это не просто научное исследование отстраненное … человек, который писал этот текст, имел очень большой темперамент, был в это включен очень эмоционально. И это придает их текстам еще и художественную силу. Мне кажется, это очень важно, потому что гендерная тема - это чуть ли не единственная область научная, в которой пишущий автор может позволить себе такую вот эмоциональную включенность».
Большим темпераментом было отмечено выступление Елены Здравомысловой (С-Петербург). Одна из ведущих авторов в области гендерных исследований, она уверенно заявила, что слово «гендер» и гендерный понятийный аппарат нашли свою нишу в академической среде, однако гендерные исследования все еще не могут выйти из своеобразного гетто: «Разрыв между академией и гражданским обществом, разрыв между этими штудиями теоретического характера и социальными проблемами людей на уровне повседневности. Нужны посредники… Этот разрыв обязательно должен существовать, иначе не будет академической науки. Но нам нужны посредники, которые будут транслировать такие категории, как гендерное гражданство, гендерный контракт, типы власти в гендерном измерении, стратегии … подчиненных или, наоборот, власть имущих. Транслировать это на язык публики для того, чтобы публика могла понять, что мы не просто занимаемся академической конъюнктурой, а что это исследования и теория, которые ориентированы на социальные изменения и на социальные изменения в отношении неравенства вообще и неравенства, организованного или сконструированного по признаку пола, в частности».
Вследствие маргинализации гендерных исследований, в них не происходит приращения ни пишущей, ни читающей публики. Чтобы преодолеть маргинализацию и избежать обвинения в конъюнктурности и надуманности, нужно выработать продуманную стратегию. Для того, чтобы достойно отстаивать свою позицию в споре, где другая сторона утверждает, будто «в России нет патриархата, про Россию нельзя говорить, что мужчины доминируют над женщинами, потому что у нас феномен кризиса маскулинности, у нас феномен недостатка мужчин и нереализованной мужественности»; чтобы противостоять профессиональной и социальной агрессии, следует вырабатывать свой язык и развивать профессиональную солидарность.
Впрочем, проблема маргинализации всегда возникает при появлении новой исследовательской области: «Всегда ли плохо гетто? Это вопрос исследовательский. Я думаю, что до определенной степени гетто в нашей ситуации – это нормально. Потому что, когда возникает новое исследовательское поле, когда возникает новый понятийный аппарат, когда возникают новое сообщество и новые теории, то очень трудно представить себе вот такую резкую институционализацию нового научного знания. Должно быть несколько этапов. И социологи науки знают, как происходят эти процессы. В данном случае мы не представляем из себя нечто нового, особенного». Тем не менее, нужно стараться выходить в более широкий дискурс, объединяя в гендерных исследованиях специалистов разных областей и разных жанров.
Елена Здравомыслова отметила и особые проблемы, возникающие в области гендерных публикаций. Среди них первое место, по ее представлениям, занимает проблема плагиата: «плагиат в гендерных исследованиях, особенно в связи с распространением новых технологий, это вообще колоссальная проблема. Воровство на воровстве».
Вторая большая проблема – перевод. Гендерные исследования в России обращаются к западному понятийному аппарату и осмыслению социальной и психической реальности, но возможно, что потребуется новый концептуальный аппарат, чтобы осмыслить то, что произошло в России после перестройки.
Сергей Ениколопов (Москва) отметил отставание психологии как дисциплины в развитии гендерных исследований. Социология, с его точки зрения, находится в лучшем положении. Но и там идеология преобладает над научным исследованием, а перевод и пересказ иностранных текстов – над постижением российских реалий. Сергей отметил также сравнительную неравномерность представленности гендерной проблематики в СМИ: радио и телевидение уделяют ей меньше внимания, чем пресса.
Елена Мезенцева (Москва) говорила о положении в экономической науке. Там нет даже приемлемых обзоров и переводов западных текстов. Экономисты используют гендерную терминологию как демографическую. Кроме того, поскольку пока специалисты по гендеру не занимаются экономикой, возникают трудности при попытках писать на специально экономические темы: «Они начинают писать тексты типа социально-экономической детерминанты как основы гендерной экспертизы на локальном, территориальном или каком-то еще уровне, не понимают того, что на самом деле здесь каждое слово требует расшифровки. А как только два слова из этой комбинации пересекаются или ставятся вместе подряд, это требует дополнительной расшифровки. … И в этом смысле они страдают очень большими методологическими пробелами. Более того, я бы сказала так. Даже в тех текстах, которые методологически корректны, практически никогда нет указаний на то, в рамках какой методологии они сделаны».
