Б.Ф.Славин

Скажу откровенно, я до сих пор остаюсь романтическим другом Перестройки. Она вызвала у меня надежду на то, что идеалы социализма о приобщении масс к реальному социальному творчеству не только возможны, но и вполне реальны. Достаточно в этой связи вспомнить атмосферу первого съезда советов народных депутатов, первые альтернативные выборы, небывалую активность официозных и оппозиционных средств массовой информации той поры и т.д. Политическая атмосфера, рожденная Перестройкой напоминала атмосферу первых лет советской власти. Тот, кто изучал историю КПСС по первоисточникам, знает какова была партийная и советская демократия сразу после революции. Опубликованные стенограммы послереволюционных съездов партии дают в этом отношении наглядную картину. Тем, кто хочет знать о реальной партийной демократии не понаслышке, советую их посмотреть. В этих публикациях отразилась политическая история нашей страны, живая ткань борьбы сил, сделавших революцию.

Не случайно в середине 80-х гг. стали проводить параллели между Перестройкой и Октябрьской революцией. В этих параллелях есть общее не только по форме, но и по содержанию.

Дело заключается в том, что Перестройка в определенной степени была возвращением к идеалам Октября, к ленинским, а не сталинским взглядам на социализм. Ее историческое значение состоит в том, что она на самом деле не только сумела окончательно преодолеть сталинский тоталитаризм в нашем обществе, но и заложила фундаментальные процессы, связанные с возможностью создания демократической модели социализма. О ней мечтал Ленин в своих последних работах, предлагая реформу политической системы и требуя устранения Сталина с поста генсека партии. К сожалению, об этом сегодня почти никто не говорит, довольствуясь догмой о принципиальной нереформируемости «реального социализма» или о его полном тождестве с тоталитаризмом.
В нашей стране нередко происходят странные вещи: не успеют устареть старые догмы, как на их место водружаются новые. Такими новейшими догмами являются полное отождествление тоталитаризма с социализмом, Ленина со Сталиным, Перестройки с ельцинскими реформами, Горбачева с Ельциным и т.д., и т.п. Однако, нет ничего более далекого от истины.

Прибегая в своих рассуждениях к подобным догмам, их носители даже не замечают, что впадают в неразрешимые противоречия с действительностью и самими собой. Так, говоря о принципиальной «нереформированности» реального социализма, они превращают всю Перестройку в бесплодный исторический «выкидыш». Вместе с тем, модель гуманного демократического социализма, которая в те годы возникала, может быть снова востребована: история не сразу делается. Те, кто доказывает тождество таких политических фигур, как Ленин и Сталин, ставят на одну доску людей, стоящих по разную сторону баррикад в вопросах социализма и интернационализма, образования СССР и ликвидации бюрократического госаппарата и т.п. Тем самым они возрождают давно забытую сталинскую версию двух вождей, позволяющую говорить о том, что «Ленин – это Сталин вчера», а «Сталин – это Ленин сегодня». Вместе с тем, все больше появляется фактов о том, что одна из этих фигур была палачом, а другая его жертвой как в политическом, так и в физическом смысле слова.

Не менее различны и такие политические фигуры как Ельцин и Горбачев, разошедшиеся друг с другом, как в понимании существа реформирования российского общества, так и в методах его реформирования. Помимо того, что эти люди резко отличаются друг от друга в личностном плане: один авторитарен, другой демократичен, один считается только с собой, другой прислушивается к мнению других, один – злопаметен до мелочей и не прощает ошибки даже своим прежним единомышленникам, другой готов простить ошибки не только своих друзей, но своих бывших противников.

Однако главное расхождение этих политических деятелей касается вопроса о понимании целей реформ и тех интересов, ради которых они должны проводится. В реформировании советского общества Горбачев, в противоположность Ельцину, исходил не из личных, а из общественных интересов, исповедовал на деле ценности справедливости, свободы и демократии. Что касается Бориса Ельцина, то, как показали, одобренные им «шоковая терапия» и «дефолт» 90-х гг. интересы простых людей его мало волновали. Прикрываясь словами о свободе и демократии, он заботился, прежде всего, об интересах своей «семьи» и связанных с ней кланов.

Теперь несколько слов о проблеме и теории тоталитаризма. Я хочу напомнить, что американские историки Роберт Такер и Стив Коэн, специализирующиеся на изучении таких исторических фигур как Сталин и Бухарин, вообще, считают теорию тоталитаризма малоэффективным методом исторического познания. По их мнению это теория слишком груба, чтобы на ее основе понять сложную и противоречивую картину советской истории, в частности, взаимоотношения власти и оппозиции и т.д.

