Славин Б.Ф.
У меня сложилось впечатление после первых трех выступлений, что особой необходимости в перестройке не было.
Если верить первому докладчику - Пивоварову, то перестройка не могла изменить главное и неизменное в русской истории – «властицентричность» и «раздаточную» экономику. А то, что перестройка на первых порах вызвала к жизни энтузиазм и активность масс, что она покончила с остатками сталинского тоталитарного централизма, дала советскому обществу свободу слова и демократию, включающую альтернативные выборы на всех уровнях от Верховного совета до трудового коллектива, получается это - не в счет!?
По Пивоварову – в истории все меняется, и ничего не меняется: власть в России как была, так и остается авторитарной, диктаторской, единовластной будь то царь, генсек, президент или господство «партии власти». Но ведь перестройка, как раз означала отрицание такой закономерности в истории. Она отрицала авторитарную власть и возможность культа одного человека - вождя, она обращалась к массам, она пыталась ликвидировать уравниловку и «раздаточную экономику», не говоря уже о международном значении перестройки, приведшей фактически к прекращению «холодной войны» и началу сокращений вооружений.
Что касается письменного доклада и устного выступления Дискина, который не любит зараженную Просвещением русскую интеллигенцию, и которому, как либералу, почему-то очень близки консервативные взгляды Лескова, позднего Достоевского и «веховцев» (см. текст доклада, с.4-5), то для него перестройка, по сути дела, сводится к изменению традиционной нерациональной парадигмы и созданию, в конечном счете, рациональной ельцинской модели «Новой России». Как главный субъект общественного прогресса эта «Новая Россия», благодаря «рациональному выбору», частной инициативе и «персональной ответственности» активной части общества, «способна действовать по законам цивилизованного рынка и демократии» (там же, с.12). Отсюда следует, что в стране уже появился устойчивый рост экономики, сложилась новая творческая генерация региональных элит, возникают наукоемкие компании во главе с та-кими людьми, как наш докладчик, которые намного лучше японских и т.д., и т.п. А то, что в России до сих пор мыкается малый и средний бизнес, существует бедность двух третей населения, продолжает углубляться пропасть между бедными и богатыми, стала хронической беспризорность миллионов детей и т.д., то это либо можно не замечать, либо является следствием традиционной «идейно-телеологической парадигмы» развития России. Одним словом, из его выступления следует, что не так уж плохо в этом «подлунном мире», во всяком случае, никаких радикальных перестроек или революций больше не нужно! Беда лишь в том, что почему-то продолжает существовать, говоря его словами, некий «детонатор революции», а противостояние «радикальной интеллигенции и власти» выходит на «новый виток» исторического развития (там же, стр.15).
Однако больше всего у меня вызывает возражения выступление А. Ципко, который фактически рассматривает перестройку как возвращение к некоему «нормальному» обществу, «нормальной» цивилизации, которые, по его мнению, были «до революции», до «ненормальной», по его выражению, «советской жизни», которая, как не странно, дала ему возможность стать доктором наук, сотрудником ЦК КПСС и т.д. Для Ципко перестройка не революция, а «контрреволюция», своего рода «реставрация» «нормального» дореволюцион-ного общества. При этом он забывает, что это «нормальное общество» есть, по сути дела, обычное монархическое общество и ничего более, если абстрагироваться от краткого периода двоевластия, наступившего после Февральской революции.
Когда-то Александр Сергеевич обосновывал принципиальное отличие научного, то есть марксистского социализма от утопического, писал по этому поводу статьи и книги, сегодня он доказывает обратное, что Маркс всегда был утопистом, не пошедшим дальше уравнительных идей Бабефа и взгляда на ненужность семейного воспитания. Конечно, с таким мнением выступающего нельзя согласиться. Маркс с его любовью к жене и детям, с их семейным культом Шекспира и Гете, показал на практике каким должно быть подлинное семейное воспитание. Конечно, он критиковал буржуазную семью с ее адюльтером и другими пороками, противопоставляя ей семью, основанную на любви и общественном воспитании детей, но это не означает, что он, как Платон, отвергал семейное воспитание. Кстати, его критика буржуазной семьи и сегодня весьма актуальна. Вообще, попытка Ципко во всех наших грехах обвинять Мар-кса, антиисторична и малопродуктивна. Антиисторично и его стремление выводить ГУЛАГ и другие пороки сталинизма из учения Маркса и практической деятельности Ленина. Такие подходы не проясняют, а затемняют суть перестройки, которая в определенной степени была возвращением к Октябрьской революции, ранним гуманистическим взглядам Маркса и практике ленинского НЭП’а.
Одним словом, на мой взгляд, упомянутые выше выступающие, выдвигая свои версии российской истории, не видят исторической необходимости перестройки как первой в истории антитоталитарной революции, совершаемой в рамках социалистического выбора. И в этом смысле они делают ее исторически просто ненужным явлением.
Горбачев М.С. Дело в том, что как бы ни считали ученые в последние три века перед нами, но особенно с ХIХ-го. Что бы ни говорили – нужна или не нужна – это происходит.