Нерасшифрованной остается тема глобализации. Попытки публикаций на эту тему Елена Мезенцева оценивает как крайне неудовлетворительные и даже вредные: «Вот «глобализация» - модная тема. О ней очень много пишут, пишут с разных сторон, с очень разных позиций, начиная от неолиберальных и кончая совершенно левыми позициями. И, тем не менее, я практически не видела публикаций, посвященных проблемам глобализации, где бы позиция авторов была бы четко прописана, где можно было бы понять не из контекста, не из словоупотребления, какую же, собственно говоря, позицию автор транслирует… Допустим, автор транслирует радикально-феминистскую позицию. Однако нигде об этом не сказано. Это транслируется как общечеловеческая позиция, как позиция универсальная. Что на самом деле, с моей точки зрения, представляет реальную опасность. Потому что любой человек, который в этом не искушен, берет этот текст, читает его, видит эти слова, интерпретирует их, и получается, что он для себя маркирует представление о феминизме в современном мире».
Елена отметила недостаток живого диалога в прессе и интернете на гендерные темы. Она выделила темы, требующие специального изучения экономистами: разделение власти в семье, заработок и власть, стратегии финансового поведения супругов. Кроме того, она пришла к выводу, что период начального ученичества в гендерных исследованиях закончен, гендерное образование должно стать специализированным и отвечать запросам определенных профессиональных областей.
Александра Лацис, журналистка и участница московского семинара проекта «Женщина третьего тысячелетия», сказала, что пришла к пониманию гендерной проблематики через личный опыт, а не посредством чтения, поскольку долгое время гендерные исследования оставались для нее недоступными: «15 лет назад (я сейчас вспоминала), что же я про это знала? Не знала совершенно ничего… И я помню, что когда одна английская журналистка из Лондона спрашивала меня и мою маму (мама у меня тоже была журналистка), что вы думаете насчет мужского шовинизма, насчет всех этих проблем, мы не понимали, про что она спрашивает. Мы говорили: что вы, Кейт! Мы тут вообще не об этом. У нас тут перестройка. Нам тут не до того. У нас тут весь народ решает великие проблемы совершенно другие. К этим темам я пришла, совершенно не начитавшись текстов разных, а просто жизнь меня привела. Обрела я собственную семью … осталась вдали от коллег, от работы на несколько лет. Вот тут мне сразу стало все понятно, какие проблемы, какой шовинизм, кто кого не понимает».
Однако с тех пор, как число публикаций увеличилось и материалы, академические и публицистические, стали общедоступными, в области массового сознания мало что изменилось: «Появилось море женских и мужских журналов, невероятное количество ток-шоу на телевидении. По-моему, это говорит о том, что все-таки интерес к проблеме есть на самом деле и очень большой. Внутри все кипит, но сказать никто не умеет, никто не понимает, что на самом деле тут стоит говорить».
В журналистике, считает Александра, все еще нет ни языка, ни концепции для разговора о гендерных проблемах. И газеты, и журналы, и телевидение устроены «по мужскому образцу», разводят материалы по традиционным рубрикам, отводя женщине приватную сферу, а мужчине – публичную. Однако, интерес к публикациям о частной жизни, даже если они низкого уровня, свидетельствует, по мнению Александры, что существует публичный запрос на разработку этой темы: «…На телевидении тоже. Если про жизнь, про частную жизнь, то частная жизнь это что-то не очень серьезное, надо, чтобы было весело, немножко низменное. Поэтому начинается шоу «Окна», в которых нам показывают, что мы тут на самом деле в грязи копаемся. Почему? Почему в грязи? Только потому, что это частная жизнь. Это низменная и несерьезная сфера в принципе… Но, с другой стороны, почему люди смотрят? Не потому что они идиоты, а потому что на самом деле у них множество проблем и они бьются головой о всякие эти стены, они только не видят их не понимают, где они понаставлены. И на самом деле, это не тема. Я вчера в толпе услышала, ну такая тема. Тут людям всю жизнь хватит ею заниматься. Это не тема. Это то, за что люди платят жизнями, сходят с ума, болеют, раньше времени умирают, понимают, что прожили не так. Это более чем важно. Но совершенно не осознанно. И очень плохо, что это не осознанно. Потому что живем в момент, когда эти социальные роли меняются, а талдычим друг другу, что они вечны и даны от природы…».
