В.Л.Шейнис

Мне импонирует общий настрой, дух, направление поиска, которые доминируют на происходящем здесь обсуждении. Можно понять и разделить разочарование итогами парламентских выборов, которое отчетливо проявляется в дискуссиях, которые ведутся в эти дни в различных залах и на страницах демократической печати. Но первая обязанность и политика, и исследователя – не предаваясь отчаянию, постараться осознать, что произошло, почему это произошло и как выглядит перспектива дальнейшего развития событий. Не плакать, не смеяться, а понимать – говорил Спиноза. Результаты декабрьских выборов многие комментаторы поспешили объявить «оглушительными». Так ли это? Я утверждаю, что ничего исключительного, чрезвычайного, чего никак нельзя было ожидать, на этих выборах не произошло. Это видно не только при сопоставлении их итогов с прогнозами и опросами, но и с предшествовавшими парламентскими выборами 1999 г. И все же изменения есть. Главное из них – слом четырехсекторной структуры парламента и электората, которую фиксировали все выборы, начиная с 1993 г. Эта модель выглядела так: демократы, «партии власти» (или квазицентр), коммунисты и некоммунистические (подчас даже антикоммунистические) националисты. Существовали четыре основные политические ниши, в каждой из них располагались один-два монополиста и аутсайдеры, состав которых от выборов к выборам менялся. Известная инерционность в электоральном поведении наших граждан сохранилась. И можно отметить сохранение приверженности больших групп избирателей партиям (политическим образованиям) – фаворитам прежних выборов. Но, во-первых, в значительной мере угасла интрига, которую прежде задавало противостояние соизмеримых по влиянию сил и непредрешенность результатов голосования. Во-вторых, менее привлекательной оказалась демократическая позиция: значительная часть прежних избирателей демократических партий либо ушла к другим, либо – в основной части – просто не пришла на выборы. В-третьих, расколотая на выборах 1999 г. на два враждующих клана «партия власти» (или, точнее, «партия при власти») консолидировалась и эффективно использовала все преимущества собственного положения и инструментарий своего создателя и покровителя. Следует отметить, однако, что «Единая Россия» получила в процентном выражении примерно столько же голосов, а в абсолютных цифрах – меньше, чем «Медведь» и «Отечество» в 1999 г. Ее доминирующее положение в Думе определили скромные результаты конкурентов, бонус, достающийся крупной партии при распределении мандатов партий, не преодолевших барьер, и контроль в одномандатных округах. В-четвертых, некоторые перестановки произошли в составе тех сил, которые фактически или номинально противополагают себя власти с позиций социального популизма и национал-державнической демагогии. Часть прежнего коммунистического электората перешла к новообразованию, одним из лидеров которого стал политик, взращенный самими коммунистами, и к партии, казалось, угасавшей от выборов к выборам, но возродившейся в новой политической атмосфере, -партии, именующей себя либерально-демократической, но не имеющей никакого отношения ни к либерализму, ни к демократии и вообще являющейся не партией, а небесталанно организованной клакой непревзойденного демагога и политического клоуна. Если же сопоставить политико-идеологическое обеспечение платформ, которые большая часть конкурировавших меж собой сил выкатила перед избирателями, то нельзя не заметить их сходства, экспансию социальных, националистических, державнических лозунгов из тех секторов, где они зарождались, по всему политическому полю. В целом произошло не то чтобы укрепление позиций главной политической партии как таковой, созданной Кремлем для обслуживания своих интересов в парламенте, а существенное ослабление всех противостоящих или хотя бы отличных от нее сил. Это – в электорально активной части общества. А в самой Думе, учитывая еще большую зависимость от центральной власти (и от выстроенных ею региональных властей) депутатов-одномандатников по сравнению со «списочниками» соотношение сил, надо полагать, станет складываться в еще большей степени в пользу победителя. Таковы, в общих чертах, главные изменения партийно-политического ландшафта в стране. Чему они обязаны? Напрашивается ответ, лежащий на поверхности, - административному ресурсу вплоть до прямых фальсификаций итогов голосования. Насколько это объясняет случившееся? Что до грубых фальсификаций – вброса соответствующим образом заполненных бюллетеней, переписывания протоколов и т.п., то подобные факты, вероятно, имели место, что и было зафиксировано в отдельных случаях наблюдателями. Можно предположить, что в некоторых субъектах Федерации, прежде всего в ряде республик Волжского бассейна, Северного Кавказа они носили достаточно распространенный характер, но я не думаю, что в целом по стране они были больше, чем на прошлых выборах и решающим образом изменили картину голосования. Намного важнее был собственно административный ресурс – управление голосованием избирателей посредством контроля над СМИ, прежде всего, электронными (что отметили международные наблюдатели), прямые предписания, адресованные зависимым людям, оттеснение конкурирующих политических сил от средств информации и финансовых источников, включение избирательных комиссий в механизм «управляемой демократии» и т.