Горбачев. Конференция проходила в непростой обстановке. Да, волны шли с противоположных краев, зал шатало. Очень все было непросто. Выдержали мы непростое испытание. И правильно, что пошли на широкое, открытое обсуждение. Весь спектр партии и общества предстал перед нами. И все, кто потирали руки и хотели поспекулировать насчет того, как у нас получится на этой конференции с демократией и гласностью, заткнулись.

 

Несмотря ни на что, конференция осталась на принципиальных позициях. Правильно мы решили еще на пленуме, что конференцию надо проводить на высоком уровне самокритичности. Там поставили эти ориентиры и так держались.

Важно, что мы вышли с продуманным планом, с конструктивными идеями. Мы видели движение мысли в обществе, чувствовали настроения людей. Но, может быть, до конференции все-таки упрощали ситуацию. Мы получили поддержку, но вместе с тем увидели и очень сложный поток общественного развития, который втянул в себя уже все общество.

 

Мы имели большую информацию, которая настраивала на серьезные задачи. Но мы, однако, только теперь получили возможность сполна понять наше общество.

В подтексте, когда мы шли к конференции, в каких-то секторах общества чувствовался вопрос: а может, нужны и какие-то другие институты помимо партии, чтобы справиться с грандиозностью задач? Конференция показала, что в этом нет необходимости. Партия справится.

 

Конференция прояснила нам многое в этом отношении.

 

Мы допустили бы большую ошибку, если бы не обратили внимания на обеспокоенность, проявившуюся на конференции, на прямое недовольство, особенно продовольственным снабжением, положением в торговле, на транспорте, недовольство деятельностью министров, ходом экономической реформы. И если мы на это не обратим внимания, пройдем мимо, мы допустим такую ошибку, которая может нас похоронить.

Остро вопрос встал о совмещении должностей первого секретаря и председателя Совета. Спор, который разгорелся, корни сомнений — в деятельности местных органов. Люди видят, как кто работает, и как кто будет работать, если ему дадут еще один пост. Меня это больше всего беспокоит. Настроение масс будет нарастать против начальства. Тут ключ к проблеме восстановления власти Советов и возрождения подлинно авангардной партии. Мы должны уловить эту обеспокоенность, иначе можем много потерять.

 

В острых выступлениях представителей рабочего класса, крестьянства много обоснованного. Надо сказать, что пропаганда помогла сформироваться в умах людей большим ожиданиям. А они не оправдались. Сложился новый стереотип — стереотип перестройки, — мол, она должна восстановить справедливость. Будет справедливость, все остальное получится само собой. А справедливости нет до сих пор. Создан такой вот фон. Отсюда вывод: самая активная работа должна быть сейчас направлена на развертывание радикальной экономической реформы. Нужна требовательность, нужен контроль. С этой целью предлагаю провести в конце июля пленум ЦК по практическим вопросам, поставленным конференцией.

 

Очень беспокоит проблема с продовольствием. Не можем мы позволить, чтобы зависло это дело. Что-то тут надо добавлять. Важно успешно завершить сельскохозяйственный год. Помочь, всеми силами помочь сельскому хозяйству. Обеспечить участие всего народного хозяйства в решении этой задачи. И конечно, вновь и вновь говорю — пересматривать надо подходы.

 

По товарам для народа. Комиссия Слюнькова проработает весь круг вопросов, чтобы на пленуме изложить наши подходы к решению и неотложных задач, и на ближайшую перспективу.

 

По экономической реформе. Очень серьезные замечания были на конференции. Подряд, госзаказ, нормативы, налоги — люди не удовлетворены, как с этим обстоит дело. Надо с людьми советоваться. Очень большое недовольство тем, что министерства по-прежнему командуют. Помните, какой хохот вызвал сарказм Кабаидзе насчет того, что он будет сам платить министру, если тот не будет ловить мышей. А ведь правильный подход. …Может быть, мелкие предприятия в аренду отдавать. И опять мы тут наталкиваемся на принцип «как бы чего не вышло», как бы не утерять права держиморды.

 

Для легкой промышленности дать больше ресурсов. Хватит болтать об «А» и «Б». Надо поставить под жесткий контроль все, что даем легкой промышленности. Пока мы все вяжем, вяжем, несмотря на постановления.

 

И посмотрите, какой накал вызывают в обществе очереди. Вся страна в очередях. Замордовали народ очередями. Если мы не откликнемся на сигналы, которые получили на конференции, худо нам будет. Надо навести порядок, прежде всего у нас под боком. Закрыть все спецмагазины, закрыть все спецбуфеты, где они есть, все спецмедучреждения отдать Минздраву по месту жительства.