Александра подчеркнула, что большинство передач о частной жизни носит нереалистический, зачастую ханжеский характер, они игнорируют реалии, драмы и трагедии современности, создаются как будто «вне контекста» современной жизни. Подобная ситуация – не просто уступка массовому вкусу, но активная попытка закамуфлировать жесткие реалии отечественного патриархата: «Действие происходит в безвоздушном пространстве. Из зала начинают объяснять, что он [юноша] в армии станет настоящим мужчиной: «Вот я был в армии, я вернулся настоящим мужчиной». Это не про женщин. Это про мужчин. Но поскольку у нас призыв в армию обязательный и обязательный для мальчиков, это вполне гендерная проблема. Можно сейчас длинную речь произнести о том, что из этого следует… А как же вот в России нет патриархата? Настоящий такой патриархат…».
Александра оспорила высказанную другими экспертами точку зрения, будто гендерная проблематика уже отвоевала себе нишу в СМИ. Да, ученым нужны посредники, и этими посредниками должны быть журналисты, - говорила она. – Мы должны нести выводы ученых и опыт НЖО в массы. Но тема это маргинальная и идет с трудом. В каждом СМИ есть уголок – место для правозащитников и женщин. Нет на самом деле ни языка, ни места для того, чтобы обсуждать эти темы серьезно и достойно. Нет этики, считает Александра, нет устоявшегося понимания, что писать на темы насилия и частной жизни ернически и глумливо – неприлично: «Мне, например, очень больно. Я - газетчик. Когда я открываю газету, вполне милую мне, может быть, по какому-то основному политическому направлению, и читаю там очередную глупость и гадость про женщин. Мне больно и обидно. Нет такого устоявшегося понимания, что это просто неприлично. Что главный редактор не может с гордым видом идти на совещание демократически настроенных главных редакторов, если в его газете написано про то, что в какой-то провинциальный город приехали какие-то непонятные феминистки и почему-то учат девушек, как им защититься от насилия. В газете про это пишут с веселым смехом и рисуют карикатуру к этому. Не пишите или напишите просто холодно, как информацию, или как-нибудь осмысленно, но только не так».
В заключение Александра Лацис отметила, как трудно сотрудничать с исследователями. Ученые живут и работают в других временных рамках, и требуется много усилий с обеих сторон, чтобы организовать качественную публикацию в срок.
Дискуссия, состоявшаяся после первой части Круглого стола, во многом повторила темы, затронутые экспертами. Участник семинара проекта «Женщина третьего тысячелетия» из СПб заявил о неприятии им экспертных выступлений и низком качестве литературы, подготовленной к семинарам. На вопрос ведущей, не приходилось ли ему встречать тексты более высокого качества, искать другие публикации, он ответил отрицательно. Участник семинара из Петрозаводска указывал на сложность гендерных текстов для понимания, предлагал подавать гендерный материал в развлекательной форме, которая будет более доступна широкой публике: «Сейчас при современной информатизации человеку очень трудно погрузиться в какие-то сложные гендерные проблемы, прийти после работы, начать читать такие сложные научные журналы. Может быть, стоит действительно выйти с каким-то эмоциональным окрасом писать какие-то произведения. Те же самые проблемы и с телевидением. Телевидение у нас для развлечения в основном существует. И там сейчас передачи представлены больше развлекательного характера. Если выходить с таким подходом развлекательным, пригласите профессионалов. Профессионалы, которые действительно специалисты, могут объяснить вот эту науку простыми словами, тогда, конечно, будет большой успех. И добьемся в обществе признания этой идеи». Женщины – участницы семинаров проекта говорили о том, что, напротив, литература, с которой им довелось ознакомиться на семинарах, выражала и защищала их интересы и была полезна. Кроме того, женщины продемонстрировали большую самостоятельность в поиске других публикаций и обнаружили замечательную начитанность.