д. Все это имело место. И все же главное, что определило разочаровавшие демократов итоги голосования, - это реальные сдвиги, произошедшие (конечно, тоже не без административного воздействия , но не только благодаря ему) в общественном сознании и поведении. Сказалась, во-первых, электоральная усталость на фоне некоторой социально-политической стабилизации и экономических улучшений. К урнам не пришли несколько миллионов избирателей, принимавших участие в предыдущих выборах. Процент явки сократился с 62 до 55%. Можно предположить, что это в основном были люди, принадлежавшие к протестным слоям населения и нонконформистской политической культуры. Во-вторых, в настроениях значительной части общества под влиянием разных факторов произошел антилиберальный сдвиг, фиксируемый многими социологическими опросами, прорезался запрос на так называемую «социальную справедливость». Запрос этот исходит далеко не в первую очередь из самых бедных, обездоленных слоев – скорее от тех, кто, почувствовав отвердевшую почву под ногами, стал с завистью поглядывать на раздражающие образцы пришедшего в страну потребительского ажиотажа, бесстыдно демонстрируемых на экранах ТВ и уличных билбордах. Дело ЮКОСа, лидеры которого были избраны властью для показательной расправы по политическим мотивам, стало катализатором. Нужды нет, что как раз эта компания в большей степени, чем многие другие, отвечала современному представлению о социальной ответственности бизнеса. Массовое сознание такие тонкости не фиксирует – раздражают миллиардные доходы владельцев компании. И поэтому то, что было вопиющим нарушением гражданских прав и извращением судебных процедур для части общества, наиболее приверженной демократическим ценностям, большинством населения было принято как начало восстановления «справедливости». Экономически безграмотные рассуждения о переделе природной ренты, исходившие из уст дутых авторитетов, широкими слоями народа, не имеющими ни малейшего представления о ренте как экономической категории, были приняты на ура. В этом климате возбужденных страстей традиционные идеологи перераспределения богатств – коммунисты, попользовавшиеся деньгами «олигархов», были оттеснены партиями, разжигавшими люмпенские вожделения. В третьих, обострился так называемый «веймарский синдром» - проросшее под влиянием впечатляющих демонстраций мощи былого соперника - США болезненное чувство утраты державного величия. Из кругов зараженной этим чувством политической элиты обостренные устремления «назад в СССР» - могучую мировую державу, с которой должны «считаться» ближние и дальние, – стало проникать в более широкие слои населения. И картинка разжигающего ничтожный конфликт политика мелкого пошиба, овеваемого ветрами на косе возле о. Тузла, в сознании этих людей стала восприниматься чуть ли не как символ, сравнимый с первым российским президентом на танке в действительно критический исторический момент. Вот эти и некоторые другие склонения и настроения, возобладавшие в обществе, вывели на политическую авансцену победителей декабрьских выборов. Не надо строить иллюзий: избранный парламент в общем представляет тот расклад, который существует сегодня в российском обществе. Правда, одновременно существенно снизилась роль парламента. И дело вовсе не только в том, что Конституция оставляет ему мало власти. Хотелось бы поспорить в этой связи с оценкой, которую здесь до меня дал Вячеслав Игрунов Конституции 1993 г. Да, она была принята под аккомпанемент танковых выстрелов. Но, во-первых, не следует забывать, что до танков был мятеж, штурм мэрии и Останкина бандами реваншистов. Обстрел Белого дома, откуда была сделана попытка перевести острый политический конфликт, в котором были повинны обе стороны, в вооруженную борьбу, подавил гражданскую войну в зародыше. А во-вторых, хотя это была Конституция победителя, в целом она не так уж и плоха. Да, парламенту в ней «не додано» прав. Но юристы хорошо знают различие между Конституцией реальной и формальной, Конституцией «в книгах» и «в жизни». Взять хотя бы те же выборы. В 1989 г и 1990 гг. выборы проводились по очень несовершенному избирательному закону советских времен. Но проходили эти выборы в условиях общественного подъема, порыва к свободе и дали они поразительные результаты, стали исторической вехой. А последние выборы проводились на основе тщательно разработанного, в основном соответствующего мировым демократическим стандартам закона – и мы получили то, что имеем. Все дело в том, что исторический период, начало которому положила перестройка