Конечно, тоталитаризм в форме сталинизма был характерной чертой советского общества. Как определенный политическиий режим власти, он охватывал своим влиянием все сферы общества, начиная с экономики и кончая политикой. Но означает ли этот факт, что данный политический режим был тождественен социально-экономическому строю общества, возникшему в ходя Октябрьской революции, как думают некоторые идеологи левого и правого толка? На мой взгляд, такая точка зрения не имеет под собой научных оснований. Мало того, она находится в плену чисто формальных обобщений, отождествляющих разные политические режимы между собой.
Так, идеологи, сводящие всю советскую историю к одному понятию «господство тоталитарного режима власти», не в состоянии осознать принципиальное различие ленинского и сталинского методов управления советским обществом, отличить брежневский авторитаризм от хрущевской «оттепели», а горбачевскую «перестройку» от ельцинских «радикальных реформ».

Политические режимы могут быть одинаковы, а их социальные основы различны. Справедливо и обратное заключение: одинаковая социальная основа может иметь разную политическую надстройку, разные политические режимы. Известно, что тоталитарное перерождение государства имело место как в сугубо буржуазных странах, так и в странах, строящих социализм. Тоталитаризм Гитлера и Пиночета похож на тоталитарное правление Сталина и Чаушеску: тот же поиск врагов внутри и во вне страны, те же репрессии против инакомыслищих, то же стремление к диктатуре одной личности, одной партии и одной идеологии. Тем не менее, при всей своей схожести этих режимов, они отличаются друг от друга. Эти отличия лежат не в степени политической кровожадности диктаторов (здесь они мало чем отличаются друг от друга), а в социально-экономическом базисе тоталитарного общества, его, если хотите, классовой природе.

Социализм, по сути своей, склонен к демократии, а не к тоталитаризму. Тоталитаризм есть извращение и антипод социализма. Его социальной опорой, как правило, является бюрократическая каста. Но поскольку бюрократия не есть самостоятельный класс общества, постольку она вынуждена обслуживать интересы либо труда, либо капитала. Длительное существование тоталитарного режима в условиях социалистического строительства невозможно: он рано или поздно должен выродиться. Это вырождение должно привести либо к политической революции и утверждению подлинно социалистической демократии, либо венчаться контрреволюцией, приводящей к утверждению «варварского капитализма» с его резким обнищанием трудящихся и социальной поляризацией общества. Как это происходит на практике можно увидеть на истории советской и, особенно, постсоветской России.

Я всегда считал, что смысл человеческой жизни и смысл политической власти очень близки друг другу. Ради чего живет человек? Либо он живет ради других, либо ради себя и за счет других. Тоже с властью? Либо она существует ради всего общества, либо ради узкой его части: элиты, клана, страта, класса и т.п.

Мне кажется, что все крупнейшие события в истории, в том числе и Октябрьская революция, к которой сегодня неоднозначное отношение, совершались ради того, чтобы удовлетворить интересы большинства общества. В этом состоит глубокий демократизм революций. Напомню, Октябрьская революция у нас сначала дала колоссальный всплеск демократии, проявившейся во всех сферах общественной жизни. Не случайно в 20-е годы расцвело народное творчество, возникли и существовали различные школы в поэзии, изобразительном искусстве, театре, кино. Вдохновленные идеями Октября, художники создали такие шедевры как конноармейские рассказы Бабеля, «Тихий дон» Шолохова, «Броненосец Потемкин» Эйзенштейна и др.

 Известно также, что через определенное время, влияние Октября резко ослабело, наступила реакция: революция начала пожирать собственных детей. Это время ( его справедливо называют «сталинским термидором») совпало у нас с установлением тоталитарного режима власти. В первую очередь, этот режим был направлен против тех, кто делал революцию, против так называемой «ленинской гвардии». Если не считать самого Сталина, из активных и видных участников Октября, о которых упоминал Ленин в своем Завещании, к концу тридцатых годов не осталось ни одного.

Сталинский тоталитаризм на многие годы уничтожил надежду на создание демократического общества в нашей стране. Используя мобилизационные методы для осуществления индустриализации и ведения войны, он не сумел подготовить советское общество к новейшему этапу научно-технической революции, требовавшей свободного творчества и всеобщей демократии. В итоге тоталитаризм привел СССР к стагнации во второй половине ХХ века, нанес глубокую и до сих пор незажившую рану теории и практике социализма в мире. К сожалению, сегодня наблюдается определенное возрождение идей Сталина и сталинизма. Этому времени посвящены десятки телепередач, сотни статей и тысячные тиражи книг. Сегодня, спустя 50 лет после смерти Сталина, ему отдают определенную дань наша творческая интеллигенция, политические лидеры, журналисты. Почему это происходит? Ведь еще вчера упоминать имя Сталина в положительном смысле было не уместно. На мой взгляд, это следствие прямого разочарования людей в современных радикальных реформах, приведших к обнищанию народа, правовому, идейному и нравственному беспределу. Есть четкая закономерность: чем больше «бардака» в нашем обществе, тем больше людей начинают вспоминать о Сталине, «сильном государстве», «железной руке» и тоталитарных порядках.

