Э.Г.Задорожнюк. Страны Восточного блока в 1989 году: контуры нового политического вектора (по архивным материалам)

В ноябре 2002 года в Праге состоится саммит НАТО, на котором предполагается утвердить формат расширения альянса — под лозунгами «единения Европы на демократической основе», по крайней мере, по убеждению его руководителей и политических лидеров стран-кандидатов в него. Последние, и в первую очередь такой политический долгожитель, как президент страны-хозяйки саммита В. Гавел, считают, что расширение блока до границ «гигантской евразийской державы» — России — не только не имеет альтернативы в начале ХХI века, но и не имело ее в прошлом. Однако, вопреки нынешней политической риторике, апологетизирующей военно-политический блок НАТО, 50-летие которого проходило в условиях осуществляемой им агрессии в Югославии, такая альтернатива в виде проекта «общеевропейского дома», в который входила не только Россия, но и СССР все же была. И, как показывают архивные документы, с нею считалось большинство ведущих политиков и востока, и центра, и запада Европы, включая президента тогдашней Чехословакии.

Предполагаемое событие ноября 2002 года в Праге — повод еще раз вернуться к процессам более чем 13-ти летней давности в странах региона и дать оценку их геополитических векторов ¹.

В самом конце 80-х годов неизбежность смены региональной идентичности в странах так называемого «восточного блока» (пояс государств от Балтики до Адриатики) являлась очевидной, пожалуй, лишь в одном: каждая из стран региона и регион в целом переставали быть «оплотом социализма» в Европе. Но при этом возникает вопрос: стал ли отказ от социализма как общественного строя, автоматически и одновременно отказом от сложившихся и функционировавших в регионе экономических и военно-политических региональных организационных структур?
Ответ на этот вопрос содержится в анализе соотношения концепции «общеевропейского дома» с реально существовавшими в конце 80-х годов экономическими и военно-политическими организациями и блоками (Организация Варшавского Договора - ОВД и Совет Экономической Взаимопомощи - СЭВ; Североатлантический союз - НАТО и Общий рынок) и уже обнаруживавшимися в тот период новыми геополитическими векторами. Какое же место должен был занять этот, отказавшийся от социализма, трансформирующийся регион в архитектуре «общеевропейского дома»? Намечались ли новые пути или хотя бы контуры геополитического вектора развития этого региона? Как трансформировалась в связи с этим идея европейского единения?

Записи переговоров М.С. Горбачева с лидерами стран Западной и тогда еще Восточной Европы (страны «социалистического содружества», именуемые на Западе «восточным блоком») показывают: на них в первую очередь, хотя иногда и косвенно, затрагивалась организационная, а, следовательно, и количественная структура региона, намечалась новая перспектива его развития, связываемая с общеевропейскими проектами. Так, на состоявшейся в Москве 24 ноября 1989 г. встрече М.С. Горбачева с премьер-министром Польши Т. Мазовецким, представителем победившей в стране антикоммунистической оппозиции, последний, в частности, подчеркнул: «Хотел бы вновь подтвердить, то, что я заявлял уже в сейме: Польша и впредь намерена соблюдать свои союзнические обязательства, в том числе и по Варшавскому Договору и в СЭВ (курсив наш. — Э.З.)»². Более того, Мазовецкий детализировал свою позицию следующим образом: «В связи с Вашей идеей общеевропейского дома хотел бы заметить, что в этом доме у нас с Вами квартиры на одной лестничной площадке»³.

В беседе М.С. Горбачева с В. Гавелом 26 февраля 1990 г. прозвучало следующее мнение президента Чехословакии: «Надо ликвидировать раскол Европы и наметить новую систему безопасности, которая заменила бы нынешние противостоящие друг другу структуры, стала бы своего рода преемником Варшавского Договора и НАТО. Таким образом был бы решен вопрос и о Варшавском пакте. Варшавский Договор и НАТО из военных образований превратились бы в политические, а в конечном счете слились бы в единую систему общеевропейской безопасности (курсив наш. — Э.З.)». Словом, надо поставить точку под второй мировой войной и ликвидировать положение, когда Европа стала крупнейшим арсеналом современного оружия. Это было бы победой мира, а не поражением США или СССР»⁴.

Тем самым лидеры Польши и чехословацкого государства, уже весной 1990 г. сменившего свое название на ЧСФР и затем Чехо-Словакию, несмотря на отказ от социалистической идеи, продолжали по-прежнему связывать свои государства с организационной структурой и количественным составом ОВД, то есть и с одной из его составных частей — ГДР.

Следовательно, на уровне заявлений дистанцирование от советской модели общественного развития не предполагало в рассматриваемый период (рубеж 1989-1990 гг.) автоматического отказа от старой региональной идентичности или, по меньшей мере, от такой ее организационной формы как ОВД, которая, как известно, включала в качестве своей неотъемлемой составной части ГДР. Однако уже шли подспудные процессы, которые подготовили феномен достаточно неожиданной смены геополитических ориентиров во всех странах, расположенных между границами СССР и Западной Европы, причем серьезнейшую роль в этих процессах (как показали дальнейшие события) сыграла ФРГ⁵ .