В дискуссии вновь обсуждали региональные особенности в освещении и понимании гендерной проблематики; сложности восприятия академического языка; глумливое отношение СМИ к женской теме; необходимость выработки стратегии и тактики женского движения с целью воздействия на политику и законодательство; представительницы регионов сетовали на плохую связь с Московскими и Санкт-Петербургскими исследовательскими центрами и с зарубежьем. Было высказано мнение, что сильное феминистское движение создаст информационный повод для СМИ и поможет продвижению и популяризации гендерной проблематики: «Проблему уже не надо фиксировать. Она понятная. И не надо обольщаться кризисом маскулинности. Пока мы все горели перестройкой – и женщины, может быть, больше, чем мужчины, – власть и собственность в стране взяли мужчины. Это надо понять, и с этим надо что-то делать. Для этого нужны организационные формы. И телевидение никогда не будет говорить о нас, если не будет хорошего информационного повода. А таким поводом должно быть сильное феминистское движение, которого пока что нет».
Популяризация гендерной проблематики нужна, с точки зрения выступавших, для решения политических задач: вопроса квот, борьбы с насилием, экономической дискриминацией, вопросов власти: «То есть, что нужно делать? Нужно ставить совершенно четкие задачи в политической плоскости. Говорить о политической и гражданской активности женщин. Посмотрите, что творится в политике. Там же нет женщин. То есть надо ставить вопрос конкретно о квотах для женщин в политических партиях, в партийных списках, в органах власти и этого добиваться. То есть какие-то конкретные задачи решать и потом уже, придя во власть, решать ту массу проблем, с которыми мы сталкиваемся. Проблемы насилия, проблемы экономической дискриминации и т.д. Без власти и собственности будут одни лишь разговоры и претензии к нам».
Однако популяризация сложна из-за того, что специалисты, которых привлекают СМИ, говорят на сложном языке. Мало журналистов, специализирующихся в гендерной проблематике. Кроме того, гендерные исследования в России централизованы. Необходимо налаживать связь Москвы и Санкт-Петербурга с регионами: «Меня поразило то, что гендерными исследованиями занимаются около ста человек в России. Я думаю, здесь общая проблема нашей науки, которая есть наука центральных вузов, допустим московских, петербургских, и наука региональная. К сожалению, очень часто считается, что за Уралом земли нет и вроде бы как за Уралом и науки нет. На самом деле в регионах тоже активно занимаются проблемами гендерных исследований. Другое дело, что, к сожалению, у нас просто отсутствует возможность связи с европейскими центрами. Я благодарна, например, Институту социологии РАН, где я, кстати, впервые узнала про гендерные исследования на курсе Ирины Тартаковской. И, в общем-то, занимаются гендерными исследованиями. Я бы сказала, что у нас проблемы в информированности, проблемы в литературе. То есть издания Центра гендерных исследований практически не доходят до регионов, они рассылаются по библиотекам очень малыми тиражами. Книжные магазины закупают очень мало экземпляров. И плюс ко всему отношение, скажем так, ученого мира регионального к понятию «гендер» таково, что ну ты поглупее, ты и занимайся этим гендером. Вроде ты как в другом ничего не соображаешь, хоть там, может быть, что-нибудь».
Многие участницы дискуссии рассказали о своих инициативах в СМИ и общественных организациях, поделились проблемами в продвижении своих инициатив.
Ольга Здравомыслова подвела итог первой части Круглого стола: «Заключительная конференция – это, своего рода продолжение наших семинаров. Здесь присутствуют авторы текстов, которые существуют в российских гендерных исследованиях. Совершенно понятно, что участники нашего проекта из Иркутска, Петрозаводска и даже из Санкт-Петербурга не всегда имеют возможность непосредственно познакомиться с этими людьми, услышать, что они говорят, как они объясняют свою точку зрения… Именно поэтому мы и придумали такую форму в виде заключительной конференции – форму «Круглых столов»… Это возможность для всей аудитории, и особенно для людей, которые приехали на эту конференцию в Москву, задать вопросы исследователям, занимающимся этой темой в России и даже за пределами России».
Ведущая второй част Круглого Наталья Кигай предложила тему: «Сложилось ли, в России поле гендерных исследований? Если не сложилось, что этому мешает? Насколько органичен язык гендерных исследований в России? Что мешает гендерному просвещению в России?».
