Е.Б.Бреева

Во-первых, надо сказать, что действительно государство достаточно много делает по этой проблеме. Это и Программа «Дети России», это и Национальный план действий в интересах детей. Мне кажется, это основное, что делается, на что тратятся деньги.

Очевидно, сами власти понимают, что проблема не решена, и именно поэтому продолжаются эти программы – и «Дети России», и Национальный план действий. Они продолжены, хотя изначально предполагалось, что в 2000 году они будут закончены. Но с 2002 года эти программы продолжаются. Одна – до 2006 года, другая – до 2010 года. То есть, в такой срок – с 95-го до 2000 гг. решить ее не удалось, поэтому думают, что теперь, может быть, до 2010 года что-то будет решено.

Как уже здесь говорилось, проблемы как бы решаются, но положение этих детей в то же время не улучшается. Мы все время этих детишек видим и мы их видим все более агрессивных, настойчивых, настырных. Если они раньше что-то робко просили у людей, то теперь они уже требуют это. Меняется положение в стране, и меняются беспризорные дети, и меняются они не в лучшую сторону.

Нами было проведено несколько исследований. Наталья Михайловна Римашевская говорила об исследовании, которое проводилось в России. Но одновременно с этим исследованием в нашем Институте проводилось два локальных исследования. Одно было в 95-м году, другое – в 99 году.

Отличие детей за пять лет (с 95-го по 99-й гг.) были таковы, что почти половина детей зарабатывают на жизнь деньги в одиночку. В то время как в 95-м году таких было всего лишь 20 процентов. То есть, очевидно, уже в 99-м году декларируемые в обществе идеи об индивидуализме и о необходимости рассчитывать на свои силы были восприняты детьми и были быстрее поняты детьми, чем их взрослыми родителями, которые продолжают еще на что-то надеяться и говорить, что государство как-то решит их проблемы.

И еще, растет группа детей, которые говорят, что им никто не может помочь. Таких детей сейчас уже 10 процентов. А в 95-м году таких детей вообще не было в нашем обследовании.

Еще более значительный рост в группе тех, кто не знает, как им можно помочь, - с 17 процентов в 95-м году до 56 процентов в 99-м году, то есть почти в четыре раза возросло их число.

Как же можно характеризовать вообще беспризорных детей 99-го года? Большинство из них принадлежат практически к одной страте. Это дети из неполных семей, их родители безработные или же находятся в местах заключения. Это дети, которым мало уделяется внимания со стороны и родителей, и родственников, и школы. Это все дети, которые предоставлены сами себе и находятся вне интересов вообще всех людей, которые их окружают – и близких, и дальних. Половина из этих детей больны. Более половины не учатся и не работают. Некоторые из них второгодники, а некоторые вообще по несколько лет не посещают школу. Чтобы выжить, эти дети создают собственные группировки, но они могут работать в одиночку и , как я уже говорила, они могут рассчитывать только на себя.

В чем опасность появления таких детей? Они уже привыкли к такой вольной жизни. Государство основное свое внимание тратит на то, что строит для них детские приюты и всякие учреждения. Но этим детям это уже совершенно не нужно, потому что у них есть вольная жизнь, они отвыкли от всяких запретов, всяких указаний тех, кто их обучает. Им это уже совершенно не нужно. Эти дети готовы жить самостоятельно.

Эти наши обследования закончились 99-м годом. Наталья Михайловна уже сказала, мы очень бедные, денег у нас нет. Мы почти такие же бедные, как и беспризорники. Поэтому никаких обследований мы не проводили. Но тем не менее, надо сказать, что случилось далее. В 2002 году в «Российской газете» было опубликовано письмо беспризорников к Президенту Российской Федерации Владимиру Владимировичу Путину. Правда, это письмо было записано журналистом. Понятно, что журналисты все несколько преувеличили, приукрасили для того, чтобы нам стало понятнее. .Но суть все-таки осталась. Суть, очевидно, осталась такой, какой она и есть, какой мы ее предполагали. Потому что ее изменить сложно.

Что же там эти беспризорники говорят? Во-первых, они говорят: не отправляйте нас домой. Власти сейчас говорят, особенно в Министерстве труда и социального развития: основное, что мы делаем, - это отлавливаем беспризорных детей, а затем отправляем по их месту жительства. Потому что дом, семья – это самое лучшее, что может быть для ребенка. Даже заключается договоры с союзными республиками с тем, чтобы этих детей отправлять и изыскивать средства – то ли российские средства, то ли Белоруссии, то ли Украины. Дети говорят: «Не отправляйте нас домой. Потому что дома нас ждут пьяные родители, которые будут нас заставлять работать на них, в то время как мы, сидя здесь, будем работать на себя и тратить эти денежки тоже на себя. Учиться мы тоже не хотим, нам это не нужно, мы и так проживем, без всякого вашего образования». Я цитирую то, что было сказано в этом письме. «Если же хотите нам помочь, то дайте денег, в приюты мы не пойдем, мы и без вас, взрослых, сами выживем».
В результате за эти годы сформировали свой образ жизни. Взрослые этим детям уже совершенно не нужны. Мы что-то еще такое говорим: как им помочь, бедные детки. А на самом деле это не бедные детки, а уже очень взрослые, сложившиеся, можно сказать, в этой среде дети. Даже получается - не дети.