Организационная структура региона, несмотря на отказ от социалистической идеи новых руководителей составлявших его стран, в первую очередь из северного субрегиона (страны Вишеградской «тройки», превратившейся в 1993 г. после появления самостоятельных Чехии и Словакии в «четверку»), связывались ими с ОВД инерционно. Характерно другое: на встречах с М. Горбачевым, как свидетельствуют архивные документы, демонстрировалось весьма примечательное единодушие ведущих западных политиков и лидеров самого формирующегося центрально-европейского региона, по крайней мере, на уровне заявлений. На встречах в верхах вопрос об альтернативных ОВД или СЭВ региональных организационных структурах в рамках Центральной Европы в конце 1989 г. — начале 1990 гг. не только не обсуждался, но даже не ставился.

Что же тогда послужило началом процесса смены геополитического вектора? «Эгоизм» каких политиков привел к тому, что в фундаменте еще не построенного и пока лишь спроектированного «общеевропейского дома» стало неизбежным появление трещин?

Отвечая на этот вопрос, нельзя ограничиться чем-то одним, хотя уместнее всего, видимо, начать с рассмотрения количественных параметров рассматриваемого региона: на конец 80-х годов он состоял из 8 стран (включая ГДР); позднее, 3 октября 1990-го, их стало 7, а с лета 1991 г. после провозглашения независимости Словенией и Хорватией — уже больше 8. Следует заметить, что одной из первых признать эту независимость поспешила та Германия, которая свои границы как раз расширила. Еще один симптоматичный факт: парламенты Словении и Хорватии провозглашают независимость своих республик 25 июня 1991 г., а 28 июня подписывается будапештский протокол о роспуске Совета экономической взаимопомощи, 1 июля — пражский протокол об упразднении Организации Варшавского Договора. Причем — и это следует подчеркнуть особо — мотивируется подобный шаг решением способствовать постепенному «переходу к общеевропейским структурам»⁶, хотя сохранение статуса НАТО замалчивалось не без умысла, поскольку военно-политический блок все же трактует подобные структуры весьма однозначно.

Как свидетельствуют архивные документы, на проводившихся на высшем уровне переговорах М.С. Горбачева с лидерами стран Западной Европы и США в конце 1989 г. неоднократно декларировалась неизменность количественного состава региона. Позицию Германии тогдашний канцлер Г. Коль в состоявшемся 11 октября 1989 г. телефонном разговоре с М.С. Горбачевым выразил в следующих словах: «. . . Хотел бы заверить Вас, что ФРГ ни в коей мере не заинтересована в дестабилизации ГДР, не желает ей плохого. Мы надеемся, что развитие там не выйдет из-под контроля, что эмоции последнего времени улягутся. Единственное, чего нам хочется — это то, чтобы ГДР присоединилась к вашему курсу, курсу прогрессивных реформ и преобразований. События последнего времени подтверждают, что ГДР уже созрела для этого. Что касается ее населения, то мы за то, чтобы жители ГДР оставались у себя дома (курсив наш. — Э.З.)». Мы не собираемся их будоражить, склонять к каким-то действиям, за которые нас потом стали бы упрекать»⁷.

Ровно через месяц, 11 ноября 1989 г. (то есть уже после падения 9 ноября Берлинской стены), по просьбе Коля состоялся еще один его телефонный разговор с Горбачевым. В этот момент канцлер прервал свой визит в Польшу в связи со сменой руководства в ГДР. «Хотел бы подчеркнуть, — заверял он советского руководителя, — что мы приветствуем начало реформ в ГДР. При этом мы хотим, чтобы они осуществлялись в спокойных условиях. Я, в частности, отвергаю какую-либо радикализацию, в любой форме. . . Мы хотим, чтобы люди в ГДР оставались дома, и не стремимся к тому, чтобы все жители ГДР выехали в ФРГ. И отнюдь не потому, как утверждают некоторые, что мы не смогли бы решить возникшие в этом случае проблемы — так, в этом году в ФРГ из ГДР уже переселились 230 тыс. чел., и все они устроены. Однако массовое переселение в ФРГ было бы абсурдным развитием — мы хотим, чтобы немцы у себя дома строили свое будущее. . . (курсив наш. — Э.З.)»⁸.

Заметим в скобках, что словами о том, чтобы жители ГДР оставались у себя дома и там строили свое будущее, Г. Коль стремился «успокоить» Кремль, который отнюдь не выражал восторга обострением в то время проблемы восточногерманских беженцев вообще, открытием для последних венгерской границы в частности и в особенности идеологическим сопровождением этих процессов в западной печати. Беспрецедентное решение об этом без согласования со «старшим братом» венгерские коммунисты приняли уже 24 августа 1989 г. в результате контактов, по свидетельству Дж. Бейкера, между Г. Колем, с одной стороны, а также премьер-министром ВНР М. Неметом и министром иностранных дел Д. Хорном — с другой⁹.

