М.С.Горбачев

Я хочу поблагодарить всех, кто участвовал в этой дискуссии на очень важную тему. Я думаю, что к ней мы должны будем еще не раз возвращаться. Хочу высказать несколько соображений.

Мне ближе та точка зрения, что режим, в котором мы жили накануне перестройки, это – тоталитарный режим. То, что не было репрессий, то, что были определенные декорации, не меняло сути - тоталитарного контроля одной партии.

 Как-то на съезде профсоюзов один инженер сказал: «Слушайте, раз у нас есть генеральный секретарь Брежнев, раз мы доверяем ему, к нему надо обратиться с замечаниями». Немедленно было собрано Политбюро. Как могли допустить, что участник съезда высказал такое мнение. Я мог бы привести немало таких случаев. Тоталитарный контроль, контроль одной партии, подавление всякого инакомыслия - можно высказаться только о том, как выполнить план.

В каком состоянии была религия в обществе? Ведь речь идет об отношении к человеку, о свободе совести, вероисповедания – о самых святых чувствах. Храмы продолжали разрушаться. В них действовали, в лучшем случае, архивы, а то и зернохранилища, хранилища для запчастей и все, что угодно.

 Здесь говорилось о культуре. Существовала ли свобода творчества и какова была роль «бульдозеров» в свободе творчества? Так что я не думаю, что нам надо находить какие-то аргументы, а пытаться сказать, что это был смягченный, не столь репрессивный режим. Этот режим был отторгнут на уровне культуры. Большевики через культурную революцию, через развитие науки создали образованное общество, которое отвергло общество, где инициативам нет простора, где все подавляется – мысль, действие, попытки организовать свое дело. Перестройкой надо было решать проблему выхода из тоталитарного общества - выводить страну, граждан из тоталитаризма.
Я еще не сказал, как мы голосовали - тоже под тоталитарным контролем. Все делалось, в значительной мере, «по товарищу Сталину»: не важно - как голосуют, важно - как подсчитывают.

Из этого общества мы должны были уходить. Другое дело, была иллюзия, что его можно облагородить. Ею переболели – Хрущев, Косыгин и т.д. Я считал: я мог в Ставропольском крае свою малую перестройку сделать, а тут появились такие возможности. Иллюзия разбилась о то, что система не давала себя трансформировать. Надо сказать, что это была гениальная система - это очень важное замечание. Поэтому приобретает огромное значение информация, что люди и сейчас хотят жить при брежневской системе. Я все-таки думаю, что это реакция на произошедшее в 90ые годы.

До середины 1990-го года рейтинги Горбачева были очень высокими - где-то 60 %, доходили до 80%. Второй, кто шел по рейтингу за Горбачевым - Ельцин (12-14%). Все меняется к осени, а в декабре проталкивается предложение – освободить Горбачева от обязанностей президента. Потому что люди оказались в очередях, рынок был пустой. Мы повысили зарплату (где-то в пределах 10 миллиардов) деятелям медицины, учителям, деятелям культуры, то есть тем категориям, которые всегда подпадали под остаточное финансирование. Увеличили пенсии - еще больше выросли доходы людей. Рынок увеличился, но не настолько, насколько мы планировали. Больше того, когда Николай Иванович Рыжков в 1990-м году объявил, что мы будем все-таки повышать цены, начался ажиотаж. За 90-й год закупили два годовых торговых оборота. Скупали все – от ценностей до гвоздя.

Главное, что я хотел сказать - не надо ограничиваться рамками академического разговора. Перед нами реальный объект - страна, общество и жизнь людей. Люди поддержали перестройку как способ выйти на другую модель развития - демократического, свободного, уважающего человека и его достоинство. Гласность была великим достижением. Правда, сейчас уже говорят: ну и что в этой гласности и свободе? Если одна треть населения за чертой бедности, еще одна треть - у черты бедности, то две трети - в состоянии выживания. Это реальная жизнь и ее не могут не отражать опросы общественного мнения.

Почему для нас важно обсуждение сегодняшней темы? Потому что мы стоим перед новым выбором. Мы попробовали модель коммунистическую. 70 лет ей отдали и пришли к выводу, что ее надо менять. Мы в течение десяти лет жили в условиях, когда радикальные либералы насаждали радикальную модель в стране, которая не была подготовлена к конкуренции. Больше того, провели приватизацию – и то, что принадлежит нации, дали проглотить группе людей, которая была близка к власти, обслуживала и обеспечивала, например, выборы 1996 года.

Думаю, что Путину надо воздать должное. Я не верил, что из него получится президент. Я голосовал за Примакова, но когда Примаков не выдержал испытания во время выборов в Думу и растерялся, я понял, что президента из него не получится. Президент должен уметь выдерживать колоссальные удары - особенно в такое время, когда происходят огромные потрясения, когда весь мир меняется и ищет новую парадигму развития. Это – сложнейшая ситуация.

Путина я знал немного и спустя какое-то время, увидел, что из него получается президент. Молодой, амбициозный человек, образованный, очень способный к самообучению, очень способный к работе - мне кажется, это самое главное, за что мы (я и социал-демократы) поддерживаем его и отстаиваем. Мы поддерживаем Путина, потому он разворачивает политику в интересах большинства. Главное - не продолжать инерцию предшествующих десяти лет, которая привела к поляризации, о которой сам Борис Николаевич Ельцин, покидая пост, сказал: выиграли только 12%, а все остальные оказались в тяжелой ситуации.

Путину удалось стабилизировать ситуацию и решить кое-что в социальной сфере. Я это не переоцениваю, но ему удалось остановить региональный феодализм, который разрушал страну. Я не скажу, что все решено. Он и ошибки допускает, и просчеты, тем не менее, 75% населения поддерживают его. Я думаю, это тот человек, на которого сегодня надо делать ставку.

Мне говорили когда-то: «Мы Вас поддерживаем, но у нас ничего не меняется. Давайте что-то делать. Что дальше? Дайте команду ударить по штабам». Может быть, и надо было. Но это не укладывалось в мою стратегию – без крови, демократическим путем, без потрясений.

Никто из выступавших здесь не сказал о номенклатуре. Ведь она пожирает реформаторов. Она их смещает, она срывает процессы, которые в своей потенции содержали возможности для изменения ситуации к лучшему.
Номенклатура – это проблема. Борис Николаевич просто решил: отдал ей всë. Теперь бюрократия парализовала общество через коррупцию, бизнес и это самая больная проблема для нас. Я сам столкнулся с ситуацией, когда не проходил ни один проект. Почему? Есть ясный, опробированный проект, есть нужда в реформировании - не проходит. Потому что требуют взятку в 20 миллионов, а весь проект – 1,2 миллионов…

Сейчас нужны ясные и четкие позиции. Я думаю, при нынешнем парламенте, при нынешнем правительстве, этого не получится. Поэтому стоят огромные задачи, но через наращивание авторитаризма в стране, через насилие ничего нельзя решить. Нужно выстроить политику, адекватную времени.

Я не думаю, что мы идем к власти одной партии, хотя это очень сильно обсуждается. Стоит проблема двух, максимум трех партий. Но сейчас в центре и по краям опять образовалось столько партий, что люди не могут в них разобраться. Идет партийное строительство и так или иначе, это приведет к тому, что отпадет то, что не имеет перспективы.

Я благодарю вас. Мне нужны такие обсуждения, поскольку я занимаюсь созданием социал-демократической партии. Это продолжение моего проекта. Но главное - это нужно России. Я в этом уверен.