Курилла И.И.

Я буквально на полминуты займу ваше внимание тем, что поблагодарю организаторов за приглашение. Знаете, Михаил Сергеевич, в марте 85-го года мне исполнилось 18 лет. Поэтому отношение к тем временам для меня очень эмоциональное. Это время, когда все казалось возможным, когда все впереди, и все должно было становиться лучше и лучше. И этим юношеским надеждам очень соответствовала тогдашняя атмосфера в стране. Тот период остается для эмоционально очень насыщенным. Поэтому для меня особая честь быть приглашенным в Горбачев-Фонд. Извините за личное отступление.

Завязавшаяся дискуссия мне представляется очень интересной. То, что я скажу, может быть, будет рифмоваться с некоторыми положениями доклада Андрея Рябова и в меньшей степени с положениями Эмиля Паина.

Я считаю, что главная проблема и в истории России, и в том, что сегодня происходит в нашей стране, – это проблема отношения государства и общества. Некая смена отношений, некая смена моделей отношений началась как раз с периода перестройки. За прошедшее время мы были свидетелями и участниками нескольких периодов общественной активности.

Большинство выступавших сегодня все-таки говорили о политике и политической элите, политических структурах. Я меньше про это знаю и, честно говоря, мне менее это интересно. Наша политическая элита, к сожалению, не вызывает у меня ни интереса, ни доверия. Но когда здесь звучали оценки общества как неготового, атомизированного, у меня они вызывали протест. На самом деле общество структурировано. Оно гораздо менее структурировано, чем в развитых демократиях. Но в обществе есть структуры. Просто некоторые из них мы не замечаем, а некоторым придаем недостаточное значение.

В период перестройки общественная активность выражалась в политических движениях, в большой политизации общества. Мы все помним, что когда какой-то результат был достигнут, политические цели достигнуты (или казались достигнутыми), то эти движения прекратились. Это был первый этап общественного независимого движения. Тем не менее он был важным, он послужил уроком для значительной части общества, что можно добиться чего-то инициативой снизу.

Следующий этап – 1990-е годы, когда государство ушло отовсюду: государство ушло из сферы контроля, из сферы оказания социальных услуг, - был тоже очень важным. В то время мы проводили исследование некоммерческого сектора в Волгограде и обнаружили замечательную вещь: в городе, как грибы, стали расти общественные организации (огромное количество), и среди них было очень много сильных, самостоятельных и независимых. Это было новое явление к концу 90-х. Но бóльшая часть (я сейчас точно не скажу цифру), буквально 80 или 90% из активных серьезных некоммерческих организаций – это такие организации, как организации «Родители детей-инвалидов», это организации инвалидов, то есть те, кто иначе бы не выжил. Когда государство бросило их, им ничего не оставалось, как самоорганизоваться.

Это были очень тяжелые времена, было тяжело всем. Но если искать в этих временах положительную сторону, то положительное в том, что брошенные в воду, не умеющие плавать люди вынуждены были учиться плавать. И к концу 90-х годов у нас появилось, я думаю, в целом по стране достаточно большое количество энергичных, самостоятельных, независимых от государства общественных организаций. Но, прежде всего, такой направленности организации, которые помогали себе, своим членам и уже начали помогать окружающим.

В письменном варианте доклада А. Рябова было наблюдение, что демократы конца 80-х – начала 90-х годов надеялись на государство. Я абсолютно согласен. И в этом, я считаю, была серьезная ошибка. Потому что опираться на государство, на авторитарную модернизацию сверху означало возвращать Россию к нашему петровскому циклу – это тот путь, на который и вернул страну Владимир Путин, когда пришел к власти.

Наш шанс был в перестройке отношений между государством и обществом. Надо сказать, что в 90-е годы выстраиванием гражданских структур (если уж упомянуть о политиках) занимались не правые, не демократы, а левые. Коммунистическая партия Российской Федерации, надо сказать, в небольших провинциальных городах активно занималась тем, чем занимается обычно гражданское общество. Они там и клумбы сажали, и занимались защитой обездоленных, и занимались организацией и самоорганизацией общества. КПРФ – конечно, пример политической организации. Но, в общем-то, левые занимались гражданским обществом. Не правые. Правые пытались в правительстве, сверху продавить какие-то реформы.

Результат очевиден. Когда пришел Владимир Владимирович, ему не потребовались больше правые как идеологи, как технические проводники реформ. Оказалось, что общество у нас более левое, и структуры там более левые, что тоже очевидно и понятно.

В 2000-е годы, отмеченные реваншем государства, которое пытается возглавить создавшееся гражданское общество и выстроить некоммерческий и неправительственный сектор сверху, ставят сегодня нас перед проблемой: возвращается ли наше общество к новой «атомизации». Я считаю, что нет. Уровень самоорганизации не уменьшается с запретом и роспуском даже значительной части НКО – дело в том, что ее, самоорганизацию, нельзя свести к какой-то одной форме. Где же увидеть эти новые общественные структуры, какие слои общества готовы к осознанию не только своих интересов, но и своей гражданской ответственности?

Здесь я бы вернулся к теме нашего Круглого стола, которая мне кажется очень своевременной – теме о профессионализации и интеллигенции. Я не могу согласиться с прозвучавшим сегодня мнением, что профессионализация у нас циничная.

Дело в том, что сейчас те самые городские средние слои тоже можно разделить и посмотреть, кто там есть.

Я меньше бы в этом деле надеялся на бизнес. Он слишком у нас связан с властью, слишком зависим от власти. А вот профессионалы, те, кого мы называем гуманитарной интеллигенцией: преподаватели, ученые, профессионалы-врачи, может быть, профессионалы-юристы… Я считаю, что если где-то ожидать структурирование независимых от государства структур, то в этих профессиональных слоях.

Мне кажется, что это сейчас очень важно, особенно учитывая, что сегодняшнее государство пытается играть на поле профессионалов-гуманитариев. Когда государство пытается выстраивать символические структуры, когда государство пытается контролировать учебники истории и вообще все символическое пространство, профессионалам-историкам пора вспомнить, что это их поле. Им пора задавать собственные критерии допустимого в рамках социального конструирования, не идя на поводу у государственных элит. Необходимо выстраивать собственные системы идентичности (прежде всего, профессиональные критерии качества), позволяющие поддерживать альтернативные навязанным государством (и оппозицией) критерии взаимной оценки.

И голос гуманитариев уже слышен. Их профессиональная самоорганизация может стать следующим шагом в развитии гражданского общества в России. Я бы здесь хотел быть оптимистом.