Интересующая нас здесь проблема обсуждалась, разумеется, не только с представителями ФРГ. Затрагивалась она и в ходе визита М.С. Горбачева во Францию. «Позиция Франции, — заявил, в частности, президент Ф. Миттеран 14 ноября 1989 г., — такова: мы хотели бы избежать любого срыва. Мы осознаем, что надо принимать во внимание реально существующие народные настроения как в Западной, так и Восточной Германии. Вместе с тем я не думаю, что сейчас может реально встать вопрос об изменении границ — по крайней мере вплоть до определенного времени . . . Убежден, что нельзя совершать необдуманные действия, которые могли бы дестабилизировать обстановку. В Европе существует определенное равновесие и его нельзя нарушать . . .»¹⁰.

Позиция Великобритании прояснилась на встрече советского лидера с послом Р. Брейтвейтом (17 ноября 1989 г.), когда последний особо подчеркнул, что «со стороны всех — и моего правительства, и наших союзников — присутствует очень хорошее понимание, что нельзя вмешиваться в дела ГДР, даже не давать поводов, которые могли бы быть расценены как вмешательство или как посягательство на безопасность ГДР, вообще стран Варшавского Договора, на вашу безопасность. Это главное — чтобы не было вмешательства ни с чьей стороны»¹¹. И далее: «Воссоединение — это не вопрос для сегодняшнего дня и даже дня завтрашнего»¹².

В серии проходивших во второй половине ноября 1989 г. переговоров на высшем уровне обращает на себя внимание позиция главы итальянского правительства Дж. Андреотти. На слова Горбачева о том, что «воссоединение ФРГ и ГДР не актуальный вопрос», прозвучавшие 29 ноября 1989 г. в беседе в узком составе (в присутствии двух переводчиков), последовала следующая реакция Андреотти: «Это абсолютно верно»¹³.
Позиция США прояснилась в ходе переговоров советского и американского лидеров 2-3 декабря 1989 г. на Мальте. На первой один на один беседе с Дж. Бушем М.С. Горбачев затронул «германский вопрос», заявив следующее: «У нас впечатление, что господин Коль торопится, суетится, действует несерьезно, неответственно. Как бы не получилось так, что тема воссоединения будет эксплуатироваться в предвыборных целях, что будут учитываться не стратегические факторы, а влияние момента . . . Но нам с Вами очень важно довести до сведения всех, что определенные действия могут нанести ущерб позитивным процессам, более того, поставят под вопрос очень важные и серьезные вещи, в том числе доверие к правительству ФРГ. Это что же будет? Единая Германия будет нейтральной, не принадлежащей к военно-политическим союзам или членом НАТО? Думаю, мы должны дать понять, что и то, и другое было бы преждевременно сейчас обсуждать. Пусть идет процесс, не надо его искусственно подталкивать»¹⁴.

По мнению Дж. Буша, в действиях Коля большую роль играла «эмоциональная реакция» на развертывающиеся события. «Коль, — как он заметил, — знает, что некоторые западные союзники, на словах выступая в поддержку воссоединения, если того захочет народ Германии, встревожены этой перспективой». Подобного рода перспективы вызывали тревогу и у Горбачева, при этом, как он отметил, «эта точки зрения была сообщена ему (т.е. Колю. — Э.З.)». «Но в отличие от ваших союзников и Вас, — заявил в ответ советский лидер, — я говорю открыто: есть два германских государства, так распорядилась история. И пусть история же распорядится, как будет протекать процесс и к чему он приведет в контексте новой Европы и нового мира . . . В общем, это тот вопрос, где мы должны действовать максимально внимательно, с тем чтобы не был нанесен удар по переменам, которые сейчас начались»¹⁵. Ответ американского президента — и это следует подчеркнуть особо — прозвучал так: «Согласен. Мы не пойдем на какие-либо опрометчивые действия, попытки ускорить решение о воссоединении»¹⁶.

Советский лидер поделился своими соображениями относительно перспектив Варшавского Договора, НАТО, Совета Экономической Взаимопомощи и Общего рынка. «Тут также, — подчеркнул он, — требуется взвешенный и ответственный подход. Иначе нынешняя положительная направленность процесса перемен может превратиться в свою противоположность, привести к подрыву стабильности. Реально существующие инструменты поддержания баланса надо не сокрушать, а видоизменять в соответствии с требованиями времени. Использовать их для укрепления безопасности и стабильности, улучшения отношений между государствами. Пусть НАТО и Варшавский Договор становятся все в большей мере политическими, а не только военными организациями, и пусть меняется их конфронтационная природа . . . Уверен, что хорошие перспективы у взаимодействия Общего рынка с СЭВ. В СЭВе мы намечаем комплексные мероприятия, облегчающие встраивание в структуру мирового хозяйства»¹⁷. Видение дальнейшей судьбы СЭВ излагалось советской стороной и накануне, на переговорах в расширенном составе: «Идет перестройка и в рамках Совета Экономической Взаимопомощи, с тем чтобы приблизить принципы деятельности этой организации к общепринятым в мировой экономике стандартам»¹⁸.