Открывая дискуссию, Наталья сказала о том, что участники уже обсудили, важно или не важно привносить в нашу жизнь новые слова. Они пришли к выводу, что это важно, потому что за каждым словом стоит концепция. Коперниканская революция в науке ХХ века состояла в том, что в центр внимания была поставлена субъективность исследователя, что на предмет научного изучения перестали смотреть, как на то, что определяет результаты исследований. В этом смысле концепция, стоящая за словом, значит очень много. лингвистике и в психологии давно известно, что один и тот же факт можно с разных точек зрения описывать разными способами. Когда мы занимаемся женским нарративом, или академическим гендерным исследованием, мы всегда должны иметь в виду, какую точку зрения принимаем мы, какова наша мотивация и каковы наши чувства.
Ирина Шурыгина заметила, что даже правильно написанные тексты скучно читать, потому что в них нет чувства, нет эмоций. Однако то, о чем пишут феминистки, исследователи гендера, это не просто некоторые темы, не просто некоторый предмет. Это качество нашей жизни. Это качество, которое может прекратить, сократить, исковеркать нашу жизнь. Почему о самом главном мы говорим, пишем и думаем скучно? Почему мы не пускаем свое любопытство в эту область? Почему мы не даем себе увлечься ею? Почему мы не находим своего, идущего от сердца слова, чтобы интересно писать и говорить об этом? Существует зазор между тем, что мы воспринимаем и что пишем. Мы берем некоторое слово и начинаем им пользоваться как чем-то внешним по отношению к своему опыту, и зачастую мы оказываемся не готовы осмыслить этот опыт.
«Один из участников проекта жаловался на неудачный выбор текстов был для наших семинаров, - сказала Наталья Кигай. - Я должна несколько приоткрыть нашу «кухню». Мы не стремились найти самые лучшие тексты для наших семинаров. Мы выбирали тексты, сугубо среднестатистические, «лежащие на поверхности». Некоторые представляли собой публицистический ширпотреб, некоторые давно стали классикой. Мы хотели столкнуть две реальности: то, как пишут о нашей жизни и о наших проблемах, и как мы чувствуем себя в том, что о нас написано, - с тем, чтобы побудить человека обратиться к своему опыту, осмыслить свой опыт, найти для него слова. В этом, собственно, и была наша задача. Кто-то обратился к своему опыту и нашел нужные слова. Кто-то не догадался или не захотел. Разные люди реагировали на эту ситуацию по-разному. Это можно рассматривать как модель того, что происходит в жизни. У нас есть некоторый опыт. У нас есть некоторый язык. Этот язык, как мы чувствуем, не описывает нашего опыта. Но что мы делаем с этим переживанием? Пытаемся ли мы лучше прочувствовать и понять собственную жизнь, найти новые слова, отыскать единомышленников?»
Наталья Лапицкая сказала, что, на ее взгляд, язык гендерных исследований не сложился, а в общественных организациях эмоции до сих пор преобладают над знаниями: «Я сейчас сидела, думала над вашими словами и пришла к выводу, что в общественных организациях (некоммерческих) у нас другое соотношение. У нас, видимо, эмоциональная сфера в какой-то степени преобладает над освоением академического материала. Наверное, есть плюсы в этом. Наверное, есть минусы. Но я вот о чем хочу сказать. Когда мы стали регистрироваться под названием «Гендерный центр», … как только нам ни предлагали назваться: и «Орхидея», и «Теплые добрые руки» и т.д. (Смех). … И, действительно, вы знаете, на какой-то момент появилась дрожь в коленках, и мы подумали, что, действительно, может быть, не то что-то делаем. Последней каплей, которая заставила нас оставаться при своей первоначальной идее, послужило высказывание одного совершенно замечательного нашего рязанского мужчины-феминиста: «Почему вы думаете, что наши женщины все такие тупые? Почему вы хотите опускаться до какого-то вами самими придуманного низкого уровня? Поднимайте их до своего». Таким образом, этот термин остался в названии нашей организации. Хотя однажды в самом начале своей деятельности, придя на прямой эфир, ко мне подскакивает вся красная моя знакомая журналистка и говорит, что, Наташа, я очень тебя прошу, говори все, что хочешь, только не употребляй слово «гендер». Недавно в Рязани открыта, на базе университета, лаборатория гендерных исследований. Тем не менее, уровень общественной осведомленности низок. Это создает свои проблемы, и сильнее всего стоит проблема концепции, языка: «существует теоретическая сфера жизни, существует практическая сфера жизни, где мы работаем непосредственно с клиенткой, которая знает или не знает, что такое гендер».