 

У всех сложилось твердое убеждение, что начальство по магазинам не ходит. Очередь вроде бы за дефицитом — так считает начальство. Но у нас очереди и за хлебом, и за молоком, и за пуговицами, и в кассе внутри магазинов очередь. В магазине шесть касс, а работает одна. Издевательство над людьми! Когда дефицит на отдельные товары — еще как-то можно жить, но когда за всем очередь — нетерпимо. И освободить конторы для торговли. Я еще Ельцину говорил, чтобы он гнал конторы из подвалов. А все по-прежнему. Кооперативам отдать помещения в аренду. И с персональными машинами ничего не сделали до сих пор. И министерские здания, которые освобождаются, отдавать дельным институтам и торговым предприятиям, под культуру, под торговлю, под детские заведения.

Профсоюзы слишком уж ручные при начальстве. Комсомол не виден. Справку нельзя в конторе получить вовремя, с работы надо отпрашиваться. А когда возмущаются люди, чиновники отвечают: нас это не касается, у нас тоже рабочий день. И это перестройка! Автобусы стаями стоят на приколе в гаражах, а люди мнутся в очередях, наломаются с утра в перегруженных автобусах — какая уж тут работа!

 

И всякие эти излишества и деликатесы и в ЦК, и в Правительстве, и в Верховном Совете убрать. Все должно быть переведено на общие фонды, как в обычном общепите.

 

Исполнение решения конференции о памятнике жертвам сталинизма не тянуть, чтобы не получилось так, как после ХXII съезда.

 

Вот товарищи опять ставят вопрос о посылке горожан на уборку урожая. На заводах в ярость от этого пришли: как же быть с Законом о предприятии? Как же быть с хозрасчетом? Откуда брать деньги для зарплаты тем, кто уедет на сельхозработы?

 

Ну а что делать? Вот ситуация, вот драматизм. Мы сами должны нарушать свои собственные законы, потому что выхода нет. Иначе потеряем урожай. Новые механизмы не работают, а старые дискредитируют перестройку. Придется оставить этот порядок пока, на период этой пятилетки.

  

 

…Вчера проходил внеочередной Секретариат ЦК по подготовке XIX партконференции. И Горбачев сам его проводил

 

<…> М.С.: На партконференции нужен прорыв, новый интеллектуальный прорыв. Посмотри: Партия. Авангардная роль — но как? Если отнять командование и управление? «Вся власть Советам!» Но как? Как заставить работать Советы после 60-летней привычки быть прихвостнем и полной их дискредитации?

 

Говорим: вернуть социализму ленинский облик! Да. Но что это значит в теперешних условиях? Очищаем от скверны сталинщины, брежневщины… Еще много тут дел. Но это ведь негативистская работа. А какая конструкция должна быть? Правовое социалистическое государство. Огромная проблема

 

 

М.С. собрал Яковлева, Слюнькова, Медведева, Лукьянова, трех помощников, Биккенина, Ситаряна, Можина (зав. Экономическим отделом ЦК), Болдина. И проговорил все идеи к XIX партконференции… Главное — в истории она останется, как первая после Гражданской войны коренная реконструкция политической системы: новая концепция авангардной роли партии, «Вся власть Советам!», правовое государство, национальный вопрос: — нельзя ждать до пленума по национальному вопросу.

 

И итоги перестройки. Самокритика трех лет

 

 

С конца апреля — в Волынском–2. Подготовили проект тезисов к XIX конференции, которые М.С. передиктовал… Пришлось настаивать — с помощью Шеварднадзе — в международной части: чтоб была самокритика. Он согласился… И это — исторический сдвиг… Впервые мы говорим о внешней политике до 1985 г. критически.

 

<…> Сразу после отъезда Рейгана мы переместились в Ново-Огарево (готовить партконференцию). М.С. приезжал каждый день в 10 утра и мы сидели вместе до 22 — 23 часов. Он передиктовывал наши проекты.

Мы — это Яковлев, Медведев, Лукьянов, Фролов, Шахназаров, Болдин и я. Никого больше…

 

Проект переделки политической системы ошеломит, конечно, прежде всего его коллег в ПБ… Позавчера он разослал доклад (104 стр.). Завтра обсуждение на ПБ. Ошеломит потому, что большинству из них в новой системе не найдется верхних мест.

 

М.С. долго колебался и вслух перед нами размышлял: начать раздел с того, что я подаю в отставку, но предлагаю такую вот структуру (становление Генсека председателем — не Президиума, а Верховного Совета СССР, т.е. «президент»). И пусть конференция… или потом Съезд Советов (новая институция) решает вопрос…

 

Ушел от этой мысли с рефреном: мне нового бремени не нужно. И в самом деле, перестройка не состоится, если ее не насаждать сверху. А насаждать ее хочет и может только М.С., ну, может быть, еще 2–3 члена Политбюро и часть секретарей ЦК.