Как показывают доступные исследователю на сегодняшний день архивные документы, подобные планы не встретили ни отрицательного отношения американской стороны, ни каких-либо альтернативных предложений. При этом высказывания американского президента относительно НАТО ограничивались лишь констатацией: «Разумеется, мы близки — и будем близки — с Европой, жизненно заинтересованы и вовлечены в НАТО. Собственно, США — это лидер НАТО». Или схожим с предыдущим заявлением: «Скажу откровенно: наши военные имеют огромное влияние в НАТО»¹⁹.

Через несколько дней Буш уточнил свою позицию, которая была доведена до сведения советской стороны Л. Горовицем, ближайшим сотрудником сенатора-демократа Э. Кеннеди (Горовиц встречался по просьбе Кеннеди с В.В. Загладиным). Из записи краткого содержания этой беседы (предположительно от 11 декабря 1989 г.) следует, что Дж. Буш придавал германской проблеме особое значение. Горовиц подчеркнул: «Во всяком случае, по мнению президента, в нынешних условиях необходимо сохранение двух военных союзов и установление более тесных контактов между ними (курсив наш. — Э.З.)», а также ускорение европейской интеграции (даже несмотря на сопротивление Тэтчер), ибо оба эти инструмента способны, по его (т.е. Дж. Буша. — Э.З.) мнению, “сдержать” немцев»²⁰.

5 декабря 1989 г. во время беседы М.С. Горбачева с министром иностранных дел Г.-Д. Геншером последний высказал следующие заверения: «Мы не хотим извлекать из процессов, идущих в Восточной Европе, которые порождают проблемы, неизбежные при проведении крупных реформ, каких-то односторонних выгод для себя. Наша цель — это стабилизация обстановки путем развития отношений с Советским Союзом, Польшей, Венгрией, ГДР. Это потребность нашего сердца. Мы не стремимся к движению в одиночку, по сепаратному немецкому пути . . . Не следует ожидать от немцев шагов, которые могли бы повредить европейскому развитию. Мы за стабильность в Европе, за сближение ее государств и народов . . . В современных условиях существующие союзы (т.е. НАТО и ОВД . — Э.З.) имеют стабилизирующее значение, им предстоит еще долго существовать»²¹. Как говорится, комментарии тут излишни, хотя уже тогда некоторые западные наблюдатели (в первую очередь английские) предостерегали от некритического восприятия подобного рода обещаний и заверений немецких политиков.

М.С. Горбачев констатировал, что политические приоритеты, Германии оказались куда более определенными, чем рассуждения о постепенном развертывании процессов строительства общеевропейского дома. Его вопросы в ходе беседы: «Где же тогда окажется ФРГ — в НАТО, в Варшавском Договоре? Или, может быть, станет нейтральной? А что будет означать НАТО без ФРГ? И вообще, что будет дальше? Вы все продумали? Куда денутся тогда действующие между нами договоренности? Разве это политика?»²² — звучали риторически. Ибо и тогда уже было ясно, а теперь еще отчетливее видно, что это была именно реальная политика, и именно она сообщила начальный толчок процессу смены геополитического вектора в поясе государств между Балтикой и Адриатикой: все они сменили ориентацию и повернулись на Запад.

Потому-то, быть может, и не обсуждались широко альтернативные концепции развития региона. Разумеется, вопрос об альтернативных путях развития нуждается во всестороннем тщательном изучении и окончательный ответ на него будет получен, видимо, тогда, когда откроются все архивы, т.е. нескоро. Можно привести лишь один, но весьма любопытный документ, который свидетельствует о том, что высказывались суждения, альтернативные западному сценарию развития восточноевропейского региона.

20-21 декабря 1989 г. состоялась беседа В.В. Загладина со спикером по вопросам разоружения фракции ХДС/ХСС бундестага ФРГ К. Ламмерсом. Примечательно, что ей предшествовало прояснение позиций СССР и НАТО: 14-15 декабря 1989 г. состоялось заседание Североатлантического совета на уровне министров в Брюсселе. Министры иностранных дел анализировали нарастание политических перемен в Центральной и Восточной Европе. Министр иностранных дел СССР Э. Шеварднадзе посетил штаб-квартиру НАТО для проведения переговоров с Генеральным секретарем этой организации М. Вернером и постоянными представителями ее стран-членов. Следует подчеркнуть, что до Шеварднадзе ни один министр правительства ни одной из стран Центральной или Восточной Европы не совершал подобного шага²³.

Что касается К. Ламмерса, то он обращал внимание прежде всего на те положения в речах Коля, где были охарактеризованы «рамки, в которых происходят изменения и условия, в которых канцлер был вынужден сформулировать свою линию». К числу этих «рамок» и «условий» К. Ламмерс относил: 1) реформы в СССР, странах Восточной Европы, которые и стимулировали перемены в ГДР; 2) процессы западноевропейской интеграции, активным участником которых выступала ФРГ, и которые создали «модель свободного объединения европейских народов, обладающую притягательной силой для всех европейцев»; 3) политизация НАТО, членом которой является и будет оставаться ФРГ и которая выступает в качестве гаранта не только безопасности, но и сотрудничества западной части европейского континента. Даже простой перечень этих условий указывает на то, что политики Запада заявили о ставке на интеграционные процессы в своем регионе. При этом Ламмерс приводил слова из речи Коля о том, что немцы «никогда не будут представлять угрозы». В ответ В.В. Загладин заметил, что «все эти, да и другие “условия”, действительно, создавали в Европе новый политический фон» Но они, по его словам, отнюдь не делают необходимыми поспешные, мало продуманные, да к тому же представленные в недопустимой форме шаги по интеграции в первую очередь ФРГ и ГДР. «. . . Нынешние перемены, — подчеркивал представитель СССР, — требуют другого — дальнейшего углубления разрядки и сближения Востока и Запада на общеевропейских принципах»²⁴.