Однако, на самом деле, «сильное государство» и «железная рука» – это не одно и то же. Как показывает опыт истории, «железная рука» - это всегда рука тирана, выражающего интересы узкого слоя общества, будь то государственная бюрократия, или олигархи. Сегодня ностальгия по «железной руке», по Пиночету, например, у Чубайса и ему подобных связана со стремлением защитить и сохранить любыми средствами миллиардные капиталы и различные «каменные палаты», нажитые в 90-е гг. неправедным путем. Одновременно о железной руке мечтают и те, кто оказался, напротив, выбитыми из привычной жизни, или находится на дне общества. Все это создает те условия, которые, на самом деле могут породить нового тирана и новый тоталитаризм.
Вместе с тем, по настоящему «сильное государство», как любит говорить Михаил Сергеевич Горбачев, это «государство демократическое», защищающее общество от произвола и узурпации власти узкой группой лиц, будь то олигархи или госчиновники. Создание такого государства, заботящегося о судьбе простых людей – есть «последняя надежда» российского народа.

В советской истории, по меньшей мере, всегда боролось две характерные тенденции: демократическая и бюрократическая.

Присутствующий здесь драматург Гельман, будучи, секретарем партийной писательской организации, когда-то говорил, что в истории Советского Союза переплетаются две линии – линия прогрессивная, демократическая, подлинно ленинская, и линия реакционная, бюрократическая, извращающая идеалы революции. Каждый человек должен для себя сделать личный выбор: какой тенденции служить. Как известно, эту коллизию выбора он отражал во многих своих пьесах.

Становление сталинского тоталитаризма было также результатом своеобразного выбора определенных сил общества, и, прежде всего, отечественной бюрократии. Он проходил в ходе острой борьбы власти сначала с левой, а затем с правой оппозицией. В обществе не было ни одного класса, ни одного крупного социального слоя, который бы не испытал на себе последствия этой борьбы. Установление сталинского тоталитарного режима – было проявлением усталости определенных социальных групп общества от революционных потрясений и гражданской войны. Эта усталость проявилась в лучшем случае в безразличном отношении народа к процессам уничтожения многих участников революции в 30-е гг.

Здесь уже выступала Зоря Леонидовна Серебрякова: она об этом может сказать лучше, чем я. Тем не менее, нельзя забывать, что миллионы людей, которые были уничтожены в Гулаге, это была реальная оппозиция Сталину. Это были люди, которые, отстаивали до конца идеалы революции и социализма.

Социализм и тоталитаризм – понятия во многом несовместимые, понятия – антагонисты. Из осознания этого факта, по сути дела, и родился главный лозунг Перестройки: «Больше социализма, больше демократии!». Этому лозунгу предшествовала острейшая борьба двух выше обозначенных тенденций. И результаты ее известны: на смену сталинскому режиму самовластия приходит хрущевская «оттепель», надломившая тоталитаризм, затем она сменяется брежневским авторитарным режимом, который сделал попытку воскресить сталинские порядки. Но сделать это в полной мере было ему уже не под силу: сталинизм противоречил новейшему времени, наступающей постиндустриальной эпохе. Вот почему брежневский авторитаризм со временем уступает место Перестройке и демократии, которые начинает осуществлять Михаил Горбачев и его реформаторская команда. Было бы нелепо считать перестроечный режим – тоталитарным режимом. Именно в это время появились характерные черты демократии: отмена цензуры, гласность , альтернативные парламентские выборы, свободный выезд за рубеж, идейный плюрализм, «новое мышление» и т.д.

Идеи Горбачева, провозгласившего на первых порах ускорение научно-технического прогресса и борьбу с бюрократизмом, были сразу поддержаны обществом. Эти идеи выражали интересы большинства и в этом отношении были чрезвычайно демократическими. Не случайно, поэт Евтушенко говорил в то время: «мы все в партии «Перестройка».