 

Так что такое решение — судьбоносное.

 

Впрочем, судя даже по очень критическим и скептическим письмам и печати — все понимают, что перестройка — это Горбачев. Не будет его — все завалится при нынешнем ПБ.

Фролов в его присутствии рассказал анекдот, который его дочь принесла из МГУ: Открывается XIX партконференция. Первым в президиум идет Иван Сусанин, потом Горбачев, потом остальные. Сусанин подводит Горбачева к председательскому месту, а остальным говорит: «А с вами мы пойдем дальше»… Все хохочут. И М.С. больше всех.

 

 

Неделя после конференции. Так много написано о ней. Наиболее точные и тонкие наблюдения — в серьезной прессе. Кстати, только сегодня я вдоволь ее начитался и это меня успокоило. Они правильно увидели: М.С. как искусный политик сделал максимум (и даже немного больше), чем было возможно. Он сам любит повторять, что политика — это искусство возможного.

 

<…> У меня, как и у большинства интеллигентов, конференция оставила впечатление разноплановое: событие огромное, поворотное, небывалое. Решения ее уникальны, а состояние у всех — унылое, даже тревожное...

 

<…> Потому, что, во-первых, это, действительно, историческая конференция (ничего подобного не было с 20-х годов) дала по морде прессе и интеллигенции, т.е. тем, кто опрометью бросился в перестройку и без которых она бы не началась и не продвинулась, без которых не могло бы быть и самой такой конференции.

 

Во-вторых, Лигачев выступил очень ловко… М.С. в который раз убеждает, что партия, народ, страна выстрадали перестройку, что дальше так — гибель, что перестройка, естественно, выросла из кризиса и т.д. А Лигачев сообщает, что все зависело от интрижки в ПБ, что он, Лигачев, был «в центре событий» и вместе с Чебриковым, Громыко и Соломенцевым назначил Горбачева в марте 1985 г. …А могли они, эта четверка, назначить и другого! Сообщил он также и то, что как Томскую область сделал процветающей, так и всю страну может, если бы не мешала, мол, болтовня о свободе, демократии и гласности.

 

Процитировал Е.К. и Пушкина — насчет того, что «в диких звуках озлобления» он слышит голос одобренья. Это в контексте, что его ругает западная пресса и местные «прорабы перестройки», в то время как Горбачева этот самый Запад избирает «человеком года» и не устает им восхищаться.

 

Лигачев сумел сполна изложить свою платформу, в том числе и тем, что поддержал Бондарева — выступление à la «Нина Андреева».

 

Плюс — почему унылое настроение — от эпизода: Бакланова согнали с трибуны, Бондареву устроили овацию. Бакланову надо было после первых же хлопков и выкриков уйти. Это был бы поступок, вызов. А он уж очень хотел произнести речь, впрочем, достойную молодежно-литературного симпозиума, а не такого собрания, да еще после Бондарева.

 

<…> Перед последним днем конференции М.С. собрал нас (уже после заседания, часов в 9 вечера в комнате президиума Большого Кремлевского дворца), чтобы посоветоваться о своем заключительном слове. Были: Слюньков, Болдин, Яковлев, Фролов, Шахназаров.

Некоторые рассуждали, давали советы. Высказался и я, предложив: почему бы не сказать об уроках того, как прошла сама конференция, плюсах и минусах. В частности, невозможно, мол, пройти мимо такой «ложки дегтя», как выступление Бондарева. М.С. меня остановил, махнув на меня рукой: «А ты видел, как реагировал зал?»

— Видел! И от этого было особенно стыдно. И именно поэтому об этом тем более надо сказать.

Все смолчали. А М.С. отрезал: «Не буду я делать то, что ты предлагаешь!»

 

<…> Доволен ли я своей работой за эти месяцы подготовки и проведения конференции. Да, доволен. Я, действительно, много делал помимо участия в сочинении международных разделов и тезисов, и самого доклада, и первой резолюции. Яковлев — бригадир давал мне на переделку все остальные разделы (кроме экономики), причем, дважды.

 

И при проходке-передиктовке всех текстов — доклада и резолюций — я вторгался не раз, вызывая раздражение М.С. Тем не менее, он взял меня в первую комиссию — по первым двум главным резолюциям. И поскольку никакого «аппарата» при ней (165 чел.) не было, результаты дискуссии в комиссии превращал в текст я. И М.С. практически все принял, в том числе и знаменитую клятву, что «КПСС никогда больше не допустит ничего подобного культу и застою». Весь мир обратил на нее внимание: «КПСС этим достигла вершины разрыва с прошлым» (итальянская «Массаджеро»).