По словам Загладина, Ламмерс говорил о необходимости активнее развернуть работу по созданию «общеевропейских структур», «структур, объединяющих страны через границы социальных систем и военных союзов», т.е. по сути поддерживал идею «общеевропейского дома».

Ламмерс говорил, что в «определенных кругах» ФРГ на перспективу обсуждалась следующая возможность: «Не создать ли своего рода пояс нейтральных государств, пересекающих всю Европу — от Швеции через Польшу, Германию, Чехословакию и Венгрию и до нейтральных Балкан? Не стоит ли всем этим странам в будущем стать “финляндизированными”?».

Аргумент К. Ламмерса при этом таков, отмечал Загладин, что «в конечном счете, все проблемы, скажем, Польши, Чехословакии в прошлом были связаны с политикой Германии и России. Если превратить всю Центральную Европу (курсив наш. — Э.З.)» в такие “финляндизированные” государства, это может быть для них хорошим гарантом, гарантией на будущее, которую могли бы поддержать СССР и США»²⁵. Здесь Центральная Европа мыслится уже более дифференцированно и включает страны, считавшиеся тогда «восточноевропейскими» — Венгрию, Польшу и Чехословакию. По мнению Ламмерса, это дало бы гарантии безопасности и СССР.
В свою очередь В.В. Загладиным были поставлены следующие вопросы: согласится ли ФРГ (или в будущем объединенная Германия) стать нейтральной? Что станет в этом случае с союзами? И как отреагируют на такую идею западные державы? Не кажется ли Ламмерсу, что его идея предполагает по существу ликвидацию Варшавского договора при сохранении, в том или ином виде, НАТО?

Ламмерс ответил, что выдвигаемые в беседе идеи относятся «на период “после преодоления блоков”, когда будет создана общеевропейская система безопасности»²⁶. Тем не менее, заключал Загладин, «фактически все его (т.е. Ламмерса.— Э.З.) рассуждения в конечном счете объективно выходили на то, что Европа “от Бреста до Бреста” была бы в той или иной форме единой, а СССР и США, не исключаясь из Европы, занимали бы в ней “особое положение” — как бы внешних гарантов стабильности и безопасности. По его убеждению, такая “конфигурация” отвечала бы интересам и СССР, и США»²⁷. Уже тогда Загладиным виделась перспектива доминирования НАТО не только в Западной, но и Восточной Европе — за счет ликвидации Варшавского Договора. Ламмерс стремился снять подобные опасения, беседа закончилась уверением в возможности достижения гармонии между упоминавшимися государствами континента в ходе развития общеевропейского процесса²⁸.

Что касается идеи общеевропейского дома, то еще на переговорах 17 ноября 1989 г. в Москве Председатель Национального собрания Франции Л. Фабиус, обращаясь к Горбачеву, отметил: «Франция и ФРГ, которые были у истоков первой фазы европейского строительства, связанного с западноевропейской интеграцией, убеждены, что им необходимо в самом тесном сотрудничестве быть среди первых и в ходе наступающего этапа общеевропейского строительства. А этот этап начался, в частности, благодаря Вам и Вашей новой политике»²⁹. Примечательно, что эти слова прозвучали в тот день, когда на улицах Праги начались многотысячные демонстрации, а власти были бездоказательно обвинены в убийстве студента в их ходе; с этого времени смена власти в Чехословакии становится неотвратимой.

В ответе Горбачева прозвучали следующие идеи: «Нужны Хельсинки-2, нужен подъем на все более высокий уровень Хельсинкского процесса, то есть создание общеевропейского дома. Реальные политики могут ставить вопрос лишь однозначно: не разрушать созданную в Европе систему отношений, но развивать ее на базе новых идей, трансформировать уже существующие институты на базе взаимопонимания, превращающего их в подлинные инструменты сотрудничества»³⁰. Естественно, по мысли советского лидера, процессы, происходившие в странах восточнее границ СССР, не подрывали указанной системы отношений, и это было не иллюзорное представление, а подкрепляемое аргументами убеждение в возможности совместного продвижения в направлении демократизации. Убеждение, разделяемое — по крайней мере, на словах — большинством собеседников Горбачева. И сомнительно, чтобы можно было отыскать в архивах документы, согласно которым указанным собеседникам предписывалось говорить одно, а осуществлять другое — просто «эгоистические» интересы политиков в тем времена казались мало приемлемыми.

