Галкин А.А.
Сегодня здесь было сказано много интересного и правильного. И, как мне кажется, разногласия сторон, в общем-то, свелись к частностям. Почти в каждом выступлении, осознанно или неосознанно, в полной мере или частично, но присутствовало понимание того, что существует такой феномен, как исторически сложившееся массовое общественное сознание или, как его иначе называют - политическая культура. Складывался он на протяжении столетий. Более того, с течением времени он превратился в своеобразную квазифизическую субстанцию со свойствами, которыми обычно обладают физические тела: он сложно структурирован и многослоен, упруг, обладает инерционностью и т.д.
Из этого понимания следуют крайне важные выводы.
Если такая субстанция, действительно, существует, то не считаться с ней невозможно. История беспощадно наказывает тех, кто рассматривает общество как «табулу раза», как пластилин, из которого можно, по усмотрению, вылепить любую зверушку. Чем сильнее давить на него, тем масштабнее его отдача. Его нельзя переломить через колено, не рискуя сломить себе шею. Игнорировать это обстоятельство - значит обретать на заведомую неудачу любые усилия по реформированию общественных отношений
Отсюда вовсе не следует, что историческое общественное сознание является инвариантом. Ведь, исходя из того, что оно складывается столетия-ми, следует признать, что и события, свидетелями которых мы являемся, вносят в этот феномен новые, в том числе весьма существенные элементы. В то же время способность к модификации, определенная доля подвижности вовсе не исключают инерции рассматриваемой субстанции, ее способности оказы-вать сопротивление внешнему давлению.
Разногласия, выявившиеся в ходе дискуссии, во многом определялись тем, что одни выступавшие делали упор на инертность общественного сознания, а другие - обращали внимание на происходящие в нем изменения.
Предлагаемый подход к массовому общественному сознанию вовсе не абстрактно-теоретическая модель, пригодная лишь для философских игр. Он может играть заметную роль в практической сфере. Политик, занимающийся практикой – особенно если он оказывается у руля власти и ставит перед собой задачу реформировать общественную систему - принимая решения и, тем более, приступая к их реализации, должен считаться с этой особенностью массового общественного сознания. В противном случае он неизбежно обречет себя на поражение.
Сказанное, как мне кажется, крайне важно для понимания хода и исхода перестройки, которые мы обсуждаем сегодня. Михаил Сергеевич – как человек, накопивший богатый опыт и обладающий тонким политическим чутьем (немцы называют это качество «Spitzenfingergefuel» - способность кончиками пальцев осязать происходящее), проводя политику перестройки, пытался действовать с учетом реалий, сложившихся в России, не выходя при этом за пределы, допускаемые инерцией массового общественного сознания.
Ему всячески препятствовали в этом. Одни – не желая перемен, другие - игнорируя реалии. Одни – действуя исподтишка, другие – закатывая ис-терику. Все мы хорошо помним, как вели себя, в частности, те, кто настойчи-во называли себя демократами, а были, в действительности, заурядными правыми радикал либералами. Горбачев и его команда постепенно, но целе-устремленно реформировали устаревшую, ставшую неэффективной систему. А они не хотели никаких реформ. Им нужно было немедленно сломать систему, стереть с лица земли ее институты – не считаясь ни с какими последствиями. Им казалось, что все это – довольно просто. Надо лишь приказать, и все встанут по стойке смирно. Они не понимали (и не понимают до сих пор), что массовое общественное сознание – это не учреждение, которое можно ликвидировать, забрав у него помещение и перестав выплачивать деньги чиновникам. С ним такие шутки не проходят. Чем больше на него давишь - тем сильнее его сопротивление. Пружина сжимается, но затем дает отдачу и, нередко, бьет довольно больно.
В результате мы получили то, что получили.
В немалой мере негативную роль сыграла в происходившем наша российская (советская) интеллигенция. Об этом уже говорил здесь профессор И.Е. Дискин.
Сейчас многие из представителей интеллигенции забыли (или делают вид, что забыли), с каким энтузиазмом и надеждой они встретили перестройку и как активно ее поддержали. И для этого были веские основания. Поддержав перестройку, интеллигенция, практически, получила все то, к чему стремилась в ее преддверии: прекращение пренебрежительного отношения к умственному труду, становление демократических институтов и процедур, возможность активного участия в политической жизни общества, свободу творчества, беспрепятственную возможность выезда за пределы страны и поддержания деловых и личных контактов за рубежом.
Для наиболее амбициозных и политически активных интеллектуалов открылись беспрецедентные возможности карьерного взлета. Средней руки адвокаты, пользуясь профессиональным умением «говорить красиво», превращались в публичных политических деятелей высшего эшелона. Начинающие публицисты и рядовые телерепортеры стали восприниматься обществом как светочи истины, своего рода идеологические «гуру» - со всеми вытекающими из этого последствиями. Сотрудники научно-исследовательских институтов, не очень знакомые с реальными проблемами общества и не имевшие опыта руководства людьми, становились заместителям министров, министрами, а иногда и вице-премьерами. Все они охотно именовали себя прорабами перестройки, соревнуясь за право претендовать на непосредственное участие в подготовке популярных решений.
Однако по мере углубления перестройки и нарастания связанных с этим противоречий влиятельные группы интеллектуалов начали проявлять по отношению к ней сначала сдержанность, а затем и враждебность. Действия руководства страны стали мишенью нападок, а команда, осуществлявшая пе-рестройку, подверглась поношениям – одно другого «хлеще». Для дискредитации политики перестройки в массах широко использовалась обретенные - благодаря ей - свобода слова и печати.
Вопрос, настоятельно требующий ответа – почему это произошло? Я не могу согласиться с тезисом, прозвучавшим в ходе нашей дискуссии, согласно которому причина произошедшей «смены вех» в чрезмерной «идео-кратичности» интеллигенции. Тут, как мне кажется, сработали другие факторы.
Глубинные мотивы эволюции части первоначальных сторонников перестройки - интеллигентов, ставших ее радикальными критиками, выявлены пока не в полной мере. Однако некоторые из них очевидны.
Это - нетерпение и радикальность, порожденные негативным опытом прошедших десятилетий, совокупность личностных обид, стимулировавших стремление «разнести вдребезги» все связанное с прошлым, невзирая на последствия подобных действий.
Это - влияние корпоративистских настроений, ориентированных не на общее благо, как у интеллигенции в прошлом, а исключительно на потребности своего слоя, и получивших широкое распространение в процессе превра-щения интеллигенции в массовую социальную группу.
Это - обусловленное длительной изоляцией плохое, преимущественно книжное, знание реалий зарубежного образа жизни, особенностей тамошнего социального устройства и свойственных ему противоречий.
В результате были, по крайней мере, частично, потеряны качества, которые всегда были свойственны российской интеллигенции. Она перестала заботиться об общем благе и стала думать, главным образом, о собственном кармане.
Как известно, спустя несколько лет, позиция в отношении перестройки, занятая многими представителями интеллигенции, обернулась для ее большинства катастрофой, тяжелые последствия которой ощущаются и ныне.
Сказанное выше представляется мне весьма актуальным с точки зрения нынешней ситуации. Многое в ней свидетельствует о том, что наша страна находится в преддверии новой перестройки. Она, конечно, будет иной, чем та, о которой мы ведем речь сегодня. Однако опыт первой пере-стройки ей очень пригодится. Если же он не будет учтен, то вторую перестройку ждет та же судьба, которая постигла первую.
Кувалдин В.Б. Спасибо, Александр Абрамович. Слово предоставляется Майданику Киве Львовичу.