Горбачева, завершился. Развитие прошло высшую точку, описало параболу и находится в нисходящей фазе. Возможно, низшую – до следующего подъема – точку мы еще не прошли. Из нашей жизни почти ушла публичная политика. А вне публичной политики парламент мало чем отличается от погремушки… Парламентские выборы прошли, на календаре – выборы президентские. Очень многое парламентскими выборами (хотя не только ими) предопределено. Очевиден победитель. Очевидно отсутствие у него сильных конкурентов и, следовательно, предопределен значительный его перевес на выборах. Достаточно вероятно поэтому, что победа будет завоевана в первом туре. Некоторые сомнения вызывает лишь явка избирателей, но на президентские выборы у нас обычно приходило больше избирателей, чем на парламентские, а опыт натягивания явки у нас велик. Не очевидно – что станет делать победитель после выборов. К концу первого срока президента Путина его курс определился следующим образом. В экономической политике – умеренно либеральные реформы. Во внутренней политике – последовательная и систематическая ликвидация всех независимых (и полузависимых) очагов власти и влияния. Во внешней политике – ориентация на включение в сообщество демократических государств после американской трагедии 11 сентября 2001 г. приобрела известную определенность, хотя и после того не всегда была последовательной. В отличие от времени первого российского президента ситуация в мировой экономике и политике была для Путина в общем благоприятной, расширяла открывавшийся перед ним коридор возможностей, чем он и воспользовался для укрепления собственной власти. Как будут развиваться события дальше, насколько совместимы будут очерченные выше три политических вектора – сегодня сказать трудно, если не невозможно. Если непосредственное влияние общества на решения, которые принимаются сейчас и будут приниматься в главной государственной «комнате с кнопками управления» предельно ограничено, если сигналы о действительных интересах и потребностях общества не исходят от его организованных (в том числе и оппозиционных) сил и не транслируются через независимые СМИ, а интерпретируются внутри узкой, соответствующим образом подобранной властной группы и ее экспертов, если публичное обсуждение болезненных проблем (таких, как Чечня, деятельность силовых ведомств и спецслужб, функционирование судебной системы и т.д.) табуированы, то реализация даже субъективно честных намерений власти оказывается под вопросом. Не говоря уж о том, что в выстраиваемых сегодня корпоративных государственных структурах общественные интересы неизбежно оттесняются интересами частными. Иными словами – власть, не ограниченная эффективным общественным контролем, неизбежно будет воспринимать и реализовывать частные интересы, выдавая их за общественные. Можно ли рассчитывать, что наша власть будет более или менее искусно проводить назревшие реформы, как это иногда бывало в истории России – достаточно вспомнить деятельность Александра П или Горбачева? Или прав был Чернышевский, написавший в известном письме Герцену: «Прощайте и помните, что уже сотни лет губит Русь вера в добрые намерения царей»? У меня нет ответа на этот вопрос. Непреложным же представляется следующее. Первейшая задача сегодня – сохранить все те зародыши, очажки гражданского общества, которые пришли в нашу жизнь с горбачевской перестройкой. На меня, как и на всю аудиторию, произвел большое впечатление прозвучавший здесь рассказ Нины Беляевой о деятельности неполитических общественных организаций. Надо воздать должное и пожелать всяческих успехов общественно озабоченным, самоотверженным людям, работающим в «Мемориале», Обществе потребителей, Комитете солдатских матерей и др. Но не следует предаваться иллюзиям. Никакие общественные структуры, как бы важны и эффективны они ни были, не могут заменить демократические политические партии. Между тем, именно судьба двух главных демократических партий в России – «Яблока» и СПС поставлена под вопрос прошедшими выборами. По-видимому, выжить они смогут, критически переосмыслив свою деятельность, проведя необходимую реорганизацию, обучившись жить, работать, привлекать сторонников, не имея трибуны и фракций в парламенте. Как это сделать – специальный разговор, который, однако, нельзя откладывать. Без восстановления демократического фланга в российской политике события могут принять достаточно опасный, даже трагический оборот. Развитие почти всегда носит альтернативный, а не жестко детерминированный характер. Мы сейчас так же, как и много раз в прошлом, находимся перед развилкой, и энергия демократической интеллигенции должна быть направлена на то, чтобы затормозить нисходящую линию развития и оказать влияние в той мере, в какой это возможно, на перелом хода событий. От того, произойдет такой перелом через 5-10 или через 20 лет, зависит жизнь каждого из нас и, разумеется, как правильно подсказал мне Юрий Сергеевич Пивоваров, жизнь всего общества.