При этом Наталью Лапицкую заботит идейная и методологическая корректность: «самое сложное, наверное, соблюсти паритет между понятным объяснением и в то же время не погрешить против истины». Главное, говорит она, работать в нужном направлении, а язык будет развиваться, и не беда, если он импортирован: «большая часть абстрактных понятий в русском языке – транслитерации. Однако там, где это нужно, например, мужчине, власти, это никого не смущает».
Ирина Клецина заявила, что гендерное сообщество и область гендерных исследований в России не растет и не развивается: «Мне хочется отметить, что поле гендерных исследований пока у нас не сложилось. Я согласна с Еленой Здравомысловой, что в основном это сообщество довольно стабильное, несколько замкнутое, хотя интерес к этой проблеме у широких слоев населения высокий, но не закрепляются многие люди, которые впервые заинтересовываются этой проблемой. Они не становятся членами этого гендерного сообщества». Причину она видит в недостаточном уровне профессионализма гендерного сообщества, недостатке коммуникативных способностей, корректности и толерантности.
Из зала возразили Ирине, что маргинализация гендерного сообщества во многом надумана, и что любое научное сообщество трудно воспринимает новое. Главное, сказала выступающая, чтобы в гендерном просвещении соединялись осмысление и личный опыт, важно, чтобы была «возможность не просто что-то познавать, а сделать так, чтобы каждый человек мог это соотнести со своим опытом, осмыслить это, осмыслить свою жизнь в этом ключе».
Елена Мезенцева говорила о специфике усвоении гендерной терминологии в экономической среде, особенность которой заключается в исключительной маскулинизации: «концепции, которые, например, сформулированы в экономической теории относительно семьи, домохозяйства, гендерных ролей, - эти концепции, которые, между прочим, столь же эмоциональны прочувствованы, как и те концепции, которые были предложены исследователями в рамках феминистской парадигмы. Только прочувствованы они совершенно другими членами общества. Они так мир чувствуют. Это их способ восприятия реальности. И этот способ восприятия реальности они воплотили в теориях, концепциях, схемах и т.д.».
Несмотря на очевидное сопротивление среды, социальный заказ на гендерные исследования сложился. Однако, он не находит, по мнению Елены, хороших исполнителей: «Теперь по поводу того, сложилось или нет исследовательское поле вообще в России в области социально-экономических исследований, с моей точки зрения? Мне кажется, что сложился социальный заказ на такие исследования. Безусловно. Этот заказ постоянно воспроизводится на различном уровне. Другой вопрос – находит ли этот заказ своего исполнителя. И поскольку заказ не может постоянно висеть в воздухе, рано или поздно он все равно падает на каких-то исполнителей – лучших или худших».
Недостаточно разработано, по мнению Елены, поле гендерной экспертизы законодательства, особенно в его социально-экономической части. Немного лучше обстоит дело с гендерным анализом, поскольку в этой области трудится много международных организаций. В целом же на вопрос, сложилось ли в России поле гендерных исследований, Елена ответила так: «Поле сложилось, с одной стороны, с точки зрения осмысления исследователями общественной потребности и со стороны, может быть, неправительственных организаций, и со стороны органов власти, по крайней мере, некоторых. А сложилось ли оно с точки зрения возможности удовлетворения этой потребности? – Только отчасти, если иметь в виду и количество, и качество, а не просто возможность … представить некий текст в ответ на сформулированный запрос».
С языком тоже пока не все однозначно. Имеются трудности перевода, и трудности осмысления переведенного и непереводимого. Однако здесь Елена проявила больше оптимизма: «То есть нужно время. Нужно время, чтобы устоялась терминология, и мы начали примерно одинаково понимать, что стоит за этими словами. Я думаю, что это только проблема времени. Это устоится. Тут я не вижу никаких проблем».