На упоминавшихся уже переговорах с Дж. Андреотти 30 ноября 1989 г., в день, когда, например, в той же Праге ЦК КПЧ признал неизбежность свободных выборов, Горбачев сказал: «... как нам лучше сочетать два объединительных процесса в Европе с тем, чтобы они переросли в один общеевропейский процесс, в строительство общего европейского дома, целью которого является новая Европа. Интеграционные процессы идут и на Востоке, и на Западе Европы. Как их синхронизировать с тем, чтобы в тот момент, когда мы вступаем в новый этап строительства европейского дома, нам не разрушить эту базу, экономический фундамент новой Европы. Если будет делаться акцент только на интеграцию в Восточной или Западной Европе и не будет адекватных действий в отношении интеграционных процессов в рамках Европы в целом, то желаемого результата мы не достигнем»³¹.

Андреотти, говоря о «стратегии гибкого реагирования», продолжил: «Когда в 1957 году мы создавали Европейское сообщество, нас было шесть стран. И уже тогда возник вопрос: как мы будем поступать по отношению к другим государствам. В любом случае мы не стремились к закрытости. Теперь в Сообществе не шесть членов, а двенадцать. У нас хорошие отношения со всеми странами ЕАСТ, хотя там раньше тоже были подозрения. Еще до подписания соглашения с СЭВ у нас были хорошие отношения с целям рядом восточноевропейских стран. Дух нашего сообщества — это не дух замкнутой крепости. У нас есть понимание того, что процессы, которые идут по двум направлениям — экономической интеграции и политического сотрудничества, не должны оставаться в стороне от происходящего в остальной части континента. Мы считаем, что при определении планов на будущее с обеих сторон необходимо не воздвигать новые барьеры, а устранять или смягчать уже существующие»³². Конечно, подразумевались в первую очередь перспективы развития стран западнее границ СССР. Именно они должны были стать местом разрушения указанных барьеров — но история распорядилась по-другому...

17 сентября 1991 г. месяц спустя после попытки августовского государственного переворота М. С. Горбачев встретился с представительной делегацией Социалистического Интернационала, возглавляемой его вице-председателем, первым секретарем Французской социалистической партии П. Моруа. Фактически это была встреча, легитимизирующая статус президента СССР в предельно сложных для него обстоятельствах.
П. Моруа выразил озабоченность будущим социализма в России, связывая его с усилением социал-демократической идеи и подчеркивая, что важно не столько словесное ее признание, сколько с реальными мерами по ее осуществлению. С этим вопросом связывалось и беспокойство относительно перспективы «общеевропейского дома». Приверженцем его строительства был и сам Моруа, признававший, что такой «дом» может обрести прочность на фундаменте социализма.

Отвечая на подобного рода вопросы, Горбачев отметил: «Сейчас задача состоит в том, чтобы придать реформам новый темп. Ориентиры остаются такими же — демократия, гласность, права и свободы человека. Это центральный пункт и это должно пропитывать все сферы жизни». Однако он был вынужден добавить: «Я постоянно подчеркиваю свою приверженность социалистической идее. Это также вызывает кое у кого зубовный скрежет. Но что, разве президент должен скрывать свои политические убеждения? Я себе этого не представляю. Но это же не исключает того, что я, как человек и как президент, с пониманием отношусь к наличию других идей и приверженности определенной части общества этим идеям»³³.

В ходе беседы на столь высоком уровне выявилась глубинная связь идеи «общеевропейского дома» с политикой как социалистически ориентированных партий в разных странах Западной, Центральной и Восточной Европы, так и с курсом Социалистического Интернационала. Однако власть уже перешла в большинстве стран Центральной Европы в руки политических сил не-, а то и антисоциалистической направленности; немногим позже распался СССР — и появился в качестве геополитической единицы регион Восточная Европа, куда входили страны — бывшие республики СССР. Идея «общеевропейского дома» в связи с этим была отодвинута на задние планы, но никак нельзя согласиться с заявлениями, что ее сдали в архив. Более правильным было бы утверждать, что происходили и происходят сложные процессы ее переосмысления.

В целом же к началу ХХI века так и не заполнился вакуум идей относительно возможностей продвижения к единой Европе — и одновременно остро ощущается потребность в этих идеях. На мой взгляд, концепция «примыкания» региона Центральной Европы к региону Западной Европы с перспективой — по принципу «восстающего домино» — подключения к этой структуре межгосударственного, межрегионального взаимодействия и Европы Восточной более четко, чем другие концепции, определяет общеевропейскую перспективу, не отрицая моментов фундаментальной сложности соответствующих процессов. Такую концепцию можно считать конкретизацией более общей идеи «общеевропейского дома», слишком поспешно сданной в архив и даже подвергавшейся осмеянию теми, кто, как показывают архивные документы, ратовал за нее при ее зарождении. Жизненной и трагической альтернативой этой идее послужил наступивший 10 лет спустя югославский кризис...

Указанная концепция решения проблемы региональной и общеевропейской идентичности нуждается в дальнейшей разработке, но, как представляется, она выводит из методологического и идеологического тупика, в котором историческая и политологическая мысль находится как на западе Европы, так и в ее центре, и особенно на востоке.
Концепция «примыкания» исходит из того отмеченного выше факта, что ключевые политические процессы в рамках и Европы, и мира в целом определяются — и во все большей степени будут определяться — региональным началом в политике, а не доминированием той или иной страны³⁴. Пренебрегать потенциалом новой региональной идентичности в современных условиях — значит отдавать политику на откуп неконструктивным силам националистического характера, гибельность чего уже убедительно продемонстрирована в прошедшем десятилетии в первую очередь на землях бывшей СФРЮ, но не только на этих землях . . .

Таким образом, следует еще раз подчеркнуть, что в ходе переговоров в конце 1989 г. лидерами СССР, стран Западной Европы и «восточного блока» декларировалась неизменность организационного и количественного состава региона. Но что же было в реальности? Революционные политические преобразования в регионе охватываются следующими временными рамками: от 5 апреля 1989 г., когда в Польше было подписано соглашение между представителями правительства и оппозиции о мерах относительно свободных выборов и регистрации «Солидарности» до декабря 1990 г., когда в Тиране состоялась студенческая демонстрация, в результате которой ЦК АПТ разрешил образование новых политических партий, а жена покойного коммунистического вождя Албании Неджмие Ходжа была смещена со всех постов.

Что касается времени становления нового геополитического вектора, то тут отсчет следует начинать фактически от 9 ноября 1989 г., когда была разрушена Берлинская стена (реальный факт изменения границы бывшего «восточного блока»), а граждане ГДР начали в массовом порядке исход в ФРГ, а завершать — фактом слияния двух Германий 3 октября 1990 г.

Временной зазор между этими двумя рядами событий таков: примерно полгода от начала революционных преобразований до появления де-факто новых геополитических границ региона и немногим более двух месяцев с момента объединения до фактически полного вступления всего региона в полосу революционных преобразований. Тем самым по временному параметру смена геополитических ориентиров произошла как бы внутри волны революционного процесса.

На мой взгляд, этот факт не может не наводить на глубокие размышления относительно приоритетов демократии и геополитики. Оказалось, что и лидеры СССР, а затем России, и ряд политиков в странах Центральной Европы переоценили потенциал демократии в плане определения новых геополитических векторов развития континента. В этом отношении идея «общеевропейского дома», сама по себе благородная и с элементами политической конструктивности, неправомерно представлялась как иллюзорная.

Анализ доступных сегодня архивных материалов показывает, что не все политики представляли степень сложности проблем в связи со сменой региональной идентичности. Из этого анализа нельзя не сделать выводы и о том, что слишком многие возможности в данном плане, в первую очередь связанные с потенциалом общеевропейской идеи, так и не были использованы. Быть может, их время наступит в наступившем XXI веке — несмотря даже на то, что конец века ушедшего был омрачен пожаром войны, одной из причин которой стала, на мой взгляд, политика слишком поспешной смены региональной идентичности в наиболее нестабильной части Центральной Европы — в ее южном субрегионе, то есть на Балканах. События 11 сентября 2001 г. в далеком от Европы Нью-Йорке и реакция на них в первую очередь со стороны США, выразившаяся в прошедших военных действиях в Афганистане и готовящихся в Ираке — еще один аргумент необходимости европейского единения Но это уже предмет дальнейших исследований.

Рассмотренные же документы свидетельствуют о победе на рубеже 80-х-90-х годов XX века «реальной политики» (Realpolitik) в варианте Г. Коля, а не горбачевской политики строительства «общеевропейского дома» без слома перегородок между государствами (ФРГ и ГДР) и внутри них (ЧСФР и СФРЮ). Первая сводилась к ничем не остановимому слиянию ФРГ и ГДР с перспективой полноправного вхождения нового государства в НАТО, а также приобщения к альянсу всех государств формирующейся Центральной Европы. Вторая начала превращаться в один из проектов «вечного мира», который хорош-де на словах, но вряд ли осуществим на деле (такая оценка латентно содержалась в заявлениях практически всех западно- и центральноевропейских политиков). Слом политико-государственных и иных перегородок между народами, особенно на Кавказе, в пределах Балканского полуострова, породил свои и немалые трудности, так что в деле сооружения общеевропейского дома еще, как говорится, и «нулевой цикл» не завершен . . . То есть в XXI век Старый континент вступил с огромным грузом проблем, и новым поколениям теоретиков и практиков создания системы эффективного и безопасного межгосударственного, межнационального сотрудничества работы хватит еще надолго.

Со времени встреч на высшем уровне, отраженных в документах Архива Горбачев-фонда, прошло уже более 13 лет. Меняется не только интерпретация этих встреч, но зачастую игнорируется и сам их факт... Если бы не архивные записи, путь ряда политиков стран Западной и Центральной Европы (последних — в НАТО, как «цитадель демократии») выглядел бы прямым и неуклонным в плане освобождения от «коммунистической тирании», а заодно и отбрасывания реальных наработок социализма. Однако приведенные документы показывают, что это был куда более сложный процесс, в котором немалую роль играла добрая воля политиков еще существовавшего СССР. Их роль в конструктивном решении вопроса о смене геополитического вектора стран Центральной Европы, а также в поиске фундамента «общеевропейского дома», который только предстоит строить, недооценивать нельзя. Равно как и готовности содействовать этому многих политиков стран нынешней Центральной Европы. Приведенные документы в этом плане говорят сами за себя.