Мы в нашем обследовании еще опросили экспертов. Это были работники областной администрации. Это обследование проводилось в Новгородской области. Мы их спрашивали о том, как решать проблемы беспризорности в стране. Все они говорили, что сегодня основное – это организация приютов. Лишь 7 процентов из них сказали, что еще есть у нас центры реабилитации, центры помощи. Действительно это вещь очень хорошая. Наталья Михайловна привела очень большую цифру – почти два с половиной миллиона детей обслуживается. Но ведь это обслуживание проходит в течение, в лучшем случае, месяца. Поэтому кажется, что это очень много. Потом надо еще учесть, что один ребенок может по несколько раз сюда попадать. Поэтому кажется, что очень масштабно, но на самом деле, если серьезно вникнуть в эту цифру, то она окажется уже менее впечатляющей.

Когда мы опрашивали экспертов, они показали, что власти помимо создания приютом ничего делать не хотят. Никакой другой работой заниматься не хотят. Хотя другая работа – это работа с семьей. Но работа с семьей требует, во-первых, очень много времени, сил и эту работу никогда не будет видно. А строительство приюта или какого-то учреждения, заведения - сразу всем понятно, что большая работа делается. А работа с бедными семьями – это что такое? Это поиск им работы. Это постоянное общение с этими асоциальными семьями и неизвестно, какой будет результат.

Наш анализ ответов экспертов показал, что проблема не может быть решена только силами государства, что необходимо привлечь общественность, необходимо вести речь о гражданском обществе.

Сейчас же результаты нашего обследования говорят, что лишь 9 процентов опрошенных нами граждан считают, что беспризорники – это забота общества; 30 процентов говорят - что это дело государства; 43 процента – что это дело только одной семьи и никто больше в это вмешиваться не должен. И 18 процентов говорят о том, что это работа профессионалов.

Несмотря на то, что, с одной стороны, лишь 9 процентов говорит, что это проблема всего общества, но, тем не менее, люди очень обеспокоены наличием этой проблемы. И когда мы опрашивали жителей города, то оказалось. что многие хотели бы помочь. Но что говорит основная часть опрошенных, которые хотели бы помочь? Они говорят о каких-то единовременных акциях. Например, дать какие-то деньги беспризорнику, погладить его по голове, накормить его. Повторяю еще раз, что это эпизодические действия, которые человек делает, просто расчувствовавшись. Потом он уйдет и забудет об этом ребенке, и всё, как бы его и нет.

Постоянную помощь готовы оказывать только пять процентов. Причем три процента готовы даже взять ребенка на воспитание, а два процента пойти работать в приют.

И третье направление, что люди сами могут сделать, как они могут помочь беспризорникам, - это добровольная помощь по месту проживания. Это основное, конечно же, что и должно быть, - добровольная помощь по месту проживания, когда все граждане примут участие в этих детях. И, может быть, даже не имея в виду этих беспризорных детей, а думать о своих собственных детях, которые могут оказаться рядом с этим беспризорником, и, пытаясь помочь своему ребенку, человек как бы помогает вот этому беспризорнику.

Что надо делать? Проблема кадров. Сейчас практически кадров нет. По данным доклада о выполнении Конвенции о правах ребенка, обучение специалистов, которые могли бы помочь беспризорным детям, осуществляется всего лишь в шести городах. Цифры эти вот такие любопытные. В 1999 году – 118 человек, а в 2000 году – 472 человека. Это кажется мало, но с другой стороны, если власть говорит, что у нас всего 180 тысяч беспризорников, то … тогда другого количества и не нужно.

Поэтому выяснить вопрос о том, сколько у нас беспризорников, нужно хотя бы с этой точки зрения, чтобы знать, сколько же нам надо готовить для них работников, которые им помогут. Потому что понятно, что не каждый человек пойдет туда. Там должны быть специально подготовленные и обученные люди. Сейчас же в этих учреждениях работают или фанатики, которые действительно необходимы этим детям, или же люди, которые не нашли себе другого занятия. А это уж точно – такие работники не нужны.

Завершая свое выступление, я хочу сказать следующее. Конечно же, вы знаете, что в каждой области разработан свой план мероприятий по решению проблемы беспризорников. Каждая область решает в силу своих представлений, своих, может быть, материальных возможностей и еще чего-то. И результаты разные.
Очевидно, было бы полезно провести инвентаризацию вот этих всех программ с точки зрения набора мероприятий, затраченных на это средств, кадрового обеспечения и результатов. И вот тогда, может быть, можно было бы прийти к какому-то решению – какой же вариант лучший. То есть помимо этого, мы должны сейчас еще думать и об эффективности этих программ, о чем никто не говорит.

Когда я шла сюда, то посмотрела такой документ, который называется «О ходе реализации программ профилактики беспризорности и безнадзорности несовершеннолетних». И там эффективность измеряется двумя показателями: число детей, прошедших реабилитацию, и число детей – участников преступления. Вот это два показателя, которыми власти измеряют эффективность своей работы. Хотя, казалось бы, что надо было бы говорить о сокращении числа беспризорных просто-напросто. И тогда всё было бы понятно, о чем идет речь, и какова же все-таки эффективность всей этой деятельности.

Я думаю, что если бы это было бы решено, тогда, может быть, и были какие-то положительные результаты.