В области гендерного просвещения Елена призывает к узкой специализации, потому что период первичного ученичества в гендерной области давно закончился.
В ответ на последнее замечание участник семинара из Петрозаводска возразил, что в регионах, и конкретно ему, не хватает простого знания женской точки зрения и женского видения тех проблем, которые пока представлены только в маскулинном варианте: «…Чего, на мой взгляд, не хватает в гендерном просвещении, что лично мне не хватает, как представителю, как здесь выражались, мужского мира. Хотя мне не нравится этот термин. Здесь, может быть, я не как журналист выступаю, а просто как человек, который до этого проекта не был знаком с этой проблематикой. Не хватает мне рассказа о женских проблемах. Извините, за такое упрощенное высказывание. Не рассказа о гендерных проблемах в литературе и вообще в дискуссиях на эту тему, а, напротив, не хватает четкой и внятной позиции специалистов или, как здесь говорили, гендерного сообщества по поводу того, что находится вне этого сообщества. То есть мне, как представителю мужского мира, интересно знать, в чем заключается специфический женский взгляд на реформу образования, реформу армии, реформу здравоохранения. Вообще на все, что находится в мире, вокруг. Я уверен, что этот взгляд существенно отличается от мужского, и он перспективен, конструктивен, он интересен. Но в чем он заключается? Я не могу этого из литературы, которую нам раздавали, и здесь, на дискуссиях, вынести. Если бы эта четкая и внятная позиция постоянно звучала в различных формах и в прессе, в том числе, то это бы способствовало той самой гендерной чувствительности, о которой мы вчера говорили. Мне так кажется.».
На высказанные мнения о гендерном «гетто» и узости круга гендерных исследований отреагировал Сергей Ениколопов. Во-первых, сказал он, в любой области исследований тон задает небольшое количество людей. Во-вторых, на гендерные исследования нет государственного заказа, следовательно, нет бюджетной поддержки. Нельзя пока «пробить» эту тему ни в РАН, ни в университетах. Заказчиком гендерных исследований, по его мнению, должно стать женское движение. Они должны инициироваться женскими организациями.
Кроме того, подчеркнул он, период ученичества должен заканчиваться. Ученым следует обратить внимание на реалии нашей жизни, исследовать местную и региональную специфику. Что же касается языка, сказал он в заключение, то надо «выходит из гетто и не очень горевать по поводу слов, а вести себя так, как и в других областях науки, которые тоже когда-то начинали в России развиваться с нуля».
Гендерное же просвещение – задача двойная. Нужно просвещать трансляторов знаний, и нужно просвещать общество. Это следует делать разным людям, и делать по-разному, но в обоих случаях профессионально.
Из зала Сергея Ениколопова спросили, считает ли он, что учить нужно только специалистов, а не публику. На этот вопрос Елена Мезенцева ответила, что специальные гендерные запросы публики должны удовлетворять специалисты, но что для получения гендерных знаний начального уровня уже ничего не требуется, они доступны всем желающим. Специальные же знания – вещь дорогостоящая, потому им нужно обучать лишь специалистов: «Специализированное знание – это знание, которое стоит денег. Это знание, за которое кто-то будет платить. Ведь человек за него не платит. За него платят либо фонды, либо государство, либо какой-то иной благотворитель. Значит, если мы приглашаем всех, мы стреляем в никуда. И это крайне неэффективный способ. Мы не получаем результата. … Только так, кругами - обучая тренеров, давать импульс возможности их работы в регионах, обучая преподавателей, давать импульс их работе в своих регионах для того, чтобы они могли прочесть соответствующий установочный курс – тот, например, который они у нас прослушали. Здесь был курс для тренеров…».
Дискуссия по поводу гендерного образования побудила Ольгу Здравомыслову напомнить присутствующим, что семинары в рамках проекта были не стажировкой по гендерным исследованиям, а «экспериментом по исследованию гендерного сознания», и что участники семинаров являлись не студентами, а соавторами проекта.
Участница семинаров проекта из Петрозаводска поделилась своим опытом работы в гендерном просвещении. По ее мнению, у молодежи не возникает трудностей с языком гендера, и она открыта новым знаниям.
Прозвучало несколько голосов, комментирующих выступление молодого человека из Петрозаводска, желавшего ознакомиться с «женским взглядом». Елена Здравомыслова заметила, что благодарна участнику из Петрозаводска за вопрос о «женском взгляде». «Нет, - сказала она, - единого женского взгляда. Женщины принадлежат к различным культурам, соям общества, поколениям. Существует гендерный подход, а не женский взгляд. Что же касается проблемы выхода из гетто, здесь гендерные исследования находятся в том же положении, что ряд других относительно новых направлений: исследования этничности, толерантности, общественных движений: все это проблемы социального неравенства и коллективного действия, исследование разных видов дискриминации. И на самом деле они в этом объединены. То, что мы говорим об языке вражды – как общая тема. То, что мы говорим о дискриминации – общая тема. Нарушение прав – это же касается не только отношений между полами или по признаку пола. Это относится и к таким феноменам, как эйджизм, как относятся к детям и пожилым людям, - того, как происходит дискриминация по возрасту, как происходит дискриминация по этничности. Тот же механизм работает при дискриминации по признаку пола. Тут нет разрыва между этими подходами. Мы должны на самом деле собирать такие общие конференции для всех исследователей, которые занимаются проблемами дискриминации по дескриптивным признакам».
По мнению Елены Здравомысловой, успехи в интеграции гендерных исследований дожны быть связаны с ответом на полиическую конъюнктуру, - на вызов консерваторов, коммерциализацию сексуальности, сексуализацию рекламы, наступление традиционалистской идеологии. «Есть несколько острых тем, о которых страшно говорить, - сказала Елена, - это роль православия, дискриминация в трудоустройстве, насилие; нужно выстраивать генредные исследования, исходя из социальных проблем, и в ответ на вызов консерватизма и традиционализма. - В этом стратегия интеграции».
Из зала было высказано мнение, что гендерные исследования могут быть хороши с методологической точки зрения, однако «женщине на улице они не нужны, она их не купит». Наталья Кигай возразила на это, что «осмысление своего опыта, как уже говорилось, - сложная и вызывающая сильное психологическое сопротивление работа».
Этот диалог вызвал дискуссию в зале, которая снова вернула участников к проблеме, понимает ли женщина, права которой ущемлены, что она бесправна, и что необходимо для того, чтобы она прозрела. Вновь возникла тема посредничества и переложения гендерной проблематики с академического языка на популярный; как это сформулировал один из участников: «Ведь мы хотим изменить мир, а значит, эта потребность должна быть усвоена обществом».
Проблематика политического и социального действия привела к обсуждению проблемы роли женщины в военных конфликтах; исследовательницы говорили о своих попытках писать на эту тему и о сопротивлении верхушки научного сообщества, которое советовало им не совмещать гендерные исследования с вопросами безопасности.
В заключение Ольга Здравомыслова подвела итоги проекта и дискуссии. Она сказала, что авторы проекта пытались исследовать гендерное сознание и понимание свободы. Авторы проекта развивали представление о том, что есть различные грани понимания свободы. Они не заявляли о разрушении устоев и о враждебных силах, не упрощали ситуацию, но пытались показать сложность самих гендерных проблем, сложность ситуации гендерных исследований и неоднозначность позиций, которые существуют в этом поле.
Ольга выразила надежду, что участники проекта останутся так или иначе вовлечены в гендерные исследования и в практическую работу. Завершая конференцию Ольга сказала: «Мы провели эту конференцию в Горбачев-Фонде. Большое спасибо за то, что вы к нам приехали. Думаю, что слово «свобода» звучит в стенах этого Фонда очень органично. И еще: есть не так много аудиторий в нашей стране, где могли бы мы, собрав и практиков, и ученых, и общественных деятелей, и просто толковых людей, которые интересуются гендерными проблемами, говорить о них профессионально и заинтересованно».
Обзор Круглого стола подготовлен Натальей Кигай (Институт США и Канады РАН)
|
|
XXI век станет либо веком тотального обострения смертоносного кризиса, либо же веком морального очищения и духовного выздоровления человечества. Его всестороннего возрождения. Убежден, все мы – все разумные политические силы, все духовные и идейные течения, все конфессии – призваны содействовать этому переходу, победе человечности и справедливости. Тому, чтобы XXI век стал веком возрождения, веком Человека.
|
English |