Как я уже отмечал, Перестройка началась как идея возвращения к ленинским нормам общественной жизни. О каких ленинских нормах тогда шла речь? Прежде всего о Ленине времен НЭПа и его Политического завещания.
Говорят, что Ленин был всегда один и тот же в идейном отношении: якобы его взгляды на социализм не менялись. В частности, этой точки зрения до сих пор придерживается бывший главный редактор «Коммуниста» Ричард Косолапов. Я же считаю, что Ленин под влиянием жизни постоянно менял свои взгляды. Можно сказать, что «лениных» было много: был Ленин до 17-го года, Ленин – после 17-го года, Ленин – времен НЭПа и, наконец, Ленин во время написания своих последних работ, вошедших в его Политическое завещание. Он был духовно эволюционирующий человек. Его идея НЭПа, которую невозможно встретить у основоположников марксизма, оказалась наиболее эффективной и исторически во многом пророческой.

Тут уже ссылались на опыт Китая. А что сделал современный Китай? Он повторил фактически то, что было у нас сделано во времена НЭПа. Напомню, что за время НЭПа удалось восстановить все разрушенное хозяйство и поднять жизненный уровень людей до довоенных показателей. Почему нэповские реформы были так эффективны в отличие от современных реформ ? Да, потому, что они выражали интересы и потребности не узкого слоя общества, а его подавляющего большинства.

Повторюсь, Перестройка было решительным уходом от тоталитаризма, возвращением к демократии и социальному творчеству масс. Она развязала инициативу людей и в этой инициативе сразу проявились различные социально политические тенденции. Было бы ошибкой их сегодня не видеть.

Они наиболее наглядно проявились как раз в дни Путча Августа – 91 года.

Как известно, за возвращение к старым порядкам выступил ГКЧП. Вместе с тем, большинство сторонников Перестройки требовали ее продолжения. Они верили в возможность создания модели социализма с человеческим лицом. Наконец, сторонники неолиберального фундаментализма требовали покончить с социалистическим экспериментом и смело двигаться к капитализму – этому, с их точки зрения, высшему проявлению мировой цивилизации. За три дня Августовского путча все эти три тенденции проявились особенно наглядно. Я когда-то назвал августовские события «тремя поворотами истории за три дня».

Первый поворот истории был связан со взятием власти ГКЧП и отстранением от власти президента СССР М. Горбачева. Второй поворот связан с активным сопротивлением ГКЧП различных демократических сил, куда входили представители всех политических партий и движений. Это они охраняли Белый дом и требовали возвращения к власти президента СССР. Хочу напомнить, что большинство советских людей тогда пассивно отнеслись и к призывам ГКЧП, и к призывам Ельцина начать всеобщую забастовку. Сегодня некоторые ангажированные идеологи и историки пытаются этого не замечать. Последний поворот истории связан с приходом к власти Ельцина и его окружения. Он сумел на волне массового демократического отпора ГКЧП, буквально подобрать никому не принадлежащую в то время политическую власть.

После возвращения из форосского пленения Горбачева в СССР на некоторое время устанавливается двоевластие (власть президента СССР Горбачева и власть президента России Ельцина). Это полный драматизма период истории, к сожалению, поверхностно отражен в литературе. С роспуском СССР двоевластие исчезает и начинается десятилетний период радикальных реформ, названный в народе «потерянным десятилетием».

Когда Горбачеву после Фороса говорили, что он приехал в «другую страну», имели в виду, что эта страна другая в парадигмальном отношении. И это было правдой: сменился не только политический режим власти, но и социальные основы общества, заложенные некогда Октябрьской революцией. Поэтому правы те, кто считает Август-91 г. ( в зависимости от точки зрения) либо революцией, либо контрреволюцией.

Чтобы не говорили сегодня критики Перестройки о недостаточности демократии в те годы, они не идут ни в какое сравнение с тем что сделал Ельцин, построив систему олигархического капитализма, полностью отодвинувшую массы от участия в управлении обществом и государством. Во времена ельцинского правления нарушение прав человека, особенно в экономической сфере ( право на труд и его своевременное вознаграждение) становится обыденным явлением. Не лучше обстояли дела и в сфере безопасности личности, в других областях. В стране, по сути дела, утвердился новый авторитаризм, прикрытый демократической риторикой.

Все это делает Перестройку сегодня весьма актуальными историческим явлением. История России ХХ века многому может нас научить. Мы попытались создать социализм с нечеловеческим лицом и его массы отвергли. Мы создали дикий или варварский капитализм, и он тоже сегодня не воспринимается народом. Следовательно, остается «третий путь». Перед выбором которого сегодня стоит Владимир Путин. Либо он пойдет по старым неолиберальным колеям, которые уже отыграны историей, либо он встанет на этот «третий путь», где демократические интересы большинства будут поставлены во главу угла. Если он этого не сделает, его ждет незавидная судьба Бориса Ельцина. И, напротив, если он это сумеет сделать, он сможет тогда претендовать на судьбу и имя настоящего реформатора России.