Автор выражает глубокую благодарность сотрудникам Архива Горбачев-фонда за помощь в подготовке данной статьи.
 

------------------------------------------------

¹ На мой взгляд, ее следует трактовать как «осознание принадлежности к определенному единству, как тождественность основных целей, которые преследуют составляющие это единство народы и государства» (Подробнее см.: Задорожнюк Э.Г. Любовью или железом достигается единение общества? // Вестник Российской Академии наук. М.1993. Т.63. № 12. С. 1104).

² Архив Горбачев-Фонда. Москва. Фонд 1. М.С. Горбачев (далее Ф.1), Опись 1 (далее Оп.1). Запись беседы М.С. Горбачева с Т. Мазовецким 24 ноября 1989 г.

³ Там же.⁴ Там же. Ф. 1. Оп. 1. Запись беседы М.С. Горбачева с президентом ЧССР В. Гавелом 26 февраля 1990 г.⁵ Подробнее об этом см.: Dieckmann K., Reuth R.G. Helmut Kohl. Chtel jsem sjednoceni Nemecka. Praha. 1997. Prel. z nemeckeho originalu.

⁶ Протокол о прекращении действия Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, подписанного в Варшаве 14 мая 1955 года, и Протокола о продлении срока его действия, подписанного 6 апреля 1985 года в Варшаве. Известия. № 156. 2.VII. 1991. С. 5.

⁷ Архив Горбачев-Фонда. Ф. 1. Оп. 1. Телефонный разговор М.С. Горбачева с федеральным канцлером ФРГ Г. Колем 11 октября 1989 г.

⁸ Там же. Ф. 1. Оп. 1. Запись телефонного разговора М.С. Горбачева с канцлером ФРГ Г. Колем. Москва-Бонн. 11 ноября 1989 г.

⁹ См.: Baker, III J.A., Defrank T.M. The Politics of Diplomacy. Revolution, War and Peace. 1989-1992. New York. 1995. S. 160.

¹⁰ Архив Горбачев-Фонда. Ф.1. Оп.1. Запись телефонного разговора М.С. Горбачева с президентом Франции Ф. Миттераном 14 ноября 1989 г.

¹¹ Там же. Запись беседы М.С. Горбачева с послом Великобритании Р. Брейтвейтом. 17 ноября 1989 г.

¹² Там же.

¹³ Там же. Запись беседы М.С. Горбачева с председателем Совета Министров Италии Дж. Андреотти. 29-30 ноября 1989 г.

¹⁴ Там же. Запись беседы М.С. Горбачева с президентом США Дж. Бушем (первая беседа один на один). 2 декабря 1989 г.

¹⁵ Там же.

¹⁶ Там же.

¹⁷ Там же.

¹⁸ Там же. Запись беседы Горбачева с Дж. Бушем ( в расширенном составе). 2 декабря 1989 г.

¹⁹ Там же. Запись беседы М.С. Горбачева с президентом США Дж. Бушем ( в расширенном составе). 3 декабря 1989 г.

²⁰ Там же. Фонд. 3. В.В. Загладин (далее Ф.3). Оп. 1. Краткое содержание беседы В.В. Загладина с Л. Горовицем. [11 декабря 1989 г.].

²¹ Там же. Ф.1. Оп. 1. Запись беседы М.С. Горбачева с министром иностранных дел ФРГ Г.-Д. Геншером. 5 декабря 1989 г.

²² Там же.

²³ НАТО. Справочник. Брюссель. 1995. С. 316.

²⁴ Архив Горбачев-Фонда. Ф.3. Основное содержание беседы В.В. Загладина с К. Ламмерсом. 20-21 декабря 1989 г.

²⁵ Там же.

²⁶ Там же.

²⁷ Там же.

²⁸ Там же.

²⁹ Там же. Ф. 1. Оп.1. Запись беседы М.С. Горбачева с Председателем Бундестага ФРГ Р.Зюсмут и Председателем Национального собрания Франции Л. Фабиусом. 17 ноября 1989 г.

³⁰ Там же.

³¹ Там же. Запись беседы М.С. Горбачева с председателем Совета министров Италии Дж. Андреотти. 29-30 ноября 1989 г.

³² Там же.

³³ Там же. Запись основного содержания беседы президента СССР М.С. Горбачева с делегацией Социалистического Интернационала. 17 сентября 1991 г.

³⁴ Подробнее см. : Круглый стол «Проблемы региональной идентичности центральноевропейских стран» // Славяноведение. 1997. № 3. С.5-6; 17-18; 22-24; Центральная Европа в поисках новой региональной идентичности. М. 2000; Революции 1989 года в странах Центральной (Восточной) Европы: взгляд через десятилетие. М. 2001.