Ю.А.БоркоГоворить придется телеграфным стилем. Поэтому прежде всего я бы хотел высказать от себя и, я думаю, что от всех, благодарность Михаилу Сергеевичу Горбачеву и господину Фальку Бомсдорфу за организацию этой нашей встречи. Это очень хорошо. Во-вторых, я бы хотел решительно возразить против тезиса, который выдвинул Вячеслав Владимирович Игрунов, о том, что Запад виноват в том, что у нас произошло. Не виноват Запад в этом. Во-первых, потому, что у Запада очень мало возможностей реально влиять на события в России. Не только на то, что произошло, но и на то, что будет и в плохом, и в хорошем. Влияет вся жизнь мировая – это верно – на развитие Запада. Но целенаправленное воздействие Запада крайне ограничено. Может быть, хорошо, если бы оно было больше. Во-вторых, потому что тут есть такая идея. Если бы другие мы приняли решения, было бы лучше. А я думаю, что в эпоху таких трансформаций, как сейчас, любые решения тех, кто стоит у власти, что они думают, что они хотят сделать, они очень ограниченно влияют на реальные процессы. Потому что скорость и характер изменений в такие периоды определяется ни тем, что думают на верхах, а изменения в ментальности десятков миллионов людей. А у нас образовался, конечно, колоссальный разрыв. За 15 лет такой гигантский перелом, такие гигантские изменения, что люди не в состоянии были полностью, и сейчас они только начинают это осознавать. Вот в чем проблема. Что нас ждет? Трудный очень период, я думаю. Я полностью согласен с господином Ламбсдорффом, когда он сказал, что таких благоприятных условий для изменения ментальности, образа мыслей и поведения миллионов людей в России для формирования новой демократической ментальности не было в истории России по двум причинам. Первая. Россия уже не в состоянии закрыться от мира. Глобализация плюс такой феномен как международный терроризм вкупе с фундаментализмом, в данном случае с исламским, но может быть и другой, плюс информационная революция - закрыть Россию невозможно. Мы, сидя в своей комнате, себя чувствуем землянами. Сейчас выступала Люба Фадеева, мы с ней школы проводили в Перми и в других городах, только что провели в Подмосковье. Когда встречаешься с молодым поколением студентов, аспирантов, молодых преподавателей, вы знаете, как выразилась одна из преподавателей, мы обалдеваем, мы поражаемся, что это за новое поколение. В чем беда? В том, что десятки миллионов людей, возможно, которые уже мыслят и действуют по-другому, еще не осознают себя таковыми. Я их называю «журденами». Миллионы «журденов». Журден – герой комедии Мольера «Мещанин во дворянстве», который воскликнул, когда ему Тритер объяснял: «40 лет разговариваю и не знал, что это называется прозой». Они тоже себя асоциально не сознают, они не понимают, что такое социальная солидарность, не понимают, что такое социальная ответственность, социальная связь. Вот когда они осознают это, мы перестанем быть тем атомизированным обществом, о котором вы, господин Шрёдер, говорили. Мы только в начале этого процесса. В чем неблагоприятные условия? В том, что действительно у российского государства два лица. Есть реформаторское лицо и есть корпоративно-охранительное лицо, которое как бы продолжает давнюю традицию российского государства – корпоративный класс чиновничества, который путает свои интересы с интересами государства, как такового, нации. Вот тут есть колоссальная опасность. Поэтому возможен разрыв двух процессов. Говорят, рыночная экономика и демократия неразрывно связаны. В общем да, в историческом плане. Но конкретно могут быть разорваны. Процесс становления рыночной экономики у нас будет продолжаться, развиваться, но это может быть государственно-бюрократический капитализм. Это – тоже рыночная экономика, которая нас по-прежнему будет связывать с мировой экономикой. Но это будет искривленная. А вот процесс становления демократических институтов, может быть, гораздо более длительным. И это реальная опасность. Я не исключаю, что мы в какой-то период будем действительно жить в условиях авторитарного государства. В какой степени оно будет авторитарным, это зависит от силы российского общества. Мне кажется, что нам нужно думать о том, что делать сейчас реформаторским силам. Наши лидеры сейчас оказались прекрасными ораторами. Вот с трибуны конгресса народных депутатов прекрасно говорили. Они оказались плохими политическими менеджерами и бойцами. Разрыв между партиями и российским населением остался огромным. Партии не превратились из трибунных в партии действия. Поэтому, мне кажется, самая главная проблема в том, чтобы везде участвовать в формировании ячеек гражданского общества. Будь то правозащитные организации, «зеленые» организации, организации защиты беженцев, которые прибыли на российскую территорию. Есть такая Лидия Графова, многие ее знают, которая бросила журналистскую деятельность и сейчас возглавляет Ассоциацию организации, которая борется за права беженцев-иммигрантов. Мне кажется, вот это самое главное. И естественно, диалог иной, вне диалога с десятками миллионов. Это совершенно другой. Может быть, нам не хватает фигур, подобных Леху Валенсе. Вот таких, которые соединяют и популизм, и программу, и решительность политическую. Чем может помочь Запад? Я думаю, что возможности Запада весьма ограничены. Может быть, самое сложное в том, чтобы найти какой-то разумный баланс в том, что с Россией нужно иметь дело, нужно помогать, нужно участвовать во всех видах кооперации. И вместе с тем считаться, что мы перепрыгнуть, об это Михаил Сергеевич хорошо сказал, через пять ступеней не в состоянии. И придется считаться с какими-то определенными особенностями, не очень красивыми чертами в нашей жизни, но уметь, тем не менее, уметь этот баланс находить, чтобы партнерство и сотрудничество укрепилось. Большое спасибо. |
|