Славин Б.Ф. Я продолжаю оставаться на той точке зрения, что история есть результат взаимодействия и борьбы различных социальных групп и их интересов. Борьба демократической и бюрократической тенденций – вот что, в конечном счете, определяло движение советской истории после Октября 1917 года. При этом в одном случае при Сталине брала верх бюрократическая или тоталитарная тенденция, выражающая интересы правящей бюрократической касты и уставших от революции маргинальных слоев общества, в другом - при Хрущеве и Горбачеве – одерживала верх демократическая тенденция, выражающая интересы трудящихся, или абсолютного большинства общества.
Конечно, в истории есть повторяемость и свои закономерности, тем не менее, она совершается каждый раз в новых условиях и в этом смысле во многом неповторима. Имеет свое своеобразие и перестройка, которая была отрицанием сталинизма и неосталинизма, возникшего во времена Брежнева.
Как известно, на рубеже 60-х и 70-х годов развернувшаяся в мире научно-техническая и технологическая революция требовала новых общественных отношений, стимулирующих производительные силы, интеллект и творчество людей. Однако, продолжающий существовать со времен Сталина тоталитарный режим власти, хотя и ослабленный «оттепелью», сдерживал общественный прогресс. В итоге начали падать темпы экономического развития, снизился уровень благосостояния людей, особенно часто стала нарушаться социальная справедливость. Многие стали сознавать, что так дальше жить нельзя. Изменений хотели все основные классы и слои общества. Рабочие больше других хотели справедливости: они отвергали мораль партократии, с одной стороны, призывавшей к скромности, а с другой - пользующейся спецраспределителями, спецполиклиниками и спецсанаториями. Крестьяне хотели самостоятельно, без диктаторского вмешательства государства, вести свое хозяйство. Интеллигенция буквально задыхалась в тисках идеологической цензуры, отсутствия свободы слова и твор-чества. Эти социальные интересы и была призвана удовлетворить перестройка, провозгласившая лозунг: «Больше демократии, больше социализма!».
Судить о перестройке надо не потому, что она не успела дать обществу, а по тому, что она ему дала. А дала она многое. Она нанесла удар по партократии, введя альтернативные выборы, ликвидировала железный занавес, отменила цензуру, обеспечила свободу слова и совести, реализовала многие политические права граждан, законодательно утвердила многообразие форм собственности и хозяйствования на земле, отодвинула угрозу мировой ядерной войны и многое другое. Следует подчеркнуть, все это делалось в рамках социалистического выбора, сделанного страной в Октябре 1917 года. Проект перестройки был, по сути дела, реализацией на практике социал-демократической модели общественного развития. Идейные контуры такой модели хорошо прописаны в известном проекте новой программы КПСС. Именно в этом и состоит историческое значение перестройки.
Но осуществление перестройки было прервано или остановлено в ходе острой политической борьбы ее сторонников, с одной стороны, партийных консерваторов и радикальных демократов ельцинского призыва, с другой. Перестройку сначала прервали путем Августовского путча, а затем окончательно остановили путем роспуска СССР в Беловежье. После этих событий страна начала развиваться уже на совершенно иной основе, при ином социальном выборе.
Горбачевский и ельцинский периоды - две качественно разнородные эпохи в истории, поэтому выводить ельцинские «шоковые» реформы из перестройки, по меньшей мере, не корректно. Конечно, определенная похожесть этих периодов есть: в реальной истории, связь времен не рвется…
Горбачев М.С. Жизнь продолжается
Славин Б.Ф. После перестройки, конечно жизнь продолжалась, но уже в иной плоскости, которую можно назвать плоскостью разрушения экономики и резкого падения жизненного уровня народа на фоне возрастающей роскоши ничтожного меньшинства олигархов. В науке его называют временем господства дикого или олигархического капитализма.
Сделав многое для свободы и демократии, перестройка в тоже время не смогла, а точнее не успела решить важнейшие вопросы модернизации страны: поднятия на качественно новый научно-технический уровень производительных сил, повышения эффективности производства и социальной сферы. После перестройки и вступления мирового сообщества в информационную эпоху эти проблемы стали еще острее. При Ельцине для их решения почти ничего не было сделано, напротив, начался своеобразный период деиндустриализации, продолжающийся в определенной степени до сих пор. Не случайно его все чаще называют «потерянным десятилетием». Проблема модернизации и сегодня остается стратегической. Не менее острой является проблема бедности и социальной справедливости, понимание и значение которой во многом приписал себе один из докладчиков. На мой взгляд, идея социальной справедливости будет актуаль-ной еще долго, и не только в связи с олигархами.
Реплика. Не идею я приписываю, а оставление ее в послании. Не надо передергивать, как и в других случаях.
Славин Б.Ф. Я не передергиваю, а констатирую. Наряду с социальной справедливостью сегодня обострилась и проблема демократии. Положительный опыт перестройки в этом отношении очевиден. Тот лидер, который придет после Путина будет вынужден все эти проблемы решать. Без технологической, социально - экономической и политической модернизации нашей стране не светит лучшее будущее. Уверен, политик, понимающий эти проблемы и открыто сказавший о них обществу, получит большинство на следующих выборах.
Горбачев М.С. Ты отказываешь Путину, чтобы он это сказал?
Славин Б.Ф. Нет. Я писал о нем в одной из своих статей примерно так: если Путин поднимет и решит эти стратегические проблемы России, он войдет в историю как реформатор, подобный Петру первому, если нет, его ждет незавидная судьба Бориса Ельцина.
Кувалдин .Б. Благодарю. Слово предоставляется Здравомысловой Ольге